Глава 7. Люция. Убежище

Прежде чем раствориться в воздухе, образ Тимофея приказал Мие проводить Люцию в башню. И пока все бессмертные стояли перед нею на коленях, она только следила за Хранительницей — будто та излучала опасность. Но всё, даже двери, было невидимым для неё, прежде чем она не подбиралась достаточно близко.

Сама башня не была и пятидесяти шагов в ширину, да ещё и оказалась до дикого пустой внутри. Только белые-белые стены, зеркальный пол, чтобы спрятать от неё что-то или чтобы открыть неведомое? Люция лишь следовала за Мией, пока не оказалась в комнатушке столь малой, что могла лишь вытянуть руки, и коснулась бы противоположных стен. Люция смотрела на двери, выкованные из кристаллов, будто бы определяя свой прежний путь, и содрогнулась, когда они с грохотом закрылись, запирая её в этой маленькой, жалкой тюрьме.

— А теперь ты можешь говорить? — наконец-то рискнула нарушить тишину Люция. — Или, может быть, заклинание Тимофея держит тебя также сильно?

— Я могу, конечно… — голос Мии сбивался и звучал совсем тихо, неуверенный после всего того, что Старейшина сделал с ними. — Мы провели вместе очень мало времени, ещё меньше осталось и сейчас, и я не успею дать тебе дельный совет, но знай, осторожность — твоё главное оружие сейчас, оружие, которое ты не можешь променять на самую сильную на свете магию.

Люция всматривалась в лицо бессмертной, хмурилась, но тон той так и не выдал ничего, кроме беспокойство.

— О чём ты говоришь?

— Пророчество было правдой — его доказывает твоё прибытие. Но мы всё ещё не знаем, что с Миленьей, и… Вдруг Тимофей сделает с тобой то же самое, что делал с нею? Будь с ним осторожна! Вопреки всем его словам, мы не можем верить ему.

Люции так хотелось найти слова, что облегчили бы судьбу Мии, сказать, что Тимофей не коснулся Миленьи и пальцем, а злобная старейшина сама избрала свою судьбу, сама пошла по пути боли и крови… Но распахнулись хрустальные двери, и она не успела проронить и слова.

Они больше не были на первом этаже. Люция миновала ещё одну белоснежную комнату, эта казалась больше всех дворцовых палат. Из окон, огромных, почти на всю стену, она могла видеть прекрасный город, всматриваться в замысловатый лабиринт хрусталя, и видеть зелень там, за холмами.

Люция повернулась, но успела поймать только блеск платья пропавшей Мии. Она рванулась к дверям, но успела лишь прижать ладони к гладкой поверхности в отчаянной попытке вновь отворить их.

— И как же ты оказалась тут, Люция?

Голос Тимофея вынудил её замереть, и медленно повернуться к нему. Он больше не был лишь образом, просто последний Старейшина среди комнаты.

Она не знала, должна ли испытать благоговение от его сил или, может быть, облегчение, или страх?

— Уверена, вы удивлены моим присутствием тут, но…

Тимофей только вскинул пылающую руку, взмахнул запястьем, и она врезалась в противоположную стену. Ноги теперь твёрдо стояли на полу, но к хрусталю её прижимала невидимая, но неимоверно могучая сила, такая, что она не испытывала ещё на себе.

Тимофей вновь повёл рукой, и глаза его вспыхнули жуткой болью и ненавистью, а её ноги оторвались от земли. Он сжимал её горло, лишал дыхания и тянул всё выше и выше.

— Не знаю, какая тьма толкнула тебя сюда, — прорычал он, — но неужели ты полагаешь, что можешь уничтожить меня в моём же городе? Что я не способен себя защитить? Ты глупее всего, что я видел…

— Нет! — слова дались Люции с огромным трудом. — Я… Я не… — она пыталась объясниться, но дыхания не хватало и на несколько слов.

В его выражении лица не было ничего доброго.

— Ты уже вполне ясно высказалась во сне! Ты глупое дитя — ты веришь монстру, а не своим глазам и ушам! А теперь ты ещё и поставила меня в кошмарное положение! Эти бессмертные уверены, что ты — спасение, которое они жаждали много тысяч лет. Они даже не знают, бедняги, что ты не приносишь ничего, кроме разочарования…

Люция ухватилась за обрывки силы, что ещё таились в её руках, и вызвала свою магию. Она сжала кулаки, заставляя пламя заплясать на коже и сорваться с её рук — будто бы тряпичная кукла, внезапно запротестовавшая против того, что творил кукловод. Она помнила уроки Алексиуса — и потянулась к магии Тимофея всем своим естеством, больше не отталкивая её. Могучим рывком она втянула в себя магию воздуха, наполнила ею лёгкие, чувствуя, как её горло вновь отпустили — и магия бессмертного давалась ей так же легко, равно как и ароматы прекрасных роз, что их так много было во всём оранийском саду…

Прошло лишь несколько мгновений, а она вновь ступила на землю, глядя на него с всё той же опаской, и руки её сверкали пламенем.

— Ты причиняешь мне боль… Но я заслужила этого, может быть, и не виню тебя. Но видел ли ты меня мёртвой однажды, или той, что убьёт тебя в своих видениях?

— Я погашу твоё жалкое пламя, — он не обратил внимания на её вопрос. Воздух кружился вокруг его пальцев, будто бы бесконечный вихрь.

— А я отберу у тебя твой воздух, и он сожмёт кольцом твоё горло, прежде чем пламя коснётся кожи.

Теперь уже в его взгляде сияло беспокойство. Осознание страха бессмертного заставило Люцию почувствовать себя ещё увереннее, и пламя на руках её загорелось с удвоенной силой.

— Каян многому научил тебя.

— Большему, чем ты думаешь. А ведь я была уверена, что Старейшина должен знать всё.

— Польщён, если ты думаешь так и сейчас.

— Увы, но нет, — Люция сосредоточилась на мраке, сжавшемся в её душе, и обратила его в пламя. — Но я пришла сюда не за твоей смертью.

Он склонил голову, выражая своё удивление.

— Так зачем же, колдунья? И неужто ты одна, без своего дорогого друга.

Глаза Люции вновь жгло от неожиданных слёз, и она быстро мотнула головой, надеясь сморгнуть их и сдержаться перед старейшиной. Она знала, только сила заставит его ей поверить.

— Каян мёртв, — решительно проронила она. — Я увидела, пусть и не сразу, — кем он являлся на самом деле, я поняла, что он такое. Поняла, что ошибалась. Ошибалась, когда пыталась помочь ему. И я не собиралась позволять ему уничтожить весь этот мир.

Выражение Тимофея не изменилось, даже не дрогнуло.

— Может быть, речь не шла о всём мире, но моя смерть однозначно входила в ваши общие планы.

— Но я пришла не за нею. Ты предупредил меня, и оказался прав, — она скользнула всё ещё пылающей ладонью по поверхности своего кольца. — Если б не оно, от меня бы остался только жалкий прах. Но он разрушил Родича Огня, а потом… Потом я оказалась тут.

Люция говорила слишком быстро — в её слова нельзя было поместить ещё хотя бы несколько звуков, и Тимофей не имел возможности и слова проронить о Каяне. Она рассказывала ему о том, как пылали Запретные Горы в восточной Пелсии, как они искали хрустальный монолит, что прятался под чернотой камней… И он был преисполнен сил, которые так хотел заполучить Каян, чтобы вытащить Тимофея из Убежища. И он представлял, как она осушит его магию, сделает слабым и уязвимым, а Родичи обретут свободу, покинут свои тюрьмы из кристаллов навеки, оживут без Старейшин — и тот больше не посмеет сомкнуть своды тюрем над их головами.

Люция говорила, что жалела Каяна, ведь магию его использовали, саму его суть… А он лишь жаждал обрести свою семью и по-настоящему вкусить счастья.

— Но он хотел не только этого… — голос её стал просто шёпотом, сейчас, когда она уже почти закончила свою историю, сил не осталось и вовсе. — Он видел слабость в смертных людях, и слабость вызывала у него отвращение. Он хотел выжечь её, превратить мир в прах, а потом вновь родить жизнь, чтобы совершенная цивилизация родилась из праха… И остальные Родичи, наверное, разделят его мнение.

Наконец-то она посмотрела на Тимофея, почти уверенная в том, что увидит шок в его усталых глазах. Но лишь понимание коснулось его лица.

— Я видел это, — проронил он.

Слова его дали уверенность Люции, уверенность, заставившую её говорить и дальше.

— Я думаю, взрыв магии убил его и запустил что-то в этом монолите, потому я оказалась тут. Мне показалось, что я обязательно должна найти тебя… Ведь ты единственный, кто может помочь мне.

— В чём помочь, Люция?

Она чувствовала, как позорные слёзы стекают по её щекам.

— Загладить мою вину, — прошептала она, отчаянно сдерживая рыдания. — Прости… Мне так жаль! Я… Я так ошибалась, я едва ли не позволила Каяну развалить всё! Не осталось бы ни мира, ни Убежища… Ни клочка земли, где мой ребёнок мог бы вырасти здоровым и счастливым.

— Твой ребёнок? — тихо, почти беззвучно выдохнул Тимофей.

Люция шумно вдохнула воздух, будто бы не понимая, как он мог так отреагировать.

— Мой ребёнок. Мой и… Алексиуса.

— Ты беременна?

Люция вытерла глаза рукавом мантии, чужой, как и всё вокруг.

— А ты не знал? Ведь ты сказал, что потому утихает моя магия… В моём последнем сне ты рассказал, что власть Эвы угасла, потому что она должна была привести на свет наполовину смертного ребёнка… Ты должен был видеть это, знать!

Тимофей покачал головой, а после опустился на появившийся из пустоты высокий белый стул.

— Я не видел такого никогда.

— Может быть, потому я могу быть тут, да? Я смертна, но мой ребёнок… В моём ребёнке тоже течёт бессмертие, — она покачала головой. — Но я не понимаю, ведь Алексиус стал смертным, когда ушёл отсюда…

— Изгнанники не теряют магию, она плещется в их душах, даже пусть и начинает исчезать, когда они не пополняют свои озёра тут, в Убежище. Это вполне возможно… Но я не понимаю, почему мне не встретилось ни одно видение до этого дня, — его взгляд скользнул по ней, а после он поднялся на ноги. — Я использовал магию против тебя и мог причинить боль и вред ребёнку. Ты в порядке? Может быть, тебе нужно присесть?

Люция покачала головой.

— В полном, — она провела рукой по своему плоскому животу. — Да и ещё слишком рано… Мне было плохо несколько дней подряд, но теперь всё в порядке.

Тимофей как-то слабо и неуверенно улыбнулся.

— Ты поступила правильно, когда решила ко мне прийти.

Наконец-то холод и напряжение отпустили её, она почувствовала, как груз падает с плеч.

— Рада, что так всё случилось.

— Но… — его улыбка погасла окончательно. — Каян не умер.

— Как?! — выдохнула она, не в силах отвести взгляд.

Тимофей протянул руку, и пламя вспыхнуло на кончиках его пальцев.

— Но ведь огонь вечен. Он не может оживать или умирать — только где-то прятаться. Каян — это огонь. И если огненная магия жива до сих пор, то и он тоже жив.

Люция прижала ладонь к губам, пытаясь не позволить крику сорваться с губ.

— Но… Но как остановить его?

— Не остановить, милая, а спрятать. Он должен вновь оказаться в своей тюрьме.

— Но как?

Он не ответил ей, лишь повернулся с огромным окнам, и Люция бросилась к нему.

И только сейчас жуткая мысль пришла ей в голову.

— Каян думал, что ты единственный, кто может пленить его… Но ведь ты не знаешь, да? Только Эва — не ты!

Она смотрела, как его плечи становятся напряжённее, но он молчал, смотрел на Убежище, туда, где заканчивались городские стены.

— Всё это время… — прошептала она, пытаясь унять отчаянное разочарование, — я думала, что эти намёки и загадки — это просто игра со мной, а ты ждёшь момента, чтобы нанести удар… Но ведь ты не мог ничего сказать, потому что ты ничегошеньки не знаешь!

— Куда меньше, чем мне бы хотелось, — выдавил он.

— И мы в беде, так ведь?

Он бросил на неё короткий взгляд.

— Ты верно мыслишь, девочка моя. Я думал, что ты можешь остановить это… Думал, что Эва передала тебе свои знания.

Тимофей умудрялся оскорблять её даже тоном, и Люция вынудила себя не обращать внимания на его слова.

— Но этого до сих пор не случилось.

— Я знаю о мощи твоего кольца, — продолжил он. — Эва использовала его, когда создавала всё это, и её не задели чары.

— Как Клейону и Валорию? Я видела… Видела, как это случилось. Они коснулись шаров, и сила… — она покачала головой. — Сила…

— Одолела их, — кивнул Тимофей. — Изменила и вышвырнула Родичей на века из нашего мира. Прошли тысячи лет, и Родичи были потеряны между мирами… Пока время не повернуло к нам. Миленью тоже задело, но иначе. Она мечтала о силе, с той поры, как коснулась янтарного шара, того существа, что называет себя Каяном — он мог говорить с нею… И он приказывал ей.

Она едва могла поверить его словам, но ведь теперь, после знакомства с богом огня, это казалось таким реальным.

— Она утверждала, что любила его, что ждала много веков… А когда они встретились, он отшвырнул её в сторону, будто бы ничего никогда не было.

— Я не удивлён, ведь Огонь не может любить, только убивать, — он умолк на мгновение. — Из-за твоего кольца Каян нынче слаб. Ты должна отыскать янтарный кристалл до того, как его силы станут прежними.

— Но я никогда и не видела его!

— Тем не менее, я думаю, он держал его при себе. Ведь это его слабое место, он бы не вручил его чужому. Итак, найди его. И это будет первый шаг в нашей борьбе.

Она лишь сухо кивнула.

— Ты уверен?

— Нет шанса сомневаться, боюсь, это наш единственный способ, — признался он.

— Ты многому научил меня… И рассказал о Миленье, — она вынудила себя не сочувствовать убитой горем бессмертной, но теперь понимала её больше, чем прежде. Она не стала богиней, будто Клейона и Валория, нет, её вмешательство лишь сделало её жертвой Каяна, инструментом в умелых руках, и когда она сделала всё, что он хотел, он лишь отбросил её, будто мусор.

Алексиус не выбрасывал её, конечно, но Люция помнила, как это — быть жертвой искусного манипулятора.

— Миленья была умна и находчива, могущественна, до того, как выступила против Эвы… — проронил Тимофей. — Она была одной из тех, кто знал страшную тайну и скрывал её от мира. И эта тайна держит меня тут, заперла, будто бы в ловушке…

— Какая тайна?

— Листья, — он оторвал от своего плаща измятый, вялый листок. Она взяла его, и тот рассыпался в пыль прямо в её руках.

Но она лишь равнодушно повела плечами.

— Увядшие листья. Всяко бывает.

— Не тут. Это признак того, что исчезает магия. Даже если Родичей нашли и разбросали по Митике, слишком поздно останавливать всё…

— Что?

— Мир… То, что осталось от него, — он запнулся, и Люции показалось, что он больше не станет продолжать, взгляд его вновь потерялся в густой зелени за пределами города, запутался в арках и листьях, холмах и долинах, что были такими уже целую вечность.

— Но что от него осталось? — настойчиво повторила она. — Я не понимаю, о чём речь!

— Бессмертные запаникуют при виде мёртвых листьев, они ведь не знают, что всё намного хуже… — он повернулся к ней с таким мрачным выражением лица, что ей было страшно посмотреть в его глаза. — Ты должна знать, что может статься с твоим миром. Глянь ещё раз на моё прекрасное Убежище…

Люция моргнула, но заставила себя вновь посмотреть на прекрасные виды. Только теперь она осознала, что зелени стало куда меньше. Миля, две — а дальше зелень сменилась чёрной выжженой землёй, а после и оборвалась, будто зазубренная скала. Голубое небо обратилось в холодную, зыбкую тьму, сквозь которую не прорывалось сияние даже самых ярких звёзд.

Убежище теперь оказалось лишь городом и жалкой милей зелени — и осыпалось в пустоту.

— Что это? — выдавила она из себя короткий, но логичный вопрос.

— Бессмертный по имени Дамен был сотворён вместе с Эвой, но выбрал убийство. Он был как и Родич Огня, думал, что надо уничтожать всё, будто пламя… Вот только у Каяна реального выбора нет, он и есть Огонь. А у Дамена он был, и он решил причинить нам вред. Попытался уничтожить нас. Прошло столько лет после его атаки, и так мало осталось чар, чтобы удержать этот мёртвый мир… Без Родичей Убежище стало просто осколком, и только часть нас осталась в живых. Я использовал уже столько сил, чтобы укрыть правду от других… И удержать это место так долго, как я смогу.

Никто не должен нести в гордом одиночестве это страшное бремя, а ведь ему претила сама мысль о том, что он вынужден рассказать ей!

— Родичи… А если вернуть кристаллы сюда, это ведь поможет?

Он склонил голову

— Не исправит всего… Но сохранит то, что осталось.

Люция кивнула, чувствуя, как уверенность загоралась в её душе.

— Тогда я должна сделать это. Найти Каяна, заключить его в клетку… И вернуть остальных Родичей сюда, как и его. И тогда и мой мир, и Убежище останутся жить.

Конечно, это не настолько просто, как звучало, но она должна попытаться.

Тимофей не позволил себе и короткой улыбки, но надежда на мгновение сверкнула в его глазах.

— Скажи хоть что-то, — промолвила она, когда он так и не нарушил тишину и словом. — Или ты вытолкнешь меня в ближайший портал, чтобы я могла вернуться в мир смертных?

— Ведь ты слышала то, что я уже говорил до этого, что я закрыл каждый путь, что ведёт отсюда.

Она покачала головой.

— Ну открой хоть на минутку!

— Без остальных старейшин это займёт больше времени.

— Я могу помочь тебе!

— Нет, это только моя ноша… А ты должна отдохнуть перед тем, как вновь столкнёшься с Каяном, — он будто бы говорил с собой. — Останешься в башне, отоспишься… Как только я смогу, клянусь! — я верну тебя в твой мир, и ты сделаешь всё, что можно, чтобы спасти нас, если действительно жаждешь этого.

И Люция знала — ничего в своей жизни она не желала больше.

Загрузка...