Клетка

Глава 5. Плата за рай

Утренний воздух пропитан мглистой дымкой. Через влажный туман еле виднеются чёрные скелеты деревьев. Иду, загребая мёртвую побуревшую листву. Глубоко вдыхаю сырой, прелый запах поздней осени. Сзади слышится тихое шуршание. Останавливаюсь. Прислушиваюсь. Лёгкий шорох палой листвы. Через мгновение стихает. Иду. И снова слышу его отчётливо. Холодом по позвоночнику мысль — кто-то следит за мной. Это они. Нашли меня. Проникли сюда. Теперь расправятся со мной. Натягиваю капюшон глубже. Ускоряю шаг. Быстрее в дом. Там безопасно. Сердце колотится о рёбра. В висках пульсирует. Чудовище, проснувшись после долгого сна, вопит мне в уши. Беги! Спасайся! Только не оборачивайся! Обернёшься — тебе конец!

Нет. Так нельзя. Нельзя всю жизнь трястись подобно зайцу, не смея посмотреть опасности в глаза. Я не жертва. Приказываю себе остановиться, но ноги не желают слушаться и делают несколько шагов по инерции вперед. За спиной тихо. Медленно поворачиваю голову. Метрах в пяти от меня широкоплечий мужчина в черной куртке с накинутым на голову капюшоном. Видел его пару раз. Он из охраны. Весь пережитый страх трансформируется в раздражение и обрушивается на него слишком недобро заданным вопросом:

— Вы так и будете ходить за мной по пятам?

Охранник развёл руками:

— Указание господина Астафьва.

Психую. Не доверяет мне Астафьев. Боится, что сбегу. Приставил мордоворота. Указание, говоришь, выполняешь. Ну тогда отрабатывай! Срываюсь с места и несусь во весь дух. Охранник тяжело затрусил следом. Да ты, приятель, не в лучшей физической форме. Или ботиночки неудобные? Нарезаю несколько кругов, огибая дом. Лёгкие обжигает огнём, но я терплю, и только когда начинает колоть в боку, резко останавливаюсь, опускаю руки на колени и дышу, как запыхавшаяся собака, разве что язык не вываливаю наружу. Охранник шумно выпускает ртом воздух — не доволен. Да ты сердечно благодарить меня должен за утреннюю пробежку: это полезно для здоровья. Ухмыльнулся своим мыслям и направился к скамейке. Она мокрая, но ноги гудят так, что стоять просто невозможно.

В окне маячила Маша в белой блузке с почему-то ненавистным мне чёрным кружевным воротничком. И чего встала в такую рань? В руке у неё кофейная чашка, из которой она отпивала мелкими глоточками. И пялилась в упор. Еще одна надзирательница. Подошёл к дому, стал под окно второго этажа и крикнул ей, широко улыбаясь:

— Тоже следишь, да? А что ты сделаешь, если со мной что-нибудь случится? Метнёшься через стекло и спилотируешь на меня, как Бэтмэн?

Жестом показала мне, что ничего не слышит, но добродушно улыбнулась в ответ, кивнула и отсалютовала чашкой.

Охранник молчал, неодобрительно качая головой.

За завтраком Маша великодушно приготовила бутерброды на всех. Игнат Борисович, так, оказывается, звали моего верного стража, слишком ответственно отнёсся к своим обязанностям и решил оберегать меня даже здесь. Вдруг захлебнусь чаем или колбасой подавлюсь. И тогда он меня героически спасёт. Даже предусмотрительно отодвинул от меня маслёнку, с лежащим на ней столовым ножом. Как мне кажется, исключительно для того, чтобы произвести на Машу впечатление. Явно польщенный женским вниманием к его бицепсам, он сложил руки на столе так, чтобы Маша своими подслеповатыми глазами лучше рассмотрела бугрящиеся мышцы. Его действие возымело нужный эффект: Маша заботливо подлила ему чай, приготовила очередной бутерброд и с улыбкой следила за его стремительным поглощением.

— Завтра опять ни свет ни заря гулять пойдешь? — усиленно работая челюстями, поинтересовался Игнат.

— Может быть, — пусть будет в тонусе.

— А вы бы не хотели к нам присоединиться? Утренние прогулки чрезвычайно полезны, — словно между прочим спросил он у Маши.

— Ну, если вы настаиваете, — кокетливо улыбнулась она.

Видел бы всё это Лис. Но он ещё в постели. Точнее, уже. Столкнулся с ним у входа, когда возвращался с пробежки. Он пьяно улыбнулся и чуть не растянулся на ступеньках крыльца. На предложение помочь буркнул невнятно что-то не слишком цензурное и махнул рукой.

Так прошла неделя. Теперь на утренних прогулках Маша и Игнат чинно вышагивали за мной, о чем-то мило беседуя, и, кажется, не обращали на меня внимания. Игнат перестал реагировать на провокации и уже не срывался в бег. Маша начала красить губы винной помадой, а от Игната стало пахнуть не табаком, а парфюмом. Все эти дни Лиса видел мельком. Он просыпался ближе к вечеру, неспешно ел, потом долго собираелся, тщательно выбирая образ. Крутился перед огромным зеркалом в прихожей. И на ночь глядя вызывал такси и уносился неизвестно куда.

Все изменил один звонок. Наша устаканившаяся жизнь полетела ко всем чертям с произнесенным Машей: «Алло! Я вас слушаю». Она вышла из кухни в коридор, а когда вернулась обратно, её обычно румяное лицо выглядело мертвенно-бледным, нижняя губа дрожала, а пальцы хаотично и беспрерывно цеплялись друг за друга.

— Дочь попала в аварию. Она в реанимации. Я нужна ей, — бесцветно произнесла она.

-Я попрошу ребят, кто-нибудь вас отвезет, — Игнат резко подскочил со стула.

— Спасибо вам, спасибо, — она пожала пухлыми ручками его лапищу и залила её слезами. — Я поговорю с Астафьевым. Он поймёт меня.

Она поднялась к Лису. Я плёлся следом за ней. При всей неприязни к Маше, мне её очень жаль. Лис спал, и Маша легонько тормошила его за плечо до тех пор, пока его глаза не приоткрылись.

— Лёша, пообещай мне, что присмотришь за Олегом. Глаз с него не спускай.

Лис сонно вытаращился на неё, потом, зевая, ответил

— Не беспокойтесь, Маша. Присмотрим. Всё будет в лучшем виде, — и тут же отвернулся к стенке.

Не знаю, поверила ли ему Маша, но она кивнула т сама себе и ушла собирать свой чемоданчик. Конечно, я был рад избавиться от её присутствия, но не такой ценой.

На следующее утро таблетки мне выдал Игнат. Но до Маши ему далеко. Он не заморачивался с заглядыванием в рот, чтобы проверить проглотил ли я их. Поэтому таблетки оказались прикопанными в горшке с розовой фиалкой на подоконнике спальни. Лис проснулся ближе к обеду. Мы встретились с ним на кухне. Выглядел он неважно. Глаза болезненно покраснели и слезились. Ёжась и кутаясь в свой бежевый халат, надетый поверх спортивного костюма, он поставил перед собой чашку горячего чая, обхватил её обеими руками, пытаясь согреться.

— Подай салфетки. Лучше сразу пачку, — нос у него явно заложен, голос звучал гнусаво.

— Простыл?

— Угу, — пробурчал он.

— Выпей таблетки.

— Уже.

Салфетки изводятся одна за другой на его потёкший нос.

— Бабушка мне в нос лук обычно капала. Он хорошо помогает.

— Иди ты в жопу со своим луком, — огрызнулся он.

К вечеру его состояние ухудшилось. Он не ужинал, опять ограничился чаем. Тело сотрясало от постоянных чиханий.

— Давай я Игната попрошу, он лекарства купит.

— Говорю же, выпил уже. Скоро всё пройдёт.

— Может, ноги попаришь?

— Слышишь, Малахов, задолбал уже своими народными рецептами. Шёл бы ты куда-нибудь, а то заразишься.

Ночью тихонько пробрался к нему в спальню. Вдруг у него жар, а ему и помочь некому. Наклонился над ним и хотел прикоснуться ко лбу рукой, но увидел, что он не спит. Он скрутился на кровати, кутаясь в одеяло, дрожа всем телом. Дотронуться не решился. Сходил к себе за одеялом, укрыл его осторожно.

— Что не спишь? — шёпотом спросил он.

— Не спится, — так же шёпотом ответил.

— Хочешь сделать доброе дело?

— Какое? — с готовностью спрашиваю.

— Съебись отсюда, пожалуйста. Не мозоль глаза.

— Как пожелаешь.

Проглотил обиду и ушёл к себе.

Утром он опять пил гольный чай на кухне. После отъезда Маши Игнат здесь не появлялся. Жаль, он мог бы вправить Лису мозги и заставить лечиться нормально.

— Поешь. Я яичницу сделал.

— Не хочу.

После очередного глотка чая Лис едва успел прикрыть рот рукавом, сдерживая рвотный позыв, и пулей вылетел из-за стола. Он не прикрыл за собой дверь туалета, и я, стоя рядом с ней, слышал, как его нещадно рвёт. Потом, судя по звуку, Лис прополоскал рот и умылся. Выходя, он криво, вымученно улыбнулся и направился к себе. Весь день он курсировал из комнаты в уборную. Слышал его шаги из своей спальни. В конце концов, не выдержал и вышел. Как раз вовремя. Лис, держась за живот, снова скрылся за дверью туалета. Щелчка замка я не слышал — Лису не до того. Открыл дверь. Лис сидел на толчке, откинувшись спиной к стене. Вид у него жалкий. Волосы слиплись от пота. Лоб покрылся испариной. Лицо искажено мучительной судорогой. Пальцы судорожно сжимают рулон туалетной бумаги.

— Какого ты сюда запёрся? — даже его голос звучал слабо.

— Я… я хотел сказать, может, скорую? У тебя, наверное, кишечная инфекция. Это очень серьёзно.

— Заебал ты своей заботой! Сдрыстни нахер, — швырнул в меня рулоном, попав прямо в грудь.

Попятившись, вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Услышал его сдавленные ругательства. Ну и ладно. Будешь умирать — и близко к тебе не подойду.

Вечером всё же решил проверить, что с Лисом. К ужину он не спускался. Может, окочурился уже, придурок. Дверь в его комнату приоткрыта. Мне видно, как он расхаживал по комнате и разговаривал с кем-то по телефону на повышенных тонах. До меня отчётливо доносились его реплики.

— Ты вообще охренел? Три дня не могу до тебя дозвониться.

— Да я сдохну скоро! Не дашь в долг?

— Да вот так нет денег! Представляешь? Уехала кредитка в командировку, — Лис почти орал.

— Слышишь, у меня шмотки хорошие, брендовые. Новые, с ярлыками. Толкнёшь быстро.

Ответ его удовлетворил, судя по радостному выражению лица. Но вскоре он опять нахмурился.

— Как завтра ближе к вечеру? Я не протяну. Давай шустрее.

Он отключил телефон, шумно выдохнул. И тут заметил меня:

— А ты давно тут?

В два прыжка он оказался рядом и вжал меня в стену.

— Я погляжу, у тебя есть привычка подслушивать и подсматривать. И что же ты слышал?

Его лицо было совсем близко. Бездны почти полностью затопивших радужку зрачков вперились в меня, засасывая в пропасть отчаяния. Пальцы крепко вцепились в толстовку, натягивая ворот так, что стало трудно дышать.

— У тебя не простуда. И не кишечная инфекция.

— И что же у меня? Ты же любишь ставить диагнозы, — его губы скривились.

— Ты наркоман.

— И ты теперь расскажешь все Астафьеву? Хороший способ от меня избавиться и остаться единственным. Так?

— Не так.

— Боишься меня, — его хватка стала крепче. — Правильно. Бойся. Скажешь кому, закопаю под черёмухой.

— Не боюсь. Это твоё дело. Твой выбор.

Пальцы Лиса медленно разжались.

— Даже так? Это меня вполне устраивает. Одной проблемой меньше.

Он всё ещё давил на меня телом, но черты лица его заметно смягчились. Несколько мгновений он вглядывался в мои глаза, будто желая удостовериться, что не ошибся. Потом отпустил, возвращая способность дышать полной грудью, и привалился рядом со мной к стене.

— Теперь ещё бы протянуть до завтра, — шумно выдохнул он.

Внезапно меня осенило:

— Я знаю, что тебе поможет.

— Неужели подорожник на одно место? — кривовато ухмыльнулся Лис.

Слишком активно покачал головой:

— «Реланиум». От него точно станет легче.

— И откуда такие глубокие познания? — в голосе парня нескрываемый скепсис.

— В дурке просветили.

— Дай догадаюсь. Мы сейчас пойдем к Игнату и попросим отсыпать немного таблеток, — саркастический смешок.

— У меня есть немного. Правда, они чуть-чуть поюзанные и не совсем чистые, — неохотно признался, пытаясь скрыть смущение. Неловко предлагать кому-то то, что до этого обсасывал.

Он посмотрел на меня прищурившись сквозь густые ресницы, потом махнул рукой:

— Чёрт с ними. Давай!

Выковыривая прикопанные таблетки из горшка, почувствовал спиной взгляд Лиса и представил физиономию, с которой он наблюдал за мной. Факт, что цветы иногда поливают, при закапывании таблеток учтен не был, и теперь в моей руке очутилось странное месиво, абсолютно не напоминающее лекарство.

— А ты не мог спрятать их в другом месте? Когда ты говорил, что они не совсем чистые, я не думал, что они будут выглядеть как уличная грязь.

— Тебя что-то смущает? — старался не смотреть на земляной комок на ладони, прожигающий кожу.

— Нет, что ты! Всё отлично, — усмехнулся в привычной ему манере.

Подумал, каким идиотом выгляжу. Стиснул челюсти, чтобы он не увидел подступившие слёзы.

— Я иду выбрасывать, — голос всё же дрогнул.

— Давай выпью. Хуже всё равно не будет, — осторожно взял с ладони влажную землю, смешанную с таблеткой и запил водой прямо из графина, как обычно стоящего на подоконнике.

Не знаю, помог ли ему «Реланиум», но он на протяжении часа мерял шагами свою комнату. Периодически останавливался, растирая икры.

— Приляг, — неуверенно посоветовал, боясь, что опять пошлёт меня куда подальше.

Но он ответил без уже привычного раздражения.

— Так легче. Хотя нет. Ни черта не легче.

— А что болит?

— Мышцы, кости. Не знаю. Всё болит.

На его лбу крошечными росинками проступил пот. Он закусил пересохшие губы.

— Не помогло? Совсем? — скорее утверждал, чем спрашивал.

— Обычно ещё хуже бывает. Слушай, будь другом. Сходи в ларёк. Здесь недалеко. Купи пару шоколадок. Только самых обычных. Без ничего.

— Я не смогу. Прости.

— Да что здесь сложного? Игнат отпустит или с тобой сходит, — зарождающееся недовольство быстро сменилось жалостливым тоном. — Прошу тебя, помоги мне, а?

Опустил глаза, внимательно изучая ворс ковра. Всё равно куда смотреть, лишь бы не сталкиваться с этим выворачивающим душу взглядом.

— Хорошо. Я схожу, — выдал обречённо.

Лис радостно улыбнулся и начал выворачивать карманы своих курток. Наконец, он нашёл пару смятых соток и вручил мне.

Игнат не особо противился моей просьбе. Взял с меня обещание, что со мной ничего не случится, предупредив, что в противном случае Астафьев лишит его головы.

У калитки замешкался. Всего шаг между ставшим мне привычным, вроде бы безопасным маленьким мирком и неизвестностью. И его трудно сделать. Перед глазами непрошено всплыл образ Лиса. Шаг вперед.

Ничего страшного не произошло, мир не рухнул. До ларька квартал, как и говорил Лис. Его даже видно отсюда. Недалеко. Но вот-вот начнёт темнеть. Нужно ускориться. Откуда-то сбоку мне под ноги бросилось что-то серое. Крыса! Страх налил свинцом руки и ноги. В горле застрял крик. Застыл, забывая дышать. Как в тумане, повернул голову вслед мерзкому существу. Елки-палки! Никакая это не крыса. Маленький дымчатый котёнок. Рассмеялся над собой, громко в голос. Кто услышит, подумает — дурак. Но тут из-за поворота вырулила машина. И всё вокруг вдруг начало кружиться в дикой пляске. Серое вечернее небо поменялось местами с серой дорогой. Потерял равновесие, не мог удержаться. Хватая воздух руками и шатаясь из стороны в сторону, добрёл до столба и вцепился в него руками. Это просто машина. Кто бы там ни был, ему нет до меня дела. Убеждал, уговаривал себя. На беду машина притормозила рядом. Сердце колотилось так, что, казалось, ещё немного и я его выплюну. Окно приоткрылось:

— Эй, парень, тебе плохо? Помощь нужна?

Отчаянно замахал головой. От ужаса даже не мог разглядеть водителя.

Звук удаляющейся машины вернул меня в нормальное состояние. Как можно быстрее в надежде избежать встреч с другими людьми, дошёл до ларька. Купил шоколад и помчался домой. У ворот стоял Игнат, вглядываясь в сумерки, высматривая меня. Наверное, лишаться головы ему отчего-то не хотелось.