Клетка

Глава 3. Лис

Темнота. В палате никогда не бывает темно. Обычно свет падает широкой полосой через дверной проём из коридора. Койка кажется непривычно мягкой. Может, это не палата? Может, я всё ещё в подвале? Боюсь пошевелиться. Страх сковывает движения. Опутывает липкой паутиной мысли. Неужели ничего не было, ни реанимации, ни дурки, ни тупицы Роди. И Астафьева не было. И сейчас из темноты донесётся шуршание, мерзкий звук перебора маленьких лапок. Раз. Два. Три. Соберись. Выдохни. Шевелю рукой — не прикован. Осторожно щупаю вокруг. Кровать. Значит, не сон. Я у того мужчины. Приподнимаюсь. Медленно встаю. Во рту сухо. Нужно найти Астафьева и попросить пить. А вдруг он спит? Лучше подождать до утра. А если утро не скоро? Можно самому найти кухню. Встал с кровати и понял — что-то не так. Да, я же совсем голый. Так не пойдёт. Вдруг столкнусь с кем-нибудь. Соорудил из простыни что-то вроде римской тоги. Наощупь вышел в коридор. Лестница должна быть справа. На первом этаже горит свет, и ступени достаточно хорошо освещены. Не хотелось бы запутаться в простыне, оступиться и скатиться вниз. Откуда-то раздавались приглушённые звуки. Свернул наугад в левый коридор, отходящий от широкого холла. Здесь хорошо. Свет приветливо и ровно горит. Одна из дверей приоткрыта. Заглядываю — вдруг за ней то, что я ищу. И застываю, чувствуя, как расширяются от немого ужаса глаза.

Это действительно кухня. На табурете, откинувшись к стене и положив руку на стол, сидел Астафьев. Одна рука судорожно стискивала край столешницы, а вторая по-хозяйски прижимала к паху рыжеватую голову увлечённого процессом парня. Минет сопровождался старательным причмокиванием и напряжённым покряхтыванием Астафьева. Гримасы на его лице быстро сменяли одна другую. И когда по нему пробежала судорога, Астафьев звучно выдохнул и резко подался всем телом вперёд. Но тут черты исказились гневом, и на щёку парня опустился тяжёлый кулак. Парень отскочил и, оказавшись у тумбы, спиной опёрся на нее, потирая скулу, на которой наливался синяк. В тёмных глазах на мгновение вспыхнул огонёк и тут же угас.

— Зубы! Сколько можно говорить? — гневно вскрикнул Астафьев.

В животе скрутило внутренности. Он ничем не отличается от них. Он лгал. Он будет заставлять меня делать это. И будет бить. Опять подвал. Только больше и комфортнее. Схватился пальцами за косяк двери, как будто он мог удержать меня здесь, не дать разуму уплыть в туман. Не хочу! Не хочу. Бежать! Развернулся неосторожно и задел дверь. Она с грохотом ударилась о стену, а я замер на месте. Парень сначала удивленно, а потом оценивающе посмотрел на меня, и на его лице появилась кривоватая ухмылка. Астафьев спешно запахнул полы своего махрового халата. В его взгляде застыл неподдельный ужас. Не думал, что я узнаю, что ты мудак? А я оказался не в то время, не в том месте. Пользуясь тем, что Астафьев в ступоре, и явно не знал, что делать, тихо развернулся и ушёл. На улицу идти бесполезно. Там охрана. Живо поймают и точно будут бить. Есть только один выход, который мне показался единственно правильным. Пройдя по коридору спокойным шагом, по лестнице я уже нёсся. Добежал до ванной и принялся лихорадочно шарить по полкам. Мне нужно лезвие. Обычное лезвие. Но здесь только разноцветные флакончики, триммер и футляр с электробритвой. Взгляд упал на отражение в зеркале. Взъерошенный, с безумным огнём в глазах и дрожащими побелевшими губами. Нет, это не безумие! Это спасение. Я не останусь в этом подвале. Снял со стены зеркало и швырнул о кафельный пол. Оно разлетелось со звоном на несколько крупных осколков. Трясущейся рукой выбрал самый подходящий, похожий на вытянутый треугольник. Решительно приложил осколок к запястью. Страшно решиться. Зажмурился. Резкое движение вниз. Тут же распахнул глаза от резкой боли. Несколько секунд зачарованно смотрел, как кровь стекает широкой вишнёвой струйкой. Что-то я делаю не так. Точно. Должна быть вода. Холодная, теплая? Пусть будет холодная. Ванна будет набираться долго. Встану под душ. Карабкаюсь через бортик ванны, оставляя на ее белизне кровавые подтёки, такие же, как и на терракотовой плитке пола. Повернул вентиль до упора, и на меня обрушился поток ледяной воды. Вскрикнул, чуть не отскочив в сторону, но заставил себя оставаться на месте. Так надо. Тело трясёт. Ткань простыни неприятно липнет. Зубы колотятся друг о друга. Ледяные капли нещадно бьют. А я смотрю на розоватый водоворот, образовавшийся над сливным отверстием.

— Да что ты будешь делать? — Астафьев неожиданно материализовался передо мной. Перекрыл вентили. А я спрятал порезанную руку за спину, будто так он ничего не заметит и не поймёт.

— Олежка, зачем ты… — он не находил слов.

— Так надо.

— Прости меня, прости дурака. Ты не должен был там быть. Не должен.

Посмотрел с участием:

— Больно?

— Прикольно! Порежься и узнаешь.

Он снял с крючка белый махровый халат и протянул мне. А я вжался в дорогой кафель. Он не решался придвинуться ближе, а я не умел просачиваться сквозь стены. Поэтому так и стояли, каждый на своей позиции.

— Придурок! — громкое восклицание заставило Астафьева обернуться, а меня вздрогнуть.

— Это же надо было так загадить ванную.

Парень, которого я видел в кухне, осторожно пробирался к нам, пытаясь не наступить на стёкла.

— Не успел приехать, а уже от тебя столько ущерба, — ворчал он.

Решительно забрал у Астафьева халат и прошипел:

— Уйди.

Хозяин дома особо не радовался, что его так бесцеремонно выпроваживают, пытался возразить, но уступил.

— Прежде чем убиваться, хотя бы узнай, как это делается, — в глазах, которые оказались совсем не тёмными, а тёплого медового цвета ни капли сочувствия. — Закутайся. Губы синие. Ещё заболеешь.

Видя, что я не собираюсь внимать его словам, забрался в ванну, стянул с меня мокрую простыню и набросил халат на плечи, окутавший волной уже знакомого успокаивающего древесного запаха и тепла.

— А ты что это резаться удумал? — насмешливо спросил, похлопывая по халату, чтобы ткань впитала воду.

— Он тебя ударил.

— И что? — хмыкнул он. — Мне нравится боль. Это не более чем игра двух взрослых людей.

— Мне не нравится боль, — процедил сквозь зубы, злясь на покровительственный тон этого мальчишки по виду на несколько лет старше меня.

— Ага, и ты убежал сюда доказать, как она тебе не нравится, исполосовав себе руку. Ты, правда, придурок. Кстати, я Лис. А ты?

А я молчал.

Он помог выбраться и следил, чтобы я не наступил в битое стекло. Всю дорогу придерживал, особенно крепко на лестнице. Усадил в кухне на табурет. Астафьев курил у раскрытого окна. Увидев нас, строго процедил:

— Руку покажи.

— Шить надо, — с интонацией эксперта заключил Лис. — Звони Нине. Что-то мне подсказывает, что в травмпункт ты его не повезешь.

— Нина мне всю плешь проест. В первый же день и эксцесс.

Парень усмехнулся улыбкой, которую я расшифровал как «так тебе и надо»:

— Ладно, я спать.

Астафьев нахмурится своим мыслям, заварил чай, щедро насыпал в чашку сахар и поставил передо мной:

— Значит так, всё, что происходит у нас с Лёшей, тебя не касается. Ты — это совсем другое дело.