Кристальный шторм (ЛП)

Глава 21. Клео. Пелсия

Когда Клео осознала, что Ник, Йонас и Оливия ушли, и словом не обмолвившись о своих планах, она не страдала — она была просто в ярости!

— О, Богиня моя, милая девочка, ты скоро превратишь пол в крошку!

Клео обернулась, с удивлением осознав, что на неё смотрела Селия Дамора. Эта женщина заставляла её волноваться, но, к счастью, виделись они очень мало. О, как странно было осознавать, что они тут только три дня — уже будто сто лет прошло!

— Мои друзья ушли, не сказав мне ни единого слова, — Клео заставила себя говорить спокойно, а не шипеть на королеву-мать. — И мне кажется, что это непростительно грубо и невероятно неуважительно! А если уж говорить о Нике…

— Ник… Да, милый рыжеволосый мальчик, — улыбнулась Селия. — Ну, будь уверена, он не желал плохого. Он тебя так любит!

— Он мне как брат.

— А братья всегда хранят от сестёр свои секреты.

— Только не Ник! — Клео заломила руки. — Мы всегда рассказывали друг другу всё! Иногда даже самое сокровенное.

— Присядь со мной, — Селиа опустилась в кресло и провела рукой по поручню соседнего. — Хочу поближе познакомиться с супругой моего любимого и единственного внука.

Последнее, что хотела Клео — разговаривать с нею, но она должна была излучать любезность. Ведь может быть полезным подружиться с женщиной, что вскоре будет пылать волшебством, особенно сейчас, когда чары у Клео украли — и плевать, что эта женщина носит фамилию Дамора.

Одна только мысль об Ашуре заставляла её дрожать от негодования. И как он умудрился столь незаметно украсть обсидиановый шанс? А ведь этот Родич даровал ей власть, шанс выбрать самой свою судьбу. И она была так глупа и невнимательна, что принц украл его прямо у неё на глазах.

А она даже сделать с этим ничего не могла!

Заставив себя улыбнуться, Клео заняла место рядом с женщиной. Селиа ещё долго молчала, ждала чего-то и всматривалась в черты её лица.

— Что же… — наконец-то заговорила Клео, чувствуя свою поразительную неловкость. — Почему вы…

— Я прежде не была уверена, но теперь я вижу в тебе твоего отца. У тебя глаза, как у Корвина.

— Конечно, — она насторожилась, вспомнив о своём любимом отце. — А вы сомневались в том, кто мой папа?

— Да, когда речь шла о моём сыне и… — она сглотнула. — У него были определённые трудности с твоей матерью, но я много сомневалась. Мне казалось, есть шанс, что Гай может оказаться твоим отцом.

Одна только мысль об этом вызывала у неё тошноту.

— Мой… Мой отец? — прохрипела она. — Нет, я брежу, я…

— Он не твой отец. Стоит тебя увидеть, чтобы сказать об этом.

Клео так хотела оставаться спокойной — но эти слова вынудили её продолжить разговор:

— Моя мама никогда бы не…

— Мне б не хотелось тебя этим беспокоить. Вот только ты с Магнусом связана не только обетом — лучше быть уверенной, что и не по крови, правда? — она нахмурилась. — О Богиня, как же ты побледнела, Клейона!

— Я не понимаю, как вы могли подобное предположить! — выдавила она из себя ответ.

— Я не думаю, что Гай разговаривал с Еленой после того, как они расстались, но ведь знал он её задолго до брака с Корвином. Жаль, он никогда не говорил матери всё, что между ними случилось, а ведь он был внимательным и любящим сыном, — король Гай — любящим сыном? Только слепая могла поверить в это! — Мне так жаль Елену…

— Я даже не знала, что они были знакомы, пока не узнала Магнуса, — голос Клео звучал как-то сухо, холодно.

— Они встретились однажды летом. Это было двадцать пять лет назад, Гаю было всего семнадцать, Елене — пятнадцать… Он вернулся домой уже одержимым ею, заявил, что они поженятся, и ему абсолютно всё равно, даст отец своё благословение или нет.

Клео заставляла себя дышать. Ей не хотелось и представлять подобную историю. Просто рассказ, просто фантазия, просто чья-то глупая шутка!

— Мой отец никогда не говорил о… — она нахмурилась. — А он вообще знал?

— Понятия не имею, делилась ли Елена с Корвином рассказами о своих прежних романах. Могу предположить, что правду он не узнал, разве что под конец, пытаясь Елену защитить.

— Защитить? О чём речь?

Селиа помрачнела.

— Елена охладела к Гаю, стоило только вернуться домой. Не знаю, в чём причина, и мне кажется, что для неё всё это было только мимолётной прихотью, прекрасным способом провести лето, окрутив милого мальчишку. Больше ничего. Гай так тяжело принял весть о её измене… Я люблю своего сына, очень люблю, но что-то порочное в нём всегда было. Он пришёл к ней, потребовал, чтобы она поклялась ему в любви, а когда она отказала — избил бедняжку едва ли не до полусмерти.

Ещё одна волна тошноты и боли ринулась на Клео. Бедная её мать, как же ей так не посчастливилось узнать Гая Дамору?

Не было дня, когда б она сильнее ненавидела этого отвратительного человека.

— Мне хочется верить, что мой внук не проявляет к тебе за закрытой дверью такую же жестокость, моя дорогая… — голос ведьмы звучал так мягко и нежно, — ведь могучие люди полны силы и гнева, у них бывают вспышки ярости… конечно, матерям и жёнам остаётся только надеяться на лучшее и терпеть это…

— Терпеть? Неужели вы говорите это серьёзно?! Если б Магнус поднял на меня руку, я бы…

— Ты что? Ты едва достаёшь до его плеча, и он, наверное, раза в два тяжелее. Клейона, единственное, что ты можешь сделать — это быть мягкой и нежной, когда только можешь, как и все женщины, чтобы опасность не ждала тебя за соседним углом.

Клео лишь гордо вскинула подбородок.

— Увы, я не знаю свою маму, но если в ней есть хоть что-то, что есть во мне, хоть что-то, что было в моей семье, то я могу с уверенностью сказать, что она никогда бы не позволила себе оставаться милой и мягкой, чтобы только жестокость по отношению к ней стала умеренной! И я — тоже не позволю. Я уничтожу любого, кто попытается только ударить меня!

На лице Селии появилась странная, будто змеиная улыбка.

— Мой внук выбрал девушку, в которой пылает мужество и сила, так же, как и его отец. Моя дорогая, конечно, я просто испытывала тебя…

— Испытывали?

— Вот присмотрись ко мне! Неужели я действительно похожа на женщину, на которую можно так просто поднять руку?

— Нет, — честно отозвалась Клео.

— Вот именно… Я рада, что у нас появилась возможность поговорить — теперь я знаю всё, что мне нужно.

Она сжала плечо Клео, а после поднялась, покинула помещение, оставив девушку наедине с её мыслями.

— Может, и мне стоит отправиться к таверне… — пробормотала она. — А то это только Магнус может продолжать пить вино, надеясь, что оно обязательно разрешит все его многочисленные проблемы, а как девушке, так сразу нельзя…

Она поднялась и тут же замерла, почувствовав какой-то шум на заднем дворе. Она подошла к окну и узрела Оливию в странной белой простыне, в той самой, которую каждый день стирала жена трактирщика, а может, просто в похожей. Конечно, подобный наряд не мог не удивить, и Клео выскользнула на улицу, надеясь, что хотя бы на вопрос о причинах подобных нарядов она ответ всё-таки сегодня получит, а не станет очередной жертвой странных речей девушки.

— Оливия! А Ник и Йонас с тобой? Где вас носило?

— О… — Оливия казалась крайне неуверенной. — Мне надо опять уйти, но я должна была тебя увидеть перед этим.

— И куда ж ты отправляешься?

— Мне пора домой… Йонас встретил свою судьбу, закончилось моё время.

— Прости, но… — Клео недоумённо покачала головой. — С какой судьбой повстречался Йонас? О чём ты вообще говоришь?

— Не я должна рассказывать об этом. Я и смотреть больше на него не могу, ведь так дико хочется вмешаться… Но сколько б я не желала этого, я не могу, это всё разрушит, — она нахмурилась. — Кажется, тебе просто смешно сейчас. Ведь ты и не ведаешь, кто я такая на самом деле.

— Ты Хранительница? О, ты, конечно же, говоришь об этом — этого я не знаю?

— Откуда? — взгляд Оливии был не просто шокированным, а ещё и возмущённым.

— Йонас рассказал, — рассмеялась Клео, не понимая, зачем так удивляться в мире, где каждый день случается что-то сумасшедшее. — Ведь он доверяет мне, в конце концов. Да и эту невероятную тайну я всё равно сохраню, куда уж — мне некому её доверить, чтобы она не расползлась потом по всему миру. Вот только… Прошу, скажи, что случилось! Ты столь грустна только потому, что вынуждена покинуть Йонаса?

— Нет, увы, но это не единственная причина. Я… Мы с Ником и Йонасом посетили деревушку, где сейчас императрица…

— Что? — Клео широко распахнула глаза. — Как… Как вы могли туда отправиться? Кто придумал такую глупость?!

— Принц Магнус угрожал Нику, — объяснила Оливия. — Твоей жизнью грозил, если Ник не отберёт Родичи у Ашура.

— Этого не может быть. Магнус бы такого никогда не сделал…

— Но сделал же. Ник иначе никогда не оставил бы тебя одну, — в изумрудных глазах Оливии вспыхнул гнев. — Во всём, что случилось, виноват принц… Я так легко потеряла Ника в толпе, когда Амару пытались убить — и увидела его за мгновение до того, как кто-то ударил его ножом. И… И мне кажется, это была лёгкая смерть.

Клео почувствовала, как по спине пробежался холодок.

— Что… Нет, не понимаю. Какой нож? О чём ты?

— Ник мёртв, — печально ответила Оливия. — Там умерли многие, и он — один из них. Мне пора покинуть Митику, а ты… Уходи. Уходи отсюда. Ты в опасности — особенно рядом с Магнусом. Отправить такого невинного мальчугана, бедного Ника на смерть! Нет, принцесса, всё это так неправильно. Мир выходит из-под контроля, и спасать его, наверное, слишком поздно. Мне так жаль… Но ты заслуживаешь знать правду. Знать о том, что всё давно уже полетело в Тёмные Земли, и выхода у нас не осталось…

Оливия отступила от Клео на несколько шагов, а лицо её исказила страдальческая гримаса.

— Будь счастлива, принцесса, — прошептала она. Её тёмная, идеальная кожа в один миг засверкала золотом перьев, она обратилась в ястреба и рванула в небеса. Клео смотрела на неё, чувствуя, что эта жуткая новость оставила её равнодушной даже к самой чудесной магии на свете. И только слёзы застилали взор, не позволяя до конца осознать, что же случилось.

Она не знала, сколько времени простояла в тишине, всматриваясь в безупречно яркое небо, прежде чем, пошатываясь, зашла в гостиницу. Колени её подогнулись до того, как она успела хотя бы приблизиться к стулу.

Всё тело дрожало, но слёз больше не было. Слишком много для того, чтобы она могла это выдержать. Слишком много невероятного, отвратительного в этом мире. Правдой это быть не могло — смерть Ника убьёт и её.

— С тобой всё в порядке? Что случилось? — прежде чем она поняла, что случилось, Клео почувствовала, как сильные руки заключили её в свои тёплые объятия. — У тебя болит что-то? — Магнус убрал с её лица золотистые локоны. — Клео, ответь мне!

Она едва-едва смогла заметить беспокойство в его тёмных карих глазах, его хмурые брови.

— Магнус… — она пыталась дышать, но каждый вдох казался резким и грубым.

— Да. Говори. Да говори же!

— Ты… Ты должен пообещать мне, что скажешь правду.

— Разумеется. Что тебе нужно знать?

— Ты грозил, что убьёшь меня, если Ник не отправится за Ашуром?

Сквозь его болезненное выражение лица проступила прохлада уже почти забытой ею маски.

— И он тебе это сказал? Когда он вернулся?

— Отвечай! Ты угрожал ему моей смертью?

— Кассиану, — его взгляд оставался невозмутимым против её предельной ярости, — нужна была мотивация. Я дал ему её.

— Да что ты говоришь…

— Я лишь сказал ему, что придётся исправить то, что он натворил, то, что…

Клео ударила его так сильно, что кожу ладони теперь жгло. Он прижал руку к левой щеке и ошеломлённо уставился на неё, а голос обратился в шипение:

— Ты смеешь…

— Он умер! — она сорвалась на крик, прежде чем он выдохнул хоть слово. — Ты сказал это — и он умер! Последний мой друг, последний дорогой мне человек умер, умер из-за тебя!

— Этого не может быть, — его лицо отражало удивление.

— Да что ты говоришь? Разве люди не умирают, когда оказываются рядом с тобой, рядом с твоей отвратительной семейкой? — она сжала руками свои волосы, будто бы надеясь их вырвать, ощутить физическую боль, на которой можно было сосредоточиться, с помощью которой можно было позабыть о том кошмаре, что нынче творился в её сердце.

— Кто тебе это сказал? — требовательно спросил Магнус.

— Оливия! Оливия приходила — но ты не сможешь запугать её, как обычно это делаешь, потому что её уже тут нет!

— Оливия… Да, конечно, Оливия с магией земли! Тебе!.. А ведь мы знаем о ней только то, что она союзница Йонаса, Йонаса, что ненавидит меня достаточно сильно, чтобы мечтать о моей смерти. И, как мне кажется, цель его с той поры ни капельки не изменилась.

— Зачем ей лгать мне? — её голос звучал, будто надломленный.

— Потому что люди лгут, чтобы получить желаемое.

— О да, конечно, ты знаешь.

— А ты нет? Милая моя принцесса, мне кажется, лгала ты куда больше, чем я, в сотни, тысячи раз… Да и, к тому же, вспомни об Ашуре — мы видели, как он умер, действительно умер, да ещё и своими глазами, а он жив! А Ника ты мёртвым не видела — только слышала слова. Словам доверять нельзя, даже если это слова родных — родная ли тебе Оливия?

— Вот так ты отвечаешь? — Клео всматривалась в черты его лица, осознавая, что едва-едва знала этого человека. — Я говорю, что убит человек, которого я считала братом — а ты говоришь мне о том, что я лжива? Лжива, когда во всём этом есть только твоя вина!

— Послушай, я ведь сказал…

— Ты никогда не берёшь на себя ответственность! Ни за одну смерть из десятков, что ты принёс, ни за одну! — она отчаянно пыталась оставаться спокойной, но печаль и гнев раскололи её на части. — Я пыталась видеть в тебе что-то хорошее, но ты всё время, всё время всё портил! Ну же, — её голос обратился в рык, — ну же, защити себя! Ведь Ник тебя ненавидел — а разве ты не желал его смерти? А может быть, ты и тут что-то придумаешь? Давай, давай!

— Да, мне было бы в сотни раз легче, если б этот чёртов камешек наконец-то пропал из нашей жизни. Но смерти — смерти я ему не желал, потому что он был тебе дорог, ты заботилась о нём.

— Заботилась? Я любила его! — она сорвалась на крик. — Любила! И если он мёртв, я…

— Ты — что? Потеряешь последний кусочек надежды? Свернёшься в клубок и умрёшь? О, прошу тебя… Ты так сильно желаешь остаться в живых, так много лжёшь и борешься, используешь всех — и меня в том числе, пока я могу ещё быть тебе полезным.

— Использую тебя? — ошеломлённо спросила она.

— Ты хочешь власти и магии, — Магнус казался практически равнодушным. — Ты тут, со мной, ты терпишь моего отца, потому что это даст тебе шанс добраться до того, что ты хочешь. А теперь пропали Родичи, особенно если учитывать то, что мы о них знаем — ну что мне ещё остаётся думать? Что ты останешься тут, со мной? На века? Я пытался сделать это для тебя, пытался вернуть тебе твою власть. А Ашуру почему-то важен Ник, хотя причин я не понимаю. Если кто-то мог заставить сумасшедшего крешийца остановиться, так это только твой друг. Друг, что призывал Тарана перерезать мне горло, вот и не забывай об этом, дорогая.

Это был не он — с нею говорил какой-то ненавистный незнакомец, а не кто-то столь важный для неё.

— И теперь я во всём виновата! Да как ты можешь…

— О, — он глубоко вздохнул. — Говорить с тобой просто невозможно.

— Тогда и не пытайся! Ты ничего не исправишь, Магнус. Ты не можешь даже попытаться…

— Если Ник всё ещё жив…

— Это не имеет значения, — слёзы текли по её щекам. — Всё это показало, как сильно мы отличаемся. Ты — жестокий манипулятор, и это никогда не изменится.

— Да что ты говоришь, принцесса? Я могу сказать о тебе точно то же! Может, ты ждёшь кого-то, кто во время войны будет петь песни и собирать цветочки, но — это не я, увы. И не ты. Ты говорила, что любишь меня, вот только предпочла бы скорее отрезать себе язык, чем рассказать об этом отвратительном, грязном секретике своему наилучшему другу. Ведь богиня не может позволить Нику даже и думать, что её светлый лик пятнает что-то такое, как я — связь со мной! Ведь он бы возненавидел тебя за это, правда?

— Скорее всего, — она отчаянно пыталась не плакать, злилась за свою слабость, — да.

— Ты сама сейчас ответила. Ты выбираешь не меня — его.

— Что б я ни сказала… Он всё равно мёртв.

— Может быть, — он дёрнулся. — А Йонас? Знаешь, я видел, как ты вчера восседала у него на коленях и ворковала о любви.

— Что ты несёшь?! — она покраснела. — Йонас… Ты и мизинца его не стоишь! Да я бы предпочла быть с ним где угодно, лишь бы не делить постель с тобой! И никакое проклятье меня б не остановило!

— Будь ты проклята, Клейона, — в его глазах пылала ярость, а руки сжимались в кулаки.

— Давай, ну же! Давай! Ударь меня, как твой отец ударил когда-то мою мать, давай! Я вижу, как ты этого хочешь…

— Что? — он удивлённо уставился на свои руки, прежде чем разжать кулаки. — Я… Я бы тебя никогда не ударил.

— Я достаточно увидела, — теперь она уже шептала. — И теперь мне надо подумать, — она повернулась к лестнице.

— Клео… — голос Магнуса был хриплым и почти мёртвым. — Мы узнаем, что случилось с Ником. Обещаю.

— Я и так знаю, что с ним случилось.

— Я понимаю, это ужасно. И я иногда веду себя просто отвратительно, но ведь я люблю тебя! И это всё ещё так!

Её плечи напряглись, и она стояла, прямая и холодная.

— Любви слишком мало, чтобы всё исправить, — отозвалась она и, всё такая же равнодушная, двинулась вверх по лестнице, закрыла дверь в свою комнату и только тогда, обессиленная, сползла по стене.