Кристальный шторм (ЛП)

Глава 19. Амара. Пелсия

Над пелсийцами, собравшимися, чтобы услышать Амару, кружил золотой ястреб. Сама она стояла у открытого окна в своих жалких покоях, взирая на нетерпеливые лица. Кто-то из них не понимал, что делать в деревне их вождя, ведь врата её были закрыты столько времени с того момента, как он воцарился в пыльном царстве бедных и несчастных людей. И впервые они блуждали по лабиринту города, так напоминающего оранийскую столицу — только тут драгоценности сменили на глину, кирпичи, камни, грязь.

— Ваша милость, может, стоит повременить с речью? — проронил Курт. — Тут куда безопаснее, да и повстанцы близко…

— Вот потому меня постоянно окружает стража, милый Курт, — она бросила на него короткий взгляд, лишь на миг отвернувшись от окна. — Повстанцы всегда рядом. Ведь они не понимают меня. Многие ненавидели моего мужа, моего отца, кто-то будет бороться и против меня. Но я буду говорить со своими гражданами, ведь они готовы принять меня без капли сомнений. Я подарю им надежду, и у них будет то будущее, на которое столько лет они и надеяться не могли.

— Ваша светлость, это прекрасно, но… Пелсийцы — это просто дикари, быстро вспыхивают ненавистью и насилием…

— А так же говорят о крешийцах, — раздражённо ответила она на его слова. — Или ты не слышал? Так я скажу.

— Ваша Милость…

Она лишь подняла руку, останавливая его упрямо и твёрдо.

— Сегодня я буду говорить. И никто меня не остановит. Даже если вокруг множество повстанцев, даже если мои солдаты не хотят хранить мне предельную верность — именно потому мне нужна их поддержка. Никто не имеет права перечить мне. Ты понимаешь?

Он покраснел и низко поклонился, осознав, о чём речь.

— Ваша Светлость, я не имел в виду ничего такого…

Он не договорил — отворилась дверь, и в комнату вошла Нерисса.

— Императрица, уже пора.

— Прекрасно. Я готова, — пальцы Амары скользнули по шёлку её платья. Она так редко надевала его в Крешии — но всегда брала с собой в путешествия, чтобы можно было продемонстрировать прекрасную фигуру. Под лучами пелсийского солнца жемчужины и маленькие бисеринки, изумруд и аметист будут сверкать, будто маленькие светила.

Снаружи её ждала стража, и Амара, коснувшись на мгновение ладони Нериссы, направилась к огромному помосту, по высоким деревянным ступеням поднялась наверх, посмотрела на огромную толпу, остановившуюся в деревне, будто бы руководимую неведомой магией. Да, вот они — её подданные. Они будут впитывать в себя каждое её слово, будут вещать о её славе всем, кто только способен услышать. И однажды именно они первыми узрят в ней их богиню. Сияющую и прекрасную.

Толпа заревела в приветственном крике, и в воздухе чувствовалась радость одобрения. Амара не удержалась — бросила взгляд на Нериссу, но та улыбнулась и кивнула, призывая её к словам. И императрица подняла руки — толпа затихла, благоговейно воззрившись на неё.

— Мои прекрасные пелсийцы, пережившие столько бед за годы, которым не было конца! — голос её звучал зычно и разносился над всей толпой. — Я — Амара Кортас, первая крешийская императрица — и теперь вы не митиканцы, не жители царства, которое убивало вас сотню лет, теперь вы крешийцы — и будущее ваше ярко, будто солнце, что сияет над нашими головами!

Толпа заревела, и Амара умолкла на мгновение, рассматривая их лица, потёртую изношенную одежду, уставшие, но счастливые взгляды. Эти глаза видели столько королей, что лгали им, что убивали их, заставляли страдать. Вот только в них всё ещё сияла надежда, надежда на то, что она спасёт их всех.

— Мы обогатим землю! Мы заставим её буйствовать и дарить богатство и счастье вам и вашим семьям! Мы привезём сюда скот, что будет вас кормить, а славное пелсийское вино будет принадлежать только вам, и вы двадцать лет не будете знать ни единого крешийского налога на него! Законы не давали вам продавать вино, вот только теперь оранос сломлен. И я вижу, что Пелсия — это одно из самых сильных звеньев моей империи, я хочу, чтобы она расцвела, будто бы крешийская столица! Верьте мне — ведь я верю в ваши силы! Вместе мы победим голод и холод, вместе мы будем шагать рука об руку в прекрасное будущее!

Толпа вновь загудела, и на мгновение Амара позволила себе зажмуриться, потянуться всем своим естеством к их силе, пьянящим чарам могущества толпы. Оно стоило её жертвы. Стоило того, что она отдала. Эта бесконечная сила…

Разумеется, теперь она понимала, почему отец делал столько всего, пока правил. Ему нравилось чувствовать их послушание, их обожание, благоговение — это заставляло забывать его о делах насущных и давало возможность насладиться самым прекрасным напитком во всём мире — не вином, что творят пелсийцы, а кипучей смесью веры и силы. Веры в то, что король сильнее бога. Король сильнее всего.

Она могла нарушить обещание. Она могла сделать всё, что угодно. Но в их надежде всё равно была дикая, неподвластная пониманию магия, такая богатая, такая чистая, что ей хотелось раствориться в ней навеки.

— Ваша Милость! — прорвался сквозь её восторг испуганный голос Нериссы.

Амара распахнула глаза — и успела заметить, как блеснула стрела, а после стражник оттолкнул её, и она впилась в его горло, оросив всё вокруг кровью.

— Что происходит?!

— Повстанцы! — Нерисса схватила её за руку, а ещё две стрелы прозвенели совсем близко, став последним мигом жизни для ещё двух стражников.

— Что? — прошептала Амара. — Сколько их?

— Не знаю! — Нерисса вскинула голову, пытаясь рассмотреть что-то в толпе, и тут же просвистела ещё одна стрела. — Двадцать, тридцать… Может, больше!

Амара с ужасом наблюдала, как её армия ворвалась в толпу, пытаясь остановить повстанцев. Они рубили всех, кто оказывался на их пути, мятежников или мирных пелсийцев. Толпа взорвалась паникой, отчаянно пытаясь убежать, вспыхнул хаос — крики страха, звон возмущения и приторный запах крови зависли над огромной площадью. Пелсийцы сбегали от оружия, хватались за ножи, а надежда таяла на их лицах. Теперь они дрались не только солдатами, но и друг с другом, вырывали у крешийцев оружие, обращали всё вокруг в кровавую кашу, дрались и врукопашную, обращая весь мир в один сплошной поток ненависти.

Дикари всегда жаждут насилия. Курт был прав.

Матери хватали детей, рыдали, пытались умчаться подальше — боже, как же много в женщинах было того разума, той осторожности, что никогда не станет свойственна мужчинам!

— Что же делать? — Нерисса опустилась на дощатый пол рядом с Амарой, прижимая императрицу к трибуне, пытаясь укрыть её от вражеских стрел.

— Не знаю, — прошептала Амара, но тут же почти до крови прикусила язык — так сильно ей хотелось забрать свои слова обратно. Испуг! Она ведь не жертва! Она не падет на колени сегодня, она не сдастся им когда-либо! И страх её обратился в гнев — что б ни случилось, она не ждала этого. Да, люди жестоки, но они могли стать её союзниками, они были готовы принять её, и теперь те, кто разрушил её идиллию, заплатят своими жизнями.

Амара вскочила на ноги, сжимая руки в кулаки — но за спиной раздались шаги, что можно было расслышать даже сквозь шум толпы. Она обернулась — и увидела, как рухнули два её стражника с перерезанным горлом, а за нею стоял её ночной кошмар. Один из тех, кто посещал её странными холодными ночами в снах и заставлял вскрикивать от ужаса.

— О, принцесса. Готов поспорить, что вы меня тут увидеть не ожидали.

Феликс Габрас держал меч в нескольких сантиметрах от её горла. Боги, ведь она чувствовала! Сколько снов она видела, где умирала от его руки?

— О, Феликс… И всё это только ради того, чтобы добраться до меня? — она отшатнулась от него, от тени её прошлого, человека, которого она давно уже похоронила в своём сердце рядом с могилой отца, матери, братьев. Бедного Ашура…

— Серьёзно? — он хмыкнул. — Я просто наблюдал. Но тут такая прекрасная возможность… Я думаю, что многие жаждут твоей смерти. Вот только это плата за все мои страдания. Именно мне достанется эта честь.

Она скосила взгляд — ещё трое стражников рванулось к нему, но их несколькими взмахами меча остановил ещё один молодой мужчина — тёмные волосы, злые глаза.

— Это плохой план, Феликс! — прокричал он. — Мы не собирались этого делать! Ты нас погубишь!

— Тише, Таран, — голос его звучал холодно и вкрадчиво. — Мне надо пообщаться со старой знакомой.

Амара почувствовала, как лезвие прижалось к щеке, и посмотрела на чёрную повязку на его лице.

— Твой глаз…

— Его уже нет. Спасибо, дорогая.

Она содрогнулась.

— Я понимаю, ты должен ненавидеть меня за то, что случилось…

— Ненавидеть? — он изогнул тёмные брови и немного сдвинул повязку. — О, ненависть — это такое маленькое, ничтожное слово…

Амаре хотелось увидеть, что хоть где-то есть стража, способная её спасти, но арбалет и меч Тарана, казалось, были непроходимой границей. Амара заглянула в единственный глаз Феликса и попыталась придать голосу столько сожаления, сколько могла вообще выдавить из себя.

— Всё, что ты пережил, мой зверь… Как я могу исправить это? Как я могу искупить свою вину, мой родной?

— Не смей так меня называть. Ты потеряла это право, оставив меня умирать в подвалах, — лезвие вновь коснулось её лица, подталкивая к толпе. — Видишь, что ты натворила? Это ты виновата. Смерть на кончиках твоих пальцев, смерть в тебе, ты и есть смерть!

Она бросила взгляд на толпу, чувствуя, что не может стоять просто так на месте. Сколько мёртвых, затоптанных, убитых соотечественниками или солдатами… Да, он прав, она виновата. Она так желала почувствовать их любовь, но опять добилась только боли и разочарования. Смерти. Это всегда смерть — и только золотой ястреб кружится над толпой и кричит, плачет по своему прошлому. А ещё — птица мчится над кем-то спрятавшимся в волне хаоса, над рыжеволосым мальчишкой, что прорывается к сцене. Друг Клео, Ник… Тот, кого так желал Ашур.

Амара с ужасом наблюдала, как пелсийцы схватили его, сорвали кошелёк — а Ник схватился за него, и острый нож утонул в его груди… Бедный Ашур! Тело Ника обмякло, он осел на колени, рухнул… Её вина, её вина! Но нет — ведь это просто несчастный случай, разве? Просто обстоятельства… Она не убивала друга Клео. Не убивала мужчину, которого так жаждал её брат. Она не может нести на своих плечах это бремя, непосильное даже для самого жестокого человека. Ведь она ненавидела своего отца, она ненавидела своих братьев, а ненависть делала её сильной. Ненависть и сила. Сила и ненависть. То, за что она хваталась столько лет!

Женщины никогда не были слабы. Они — лидеры. Воительницы. Королевы. И Амара видела в своей жизни врагов страшнее, чем Феликс Габрас. И она могла заставить свой голос дрожать, обращаясь к нему, но сама она дрожать не будет.

— Но ведь ты выше этого, Феликс. Убить безоружную девушку… Нет. Это так низко для тебя, мой милый.

— Не для меня? Я убийца, любовь моя. Убийца! Вот что я умею делать.

Она видела, как на его друга наваливались всё новые и новые враги. Она должна продержаться — и она победит. Опять победит.

— В моих руках треть мира! Чего ты хочешь? Я могу сделать тебя самым богатым человеком на свете.

— Не очень, знаешь, — пожал он плечами.

Удивительно — ведь он никогда не был таким, как остальные мужчины, что она их знала. Но… Это не имело значения.

— Женщины? Десять, двадцать, сотня девушек, что мечтает только о тебе…

— А откуда мне знать, — его улыбка была такой холодной, такой жуткой, — что они не такие же, как ты? Нет времени для сделок, императрица…

На глазах Амары заблестели слёзы. Она столько времени не плакала, вот только умела — умела вызывать эти солёные капельки на глазах, чтобы быть слабой, чтобы заставить их забыть о ней, чтобы просто избежать наказания, а потом выйти и победить. Разрушить то, за что они так хватались. Как хорошо может играть женщина, когда её недооценивают, как прекрасно эти солёные ручейки текут по её щекам!

— Ведь я хотела освободить тебя, а они сказали, что ты умер, когда попытался бежать… Моё сердце едва не умерло от мысли, что я навеки тебя потеряла… Я должна была тебе рассказать, всё рассказать, но я испугалась… Я никому никогда не доверяла, понимаешь? Послушай, ведь я не желала тебе зла, я люблю тебя, люблю больше всего на свете! И… И это всегда будет так, вопреки тому, что ты сделаешь сегодня…

— Что ты сказала? — её слова будто бы оглушили его. — Ты любишь меня?

— Люблю. Я тебя люблю.

Кончик его меча дрогнул, но тут же взметнулся вверх.

— О, как это прекрасно, любовь моя, но ведь я не настолько глуп, чтобы поверить… Время умирать, дорогая.

Одна минута — и Карлос толкнул Феликса наземь. Она даже не успела вдохнуть воздух, а Феликс и Таран стояли перед нею на коленях, а Нерисса стояла рядом и сжимала её ладонь, пытаясь успокоить свою прекрасную императрицу.

— Все остальные мертвы, ваша Милость, — проронил Карлос. Лицо его пересекала полоса крови.

Она лишь кивнула, а после посмотрела на Феликса — тот пожал плечами.

— Ну, я попытался.

— Следовало быть быстрее.

— Мне столько хотелось высказать… — он широко улыбнулся, но взгляд его оставался ледяным. А после он лишь на мгновение посмотрел на Нериссу — и вновь на императрицу. — Ну что, поговорим опять о гареме, родная?

Амара протянула руку, касаясь его щеки.

— Мне жаль, что твой глаз пострадал. Мне правда нравился и он, и всё остальное в твоём теле… По крайней мере, на пару ночей.

— Нам убить их немедленно, Ваше Величество? — Карлос взвесил меч в руке.

Она хотела увидеть в глазе Феликса страх, но только вызов, один сплошной вызов!

— А если я тебя отпущу, ты что сделаешь? Опять попытаешься меня убить?

— Конечно, да, — кивнул он.

— Ох, — простонал Таран. — Какой же ты идиот…

Конечно, её маленький зверь её веселил. Он всё ещё казался ей таким забавным… И она хотела его, вопреки всему, вот только это не имело значения. Он должен был умереть и остаться просто ещё одним её грустным воспоминанием.

— В яму их, — проронила Амара. — Потом разберусь.