Йонасу пришлось покинуть деревушку, так и не найдя Ника. Их разделили повстанці. Толпа запаниковала, да и Крешийская стража…
Он так и не увидел сцену — зато заметил разгневанных пелсийцев и колдунью, которую они хотели умертвить.
— Ты можешь смотреть на меня всё с такой же ненавистью, если хочешь, — проронила Люция, когда они отошли достаточно далеко.
— О, благодарю, что разрешила.
— Ты меня ненавидишь. Но, тем не менее, ты спас мне жизнь.
— Скорее всего, я при этом спас жизнь как минимум дюжины пелсийцев, что немного недооценивают твои способности.
— А ты меня не недооцениваешь?
— Совершенно.
— Тогда очень рекомендую тебе сообщить мне, где ж мой отец, где брат — тогда жизнью в моей компании рисковать тебе больше не придётся.
Йонас знал, что она могла воплотить эту угрозу в жизнь, если б захотела. А ещё всё ещё содрогался от одной мысли о том, какой могучей была эта девушка и сколько разрушений она нанесла этому миру, за сколько смертей ответственна.
— И где бог огня? — поинтересовался он.
Она лишь изогнула брови. Йонас даже не мог сказать, удивлена ли она, или, может, просто понятия не имела, где Каян.
— Я ведь уже тебе сказала.
— И он отец твоего ребёнка?
— Ох… — Люция резко, нервно рассмеялась. — Конечно же, нет!
— В этом нет ничего смешного.
— Ну так не говори глупости, мятежник, и смеяться я не буду.
— Не вздумай останавливаться, — он чувствовал, что темп её замедлялся. — Я тебя потащить не смогу.
В ответ на его возмущение она и вовсе остановилась посреди леса, через который они шагали в город — там Йонас надеялся отыскать хоть какой-то транспорт.
— Отвечай: где мой брат и мой отец? Я знаю, что они всё ещё живы. Они просто не могли умереть!
— А если я отвечу, есть ли у меня гарантии, что я всё-таки не умру тут от твоей руки? — поинтересовался он.
— Совершенно.
— Отож. Именно поэтому я отведу тебя к ним сам.
— Так они живы! — выдохнула она.
— Может быть, — согласился Йонас.
— И почему я должна верить в то, что ты пытаешься мне помочь?
— Принцесса Люция, — он ткнул в неё пальцем, — я тебе помочь не пытаюсь! Я пытаюсь помощь Митике.
— О, как благородно, — закатила глаза она.
— Думай всё, что хочешь, мне всё равно. Ты не отвечаешь на мои вопросы, я не отвечаю на твои. И нам не так уж и долго идти — придётся тебе смириться с моим присутствием и моей ненавистью к тебе хотя бы на это время.
— О, не думаю, что это так. Должна открыть тебе один маленький секрет, мятежник: я недавно научилась кое-чему новому, так что могу заставить тебя рассказать мне правду… И чем больше ты будешь сопротивляться, тем больнее тебе будет.
— Подери тебя Родич! — Йонас, казалось, был куда более раздражённым, чем испуганным. — Ты всегда была такой дрянью, или это волшебство так тебя испортило?
— Честно? — её улыбка была холодной, будто лимерийские льды. — Да, это волшебство так испортило меня.
— Не могу поверить. Ты, как и вся твоя семейка, это чистое зло.
— И всё же, ты нам помогаешь. До сих пор, — Люция нахмурилась. — По крайней мере, ты сказал, что они в порядке, что они целы и невредимы после того, как всё это произошло.
— Невредимы? — он хмыкнул. — Ну, вот за это я б не ручался. У меня появилась наконец-то замечательная возможность ударить короля кинжалом в сердце, жаль только, что хватило его действия всего на минуту или две.
— Ты врёшь! — глаза её сверкали от ярости.
— Вот сюда, — он ударил себя кулаком в грудь. — Это была глубокая рана, и я даже провернул нож. Не могу и описать, как хорошо я чувствовал себя в то мгновение!
А после он внезапно оказался в воздухе, ударился спиной о ствол дерева, и дыхание будто бы вышибло из его лёгких. Люция бросилась к нему, и её пальцы с силой сжали его горло.
— Говори правду! Правду! — прорычала она. — Мой отец мёртв?
— Нет, — прохрипел он.
— Ты ударил его ножом в сердце, но он выжил?
— Именно.
— Как это возможно? Отвечай!
Но Йонас не мог отвести взгляд от её красивых, грозных глаз. Сколько б она теряла чары во время мятежа, сейчас они вернулись — если вообще когда-то отсутствовали. И она была куда сильнее, чем ему казалось.
— Магия… Понятия не имею. Не знаю. Он как-то продлевает собственную жизнь.
— Чья магия?
— Его… Матери, — Йонас был уверен, что чувствовал во рту привкус крови. Он задыхался, но магии воспротивиться не мог.
— Моя бабушка мертва, — нахмурилась она.
— Жива… Но я больше ничего не знаю, — он поморщился от боли. — Слушай, принцесса, сделаешь мне одно милое одолжение?
— Очень сомневаюсь, — она склонила голову набок.
— Отпусти меня, — Йонас прищурился, пытаясь направить в неё чары, как это было с Феликсом на корабле, но всё тщетно.
Она наконец-то разжала пальцы, и он рухнул на землю, будто бы оттолкнул её от себя.
Он закашлялся, но сумел подняться на ноги и теперь смотрел на неё сверху вниз. На губах расплывалась глупая улыбка — Оливия ошибалась, и Йонас смог, смог победить. Подтверждением этому был поражённый взгляд Люции.
— У тебя есть магия воздуха? Ты ведьмак? О, никогда не слышала о таком, как странно… Или, может быть, ты ссыльной Хранитель?
— Принцесса, не надо навешивать ярлыки, — он расстегнул несколько пуговиц своей рубахи, демонстрируя ей спираль на его груди. Та стала ярче, чем в последний раз, отливала золотом и напоминала больше метку Хранителей.
— Что? — Люция покачала головой, но была всё так же предельно удивлена. — Нет, я… Я не понимаю.
— Я тоже. И, клянусь, если моё предназначение — это убедиться, что кто-то такой, как вы, вернётся к своей безумной семейке, кровожадность которой не знает границ, то я в ярости! — он поднял глаза к небу. — Слышишь, Оливия? Где тебя там носит? Отвратительное, жуткое, гадкое пророчество!
— Кто такая Оливия?
— Никто, — он бросил взгляд на Люцию, что всё ещё сидела на земле. — Вставай!
Она отчаянно пыталась подняться, но почему-то ничего не получалось.
— Ты не можешь встать, да?
— Дай мне немного времени. Уж поверь, этот живот отнюдь не добавляет мне счастья в этой жизни, — Люция посмотрела на него. — О, нет, даже не вздумай мне помогать!
— Я и не собирался, — он молча наблюдал, как она перекатилась на бок, потом поднялась на ноги, отряхнула свой плащ, пытаясь избавиться от грязных пятен. — Ты так неловко себя чувствуешь в этом состоянии… Я ведь видел беременных пелсиек, которые за несколько дней до родов могли срубить дерево, наколоть дров, а после оттащить их всех к себе домой.
— Я не пелсийская… — она запнулась. — Ну, почти не пелсийская женщина. И у меня не было времени привыкнуть к моему прекрасному состоянию, или как ты там это зовёшь.
Боже, что за странная женщина…
— И какой же… срок?
— Ну, это не твоё дело, конечно, но… Месяца три, наверное. Или… Ну, не с животом, в смысле, а вообще.
— Ох… — он недоверчиво осмотрел её. — Слушай, так со всеми злыми волшебницами? Они рожают что, в три раза быстрее?
— Понятия не имею, — Люция положила руку на живот, будто бы пытаясь оградить ребёнка от него. — Слушай, я понимаю, что ты меня ненавидишь. Что ненавидишь мою семью. Есть за что, поверь мне, уж я-то знаю. Но у этого ребёнка должен быть шанс на жизнь, он не сотворил ещё ничего плохого. Тот факт, что из всех людей, кто мог бы мне помочь, пришёл именно ты, с меткой бессмертного на груди, о чём-то и говорит! Ты говоришь — пророчества. Мне ли не знать, что это такое! Но этот ребёнок должен выжить, просто должен получить свой шанс на счастье.
— И кто же его отец? — спросил наконец-то Йонас. И ему так не хотелось позволить ей поймать в его голосе жалость — но у неё было что-то такое в словах, что он просто не мог отрицать.
— Ссыльной Хранитель.
— И он мёртв?
Она только коротко кивнула.
— Как он умер? Ты убила его?
— Нет, — казалось, её молчание было длиною в вечность. — Он сам умер… Покончил жизнь самоубийством.
— Надо же. И это единственный способ избавиться от теб?
Полный ненависти взгляд Люции заставил его содрогнуться. Но ведь это только напускное… А глаза её — это смесь усталости и печали.
— Прости, — промолвил Йонас прежде, чем успел подумать о том, что говорит. — Думаю, я был слишком груб.
— Именно. Но я не ожидала от тебя чего-то другого — ведь я зло. То, что Каян сделал с твоей подругой…
— С Лисандрой, — выдавил он. — Это была самая сильная, самая невероятная, самая храбрая девушка из всех, что я когда-либо знал, и она заслуживала на долгую счастливую жизнь, а Каян украл её у неё! Даже не колебался. И убить он хотел меня — меня, не её.
— Мне жаль, — печально согласилась она. — Я только потом поняла, что Каян — это не человек, не существо с чувствами и потребностями смертных, не тот, кто может нести счастье. Каян видит только ошибки и изъяны в этом мире. Он хочет всё выжечь, хочет начать всё сначала. Я бы назвала его безумцем, но на самом деле он просто огонь. Огонь сжигает. Разрушает. Это единственное, что заставляет его существовать.
— И он хочет разрушить этот мир, — подытожил Йонас.
— Да, — кивнула Люция. — Потому я и оставила его. Потому он хотел убить меня.
Йонасу понадобилось несколько минут, прежде чем он вновь смог заговорить.
— Ты говоришь, что огонь уничтожает. Но огонь готовит еду, согревает нас по ночам… тогда огонь не зло — он помогает нам выжить!
— Я знаю только одно: его нужно остановить, — она полезла в карман своего плаща и вытащила маленький янтарный шар, такого же размера, как и Родич Земли. — Это было тюрьмой Каяна.
Йонас осознал, что не может проронить ни слова.
— Ты думаешь, — наконец-то выдохнул он, — его вновь можно запереть там?
— Я хочу попробовать, — кивнула она.
Он всматривался в черты лица Люции, чувствуя её серьёзность и решительность, не сумев проигнорировать направленный на янтарный шар взгляд. И голос её звучал совершенно искренне — но можно ли было верить этой ведьме?
— Учитывая то, что теперь я знаю о Родиче Огня, императрица не такая уж и большая беда, правда?
Люция только опустила шар обратно в карман.
— Амара — угроза, она уже не раз продемонстрировала это. Вот только Каян куда хуже. Думаю, в сто раз хуже, чем я, мятежник. Видишь ли, кто-то должен умереть за мои проступки. Я согласна. Но я должна попытаться исправить то, что натворила, по крайней мере, теперь, когда я всё-таки могу думать ясно. Во-первых, я должна увидеть свою семью и… — Люция резко умолкла и согнулась пополам, издав мучительный крик.
— Что случилось? — бросился к ней Йонас.
— Болит! — выдохнула она. — Как часто… Ох… О, Богиня, как же я устала… — она рухнула на колени, схватившись за живот.
Йонас чувствовал себя совершенно беспомощным.
— Что я могу сделать? Может… Может ты рожаешь? Только не говори, что ты рожаешь!
— Не рожаю, ещё не время. Но… — она закричала, и этот звук будто бы обжёг сознание Йонаса. — Отведи меня к моей семье! Прошу!
Лицо принцессы побелело — такой отвратительный контраст на фоне её иссиня-чёрных волос. Она закатила глаза и свалилась без сознания.
— Принцесса, — встряхнул он её. — Принцесса… На это нет времени!
Люция так и не очнулась.
Йонас обернулся, бросил взгляд на дымящуюся вдалеке деревушку. Пелсийцы скоро найдут оружие и пойдут искать его и колдунью.
Тихо выругавшись себе под нос, он присел, осторожно поднял её на руки — и осознал, что она куда легче, чем он ожидал, пусть даже и с ребёнком под сердцем.
— Нет времени отводить тебя к твоей семьи, — прошептал Йонас. — Придётся относить к своей, поближе будет.
Дверь открыла сестра Йонаса, Фелиция — и уставилась на парня в полной тишине. И только спустя несколько минут наконец-то заметила бессознательную беременную девушку у него на руках.
— Я всё тебе объясню! — быстро выдохнул он. — Ну, надеюсь, у меня выйдет. Только пусти!
Она открыла дверь пошире, позволив Йонасу войти, не ударившись ни ногами, ни головой Люции о косяк.
— Положи её на кровать, — скомандовала девушка, и он выполнил приказание, прежде чем повернуться к своей сестре, но та так и не обняла его. Лицо её было мрачным, руки — скрещены на груди… А ведь он ожидал, что она обрадуется, увидев его.
— Прости, что я не приходил… — начал он.
— Я год не видела и не слышала тебя, а теперь ты являешься, даже и не предупредив!
— Мне нужна была твоя помощь относительно… девушки.
— О! — она фыркнула. — Я заметила. Это твой ребёнок?
— Нет.
Она, кажется, не поверила.
— И что я должна, по-твоему, сделать для неё?
— Не знаю, — он утёр лоб рукою и принялся ходить взад-вперёд, удивляясь тому, как мал дом его сестры. — Ей плохо, потеряла сознание от боли, и я даже не знал, что с этим вообще можно сделать…
— И ты привёл её сюда.
— Я знал, что ты поможешь, — он шумно выпустил воздух. — Знаю, ты сердишься, что меня не было, но возвращаться опасно, и…
— Да, я видела плакаты. Десять тысяч за тебя живым или мёртвым. Или больше?
— Около того.
— Ты убил королеву Альтию.
— Не я. И это длинная история.
— Разумеется.
Он огляделся, пытаясь отыскать мужа своей сестры.
— Где Паоло?
— Мёртв.
— Как? — ошеломлённо прошептал он.
— Его забрали на Имперскую дорогу. И отца тоже хотели, но он стар и хромает, так что был для них бесполезным. Даже когда рабочих всех освободили, Паоло не вернулся. Ну, что мне ещё думать, если не считать его расстрелянным с другими несчастными, с которыми обращались, будто с рабами?
Йонас шокировано смотрел на неё. Паоло был такой славной опорой, когда жизнь была такой трудной, но такой понятной.
— Мне так жаль… Я даже и не догадывался…
— Да я в этом просто уверена! И принцессу эту золотую до смерти ты держать в подвале тоже не собирался…
— Но ведь я не знал, что так будет! — он уставился в пол. — И… Ты говоришь, папу не забрали?
— Нет. Но как только он узнал, что вождь умер, он заболел от горя, большего, чем от смерти мамы и Томаса. У него будто бы пропала воля к жизни! Два месяца назад он оставил меня, и теперь виноградник в моих руках. Знаешь, как длинны дни без помощи?
Его отец умер, а Йонас даже не знал, когда это случилось.
— Мне так жаль… — повторил он в который раз, тяжело опустившись на стул. — Я даже не знаю, что сказать…
— Тебе нечего говорить.
— Когда всё закончится, когда королевство станет таким, к какому мы привыкли, я вернусь и помогу тебе с виноградником…
— Не нужна мне твоя помощь! — выплюнула она с таким гневом, что это невозможно было даже передать словами. — Я и сама могу всё сделать! Теперь я вижу, что ждать ничего и не стоило. Давай, решай свои проблемы и уходи отсюда как можно скорее. Я, конечно, не целительница, но многим беременным помогала. Жаль, конечно, что это бедное дитя оказалось именно на твоём пути!
— Если ты сможешь что-то сделать, я буду очень благодарен… Надеюсь, мы сможем победить боль.
— Некоторые беременности труднее, чем другие. Кто она? — он не ответил, а взгляд её стал холоднее. — Говори, Йонас, а то я выставлю тебя за дверь!
Его сестра стала намного злее. И её слова заставили его поёжиться. Как глупо было думать о том, что он мог сюда вернуться и увидеть прежний мир, в котором совершенно ничего не изменилось! А ведь он хотел отправить сообщение, спросить, как они, вот только время, подходящее для этого, уже прошло…
— Это Люция Дамора, — честно признался он, понимая, что многому обязан сестре.
Глаза Фелиции расширились от шока.
— О чём ты думал, приволочив сюда злую ведьму?! Нет, в моём доме ей не место. Знаешь, что она натворила? Деревня в паре часов ходьбы отсюда была выжжена дотла, и там погибли все люди — из-за неё! Она заслуживает смерти за то, что она сотворила!
Каждое слово казалось ударом, и он даже не мог этого отрицать.
— Может быть, она многое натворила, но её магия необходима для спасения Митики. Нашего мира. И ты не позволишь невинному ребёнку страдать из-за выбора его матери, правда ведь?
Она сухо рассмеялась.
— Ты защищаешь лимерийскую принцессу… Кто ты, Йонас? Кем стал мой брат?
— Амара не имеет права захватить Митику, — проронил он. — И я должен сделать всё, чтобы остановить её.
— Ты слеп и глуп, мой брат. Императрица — это единственный шанс Пелсии на жизнь. Или ты забыл прошлое так легко, раз уж надеешься спасти зло, спящее сейчас на моей кровати?
— Я ничего не забыл, — прорычал он. — Но я знаю, что должен делать.
— Тогда очнись. Императрица — лучшее, что за долгие годы случилось с Пелсией.
— Ты ошибаешься.
— Ошибаюсь… — гнев в её голосе теперь сменился усталостью. — Я не могу убедить в том, что случилось на самом деле, но не могу не беспокоиться о тебе, о том, чтобы ты правильно мыслил. Ты нас потерял, Йонас. Я вижу это в твоих глазах. Ты уже не тот мальчишка, что так хотел быть похожим на Томаса, что шагал с ним к оранийским границам и гонялся за каждой девушкой в деревне… Этого Йонаса я больше не знаю.
Сердце его разрывалось на части от мысли о том, как же сильно он её разочаровал.
— Не говори так, Фелиция.
— Я позволю тебе и этому существу остаться на ночь, — она отвернулась от него. — Но это всё. А если она будет умирать от этой боли, то я позволю ей умереть. Мир от этого станет только лучше.
Йонас опустился на грязный пол, устроился у огня, чувствуя отчаянное смятение. Когда он пришёл сюда, у него хотя бы была цель, он хотел отвести Люцию к семье… К Даморам. К Кровавому Королю, что убивал их народ. К Кровавому Королю, что убил вождя Базилия. Лгал двум армиям о причинах войны с Ораносом. И, да, Фелиция права, Амара — единственная, кто смог это остановить!
И как он оказался на этом пути? Он был мятежником, а не верной собачонкой королей-садистов…
…Будто целая вечность миновала, прежде чем он смог уснуть. И тут же сквозь пустоту начали просматриваться очертания изумрудно-зелёного луга, сверкавшего драгоценностями природы под сапфировым небом. А где-то далеко-далеко сиял хрустальный город.
— Йонас Ашеллон… Вот мы и встретились. Оливия очень много рассказывала мне о тебе. Я — Тимофей.
Он повернулся на голос и увидел человека — совсем молодого мужчину, лишь на пару лет старше самого Йонаса. Волосы его отливали медью, и глаза — каким-то странным, потухшим золотом, а белые его одежды волнами спадали на прекрасную траву.
— Ты в моём сне, — то ли с неверием, то ли недовольно проронил Йонас.
— О, как ты прекрасно мыслишь, — равнодушно отозвался Тимофей. — Да, я в твоём сне.
— И зачем же?
— Мне кажется, у тебя должно быть много вопросов ко мне.
Оливия очень мало рассказывала ему о бессмертном, но он ожидал от себя шок, удивление, что так прекрасно, ярко расписывала девушка. А столкнулся только почему-то с диким равнодушием и отчаянной усталостью, плескавшейся в его сердце.
— И разве ж ты ответишь на вопросы? — хмыкнул он, зная, чем всё это прежде заканчивалось в беседах с Оливией.
— На некоторые отвечу. Может быть, не на все. Зависит от самих вопросов.
— О, замечательно. Ну что ж, тогда просто дай мне выспаться. Я очень устал, на загадки у меня времени нет.
— Но время уходит. Буря почти настигла наш мир.
— И ты говоришь это всем, кто ненавидит сомнение и путаницу?
— Да, — Тимофей склонил голову набок. — Это действительно так.
— Меня это раздражает. И ты меня раздражаешь. Что бы это ни было, — Йонас коснулся отпечатка на собственной груди, — я просто хочу, чтобы это пропало. Не хочу ничего с вами общего! Я просто пелсиец. Не ведьмах, не Хранитель, которого вы пытаетесь слепить с меня! Я просто обыкновенный человек…
— Но этот знак делает тебя особенным.
— Я не хочу быть особенным.
— Выбора у тебя нет.
— Выбор есть всегда.
— Это твоя судьба, Йонас.
— Да гори она в Тёмных землях, эта судьба!
— О… — Тимофей моргнул. — Оливия упоминала, что ты весьма целеустремлённый и наблюдательный. А ещё умеешь цепляться за каждое слово. Но, заметь, в тебе есть магия, пусть не так уж и много, как в колдунах прошлого… Магия Федры течёт в твоей крови. Магия Оливии бьётся о твоё сердце. И ты впитываешь чары, будто бы губка впитывает воду. Я редко называю кого-то особенным, но ты таков. И ты очень важен, я видел это в своих видениях.
— О да. Видения. Пророчества, что заставляют меня тащить Люцию Дамора к её драгоценной семейке.
— Вот как ты считаешь…
— Ну, похоже, это и есть моя судьба.
— Не скажу, что это точноо. Ты поймёшь, когда это случится, ты почувствуешь…
— Я чувствую лишь то, как в надо воткнуть нож в грудь! Особенно некоторым, — Йонас взглянул на бессмертного. — Ты врываешься в мои сны именно сейчас, после стольких дней? Оливия спасла меня только потому, что это ты приказал ей. Думаю, она б и убила меня, если ты сказал бы ей об этом, заявил бы, что так надо. Она меня бросила — либо всё ещё кругами носится за мною, чтобы доложить тебе о том, куда я иду. Разумеется, это так, и мне всё равно, что ты ответишь, какую песнь о долге сейчас споёшь. Ты всегда говоришь только часть правды, потому что для тебя смертные — это просто игрушки…
— Это не игра, юноша, — голос Тимофея звучал мрачно и низко.
— Нет? Так докажи! Скажи мне, какова же судьба, что я никогда не смогу её избежать.
— О… — Тимофей нахмурился. — Я не вижу беременности Люции. Это было большой новостью для меня, для неё, думаю, тоже. Что-то ограждало нас от мыслей об этом самими Создателями, и поэтому я уверен в том, что существует причина. И сначала я видел тебя как единственную опору Люции во время Шторма.
— Какой Шторм? О чём ты вообще говоришь?
— Не смей перебивать меня! — уверенно вскинул руку Тимофей. — Я был глуп, пытаясь разговаривать с тобой, потому что даже не представлял себе, насколько ты ограничен и слеп!
— Ну так убирайся отсюда! — прошипел Йонас, чувствуя, как на него волнами лилось разочарование — ведь даже этот отвратительный, пафосный бессмертный не пытается хоть что-то ему объяснить.
— Сын Люции очень важен. Ты даже не представляешь, сколько людей пожелает его захватить, украсть, заполучить в свои руки… Ты защитишь её ребёнка, взрастишь его, как своего родного сына.
— Что? Я? Ребёнка Люции? А она? О, только не говори, что мы с нею поженимся и будем жить долго и…
— Нет. Люция умрёт родами, когда шторм будет слишком близко, — уверенно и так же мрачно кивнул он. — Я вижу это. Сначала я думал, что её магия отойдёт к тебе, когда она умрёт, и сделает тебя колдуном, что ходит между мирами, судьба которого — заключить всех освобождённых Родичей в их клетки. Но магия Люции перейдёт в её сына.
— Она умрёт? — ошарашенно спросил Йонас.
— Да, — Тимофей повернулся к нему спиной. — И больше ничего я сказать тебе не могу. Удачи тебе, Йонас Агеллон. Судьба мира в твоих руках. Только ты можешь решить, что будет дальше…
— Подожди! Я должен… У меня есть много вопросов! Расскажи, что я должен…
Но Тимофей лишь растворился в воздухе, вместе с кристальным городом. Только сестра теперь стояла над ним и трясла его за плечо.
— Уже рассвело. Твоя подружка проснулась, и вам обоим пора убраться из моего дома.