Рей чувствовала приближавшуюся грозу.
И еще она чувствовала присутствие Далласа.
Ей было отлично известно, что несет в себе большую угрозу ее покою и безопасности.
Он следил, как Рей движется по огромной, скудно обставленной комнате, служившей ему кабинетом в здании, занимаемом «Келхаун пропетис». Ее движения казались неловкими, дергаными.
Она попросила показать ей то место, где работал Уоррен, когда бывал в Глори.
Даллас, не говоря ни слова, подвез ее к стоянке позади здания. Он кивнул в сторону темно-зеленого «моргана» — естественно, антикварный экземпляр, — все еще припаркованного на месте с именем Уоррена на табличке. Когда ее глаза наполнились слезами, Даллас поспешил отвернуться.
Он повел ее в кабинет на втором этаже. Эта комната не имела ни малейших следов пребывания в ней того человека, которого она знала. Шикарный стол розового дерева, глубокое красное кожаное кресло за столом и два схожих с ним — напротив стола, по другую сторону зеркально отполированной, девственно-чистой поверхности. Пушистый алый ковер и портьеры. На стенах — фотографии старых моделей автомашин и самолетов. И нигде не оставлено ни клочка бумаги.
Комната, которой больше никто не пользовался.
Комната мертвеца.
Рей не выдержала и выскочила в коридор. Даллас повел ее к себе на третий этаж.
Здесь не было фотографий на стенах. Здесь вообще не было никаких фотографий, как не было ни ковра на покрытом линолеумом полу, ни кожаного кресла за исцарапанным кленовым столом. Первое, что бросалось в глаза, — хозяин этого кабинета работал много и упорно, и еще больше ему предстояло сделать.
— Что-то не вижу признаков восторга, — заметил он с деланным легкомыслием.
— Если бы я когда-нибудь задумалась над этим, то наверняка бы представила, что ты работаешь именно в такой комнате.
— Ну, это, конечно, не подойдет для обложки мебельного каталога, — Даллас пожал массивными плечами, — но мне здесь удобно.
— Оно и видно. — Вдоль стен кабинета громоздились металлические каталожные шкафы, выкрашенные под цвет линолеума на полу. Рабочий стол был завален кипой бумаг. — Даллас, ты, наверное, простой парень?
— Не знаю! — рассмеялся он. — А что, похож?
— Возможно. Возможно, ты кажешься даже более простым, чем тебе это понравится самому.
Они молча смотрели друг на друга. Спертый, наэлектризованный перед грозой воздух давил на Рей. Он сказал, что у нее самые зеленые глаза на свете. А у него были самые серые глаза на свете. И они действительно временами меняли цвет — от прозрачно-голубых до свинцово-темных, — и при виде каждого нового оттенка у Рей неизменно захватывало дух.
— Офис моего отца тоже находится в этом здании. Я люблю быть поближе к народу.
— То есть ты любишь все держать под контролем.
— Вот видишь! — Улыбка удивительным образом осветила его слишком серьезное лицо. — Ты уже знаешь меня не хуже, а то и лучше, чем я сам! Иногда людям не требуется слишком много времени, чтобы научиться читать мысли друг друга.
— Мне не до шуток, — возразила Рей. — У нас очень большие неприятности. Слишком большие, чтобы позволять себе отвлекаться на личные дела. По-моему, кто-то нарочно постарался вынести все бумаги из кабинета Уоррена.
— Вряд ли он при этом перетрудился. — Даллас наклонился, чтобы поднять с пола упавшую пачку бумаг. — Там почти ничего не было.
— Ты хочешь сказать, что там всегда все выглядело таким… стерильным?
— Уоррен был слишком непоседливым типом. Он мог отсутствовать по нескольку дней, а то и недель в поисках новых клиентов. Не говоря уже о том времени, что он проводил с тобой. Он еще в детстве усвоил эту манеру — исчезать на день-другой, а потом появляться так, будто ничего не случилось. Мне кажется, что отлучки начались тогда, когда возникли неприятности в семье. Я даже опасался, что ему нужна помощь. Ну, понимаешь, сеансы психотерапии.
— Никогда не знала его так хорошо, — призналась Рей. — Он был очень скрытным, но ведь и я не из болтливых. И все выглядело вполне естественно.
— А по-моему, не совсем.
Он бросил бумаги на стол и стал читать их, озабоченно хмурясь. Наверное, из-за нее у Келхауна скопилась масса дел.
— Послушай, Даллас, я сама смогу добраться отсюда домой. У тебя полно работы, а ты все время тратишь на меня.
— Ничего страшного, — заверил Даллас. Он снова обратил внимание на Рей. — Я даже не подозревал, как сильно нуждался в настоящем друге, пока не понял, что ты вполне доступна.
Несмотря на свою растерянность, несмотря на серьезность положения, в котором она оказалась, Рей не удержалась от смеха.
— Доступна, вот как? Ну ты и сказал!
— Я не хотел сказать ничего плохого, — улыбнулся он в ответ. — Между прочим, я тоже вполне доступен!
Можно ли в это поверить? Ведь ей действительно нужен был друг, и ей было нужно, чтобы таким другом оказался именно Даллас. Она не желала никого другого. И ужасно хотела положить конец угрозам и опасности, нависшим над ее жизнью.
Даллас был очень сильным человеком — она чувствовала это всем сердцем. Но не менее ясно она чувствовала и безнадежность такой ситуации. Их свело вместе несчастье, а разве несчастье может служить опорой для искренних отношений?
Нет, ей не следовало позволять себе в него влюбляться!
— О чем задумалась? — поинтересовался он. Но ведь она уже влюбилась в него…
— О том, насколько все это невероятно.
— Да, — согласился он. — Но ведь мы уже успели ответить на кое-какие вопросы. И сумеем разобраться со всем, что стоит между нами.
А он, оказывается, мечтатель! Несмотря на крутой облик бывалого парня, Даллас Келхаун продолжал по-детски верить в то, что добро побеждает зло, если приложить к этому достаточно сил.
— Мы сумеем! — настаивал он.
— Ты знаешь, когда-то я, может, и согласилась бы с тобой — примерно в то время, когда осталась ночью на улице с грудным ребенком и какими-то мелочами в пластиковом пакете. Да еще при мне были школьный аттестат и семь долларов.
— О Господи!
Видимо, ее кривая улыбка должна была изображать цинизм и равнодушие к своему прошлому.
— Мне было семнадцать, и за плечами оставался сущий ад. Ну как тут не поверишь в высшую справедливость?
— Милая, я же не знал! — Он протянул руку, но Рей увернулась от его ласки. — Тебе больше никогда не придется так страдать. Ты сама выбрала свой путь, Рей! Поверь, это многого стоит!
— Да таких, как я, пруд пруди в любом паршивом городишке! Тех, кто сумел выжить, потому им повезло родиться сильнее других! И эта сила превратилась в нашу обязанность перед теми, кто оказался слабым!
— Как Джинни? — спросил Даллас. И хотя Рей думала сейчас о Кэсси, она сказала:
— Да, как Джинни — когда она была совсем маленькой. Надеюсь, что я не ошиблась, отправив ее в Деклайн с Белой.
— Думаю, что нет. Бела — настоящая тигрица. Ее так просто не проведешь.
— Ага. — Рей все же улучила минуту, чтобы позвонить шерифу в Деклайне. Он уверял ее, что там все спокойно, что ей нечего «бояться, но она все равно не находила себе места от страха.
В соседней комнате она заметила старую кофеварку на подносе с каким-то цветочным орнаментом.
— Хорошо бы сейчас выпить кофе. Можно, я сварю?
— Неужели ты откажешься от бурбона? — рассмеялся Даллас. — У тебя явная слабость к крепким напиткам!
— Откажусь, — буркнула Рей. Ее передернуло при одном воспоминании о том, что ей предложили в конторе у Тайсона. Она наполнила кофеварку из крана над раковиной в углу, воткнула в розетку шнур и добавила: — Хотела бы я знать, что нам делать дальше.
— Это же проще простого! Ты будешь делать то же, что и я! Выложишь на стол все свои карты. Чтобы избавиться от любых неприятных сюрпризов, еще оставшихся между нами. Ну а потом мы избавимся от всей той каши, что успел заварить Уоррен.
Но Рей еще не была готова к тому, чтобы считать Уоррена не источником, а ключом к решению ее неприятностей.
— По-твоему все получается слишком просто. А это не так!
Даллас своей неспешной, развалистой походкой направился к дивану с вытертой желтой обивкой, стоявшему у стены под окнами, удобно уселся и раскинул руки на спинке.
Рей делала вид, что занята кофе, который вот-вот должен вскипеть, но сама то и дело украдкой поглядывала на Далласа. И всякий раз наталкивалась на его ответный взгляд. Он не улыбался, смотрел ей в лицо, но иногда его глаза скользили ниже, по всей ее фигуре.
Рей трудно было оставаться невозмутимой при виде столь откровенного, яростного желания. Приходилось бороться с целой бурей противоречивых чувств. Слишком сильных чувств, проникавших в самые потаенные уголки ее души.
— Тут и смотреть не на что, — заметила она, имея в виду обзор из окон. В груди было так тесно, что каждое слово давалось с трудом.
— Слишком шикарный вид только отвлекает от работы, — отвечал Даллас. — И к тому же мне нравится, как выглядит прочная каменная кладка. Она такая солидная, незыблемая — особенно если ограждает твою собственную крепость.
Рей засмеялась.
Даллас не поддержал ее.
На нее накатила волна таких ошеломляющих, невероятных чувств, что Рей в испуге рванула на себя дверь комнаты, в которой варила кофе. В глазах почему-то вскипели слезы. Ей пришлось запрокинуть лицо к потолку и дождаться, пока непрошеная влага исчезнет.
Даллас подался вперед, упираясь локтями в колени.
— Рей! Что с тобой?
— Ничего!
— Неправда, что-то случилось! В чем дело?
И тут она почувствовала — впервые за миновавшие с тех пор десять лет, — что ей хочется поведать кому-то про свою историю.
— Я никогда не рассказывала об этом Уоррену, — призналась она невпопад, все еще едва владея собой.
— Так расскажи мне.
— Ты же не знаешь, что я имею в виду.
— Так расскажи, чтобы я знал это, Рей. Ты же сама хочешь рассказать!
— Ладно, выбрось из головы. — Ее сердце билось какими-то судорожными, болезненными толчками. — Просто навалилось слишком много и все сразу. В этом все дело. Я расстроилась из-за другого. И растерялась.
— Ты растерялась, поскольку знаешь об Уоррене немало, что хотела бы мне рассказать, но ты слишком ему предана. Ты видела от него только хорошее. Но разве кто-то на его месте упустил бы шанс выглядеть перед другими хорошим?
Кажется, кофе был готов. Рей наполнила две кружки — белые внутри, с выцветшими зелеными утятами снаружи — и подала одну Далласу, но сама осталась стоять возле дивана.
— Гроза совсем близко, — пробормотала Рей, услышав глухой рокот грома.
— А я люблю грозу, — отвечал Даллас.
— Я тоже. Когда есть крыша над головой.
— И кто-то есть рядом с тобой, — добавил он. — Кто-то, кого хочется спрятать под свою крышу.
И снова между ними повисло молчание, наэлектризованное то ли грозой, то ли новой вспышкой чувств.
Рей вытащила из-за стола коричневый стул с мягким сиденьем и устроилась напротив Далласа.
— Тебе не пришлось отведать той жизни, которой жила я. Он вопросительно наклонил голову и закинул невероятно длинную и невероятно мускулистую ногу на подлокотник дивана.
— Ты с рождения мог купаться в деньгах, — начала Рей. — Верно?
— Ага.
— Ты всегда знал, кто твои отец и мать и что они тебя любят?
Он поднес кружку к губам, прищурился на Рей сквозь ароматный пар и осторожно пригубил горячий кофе.
— А ты не знала своих родителей?
— По-моему, я достаточно ясно дала понять, что не знала. — Она больше не могла молчать — что бы ни побуждало ее на эту откровенность. Ей и так было плохо — хуже некуда, — и если действительно оставался хоть малейший шанс на будущее, то пусть оно начнется с полной откровенности. Она уже пыталась строить отношения на тайнах, и результаты говорили сами за себя.
— Рей, тебе лучше позабыть о прошлом. Мы не можем его вернуть.
— Мне не до шуток. — Рей видела, что Далласу стало неловко. Мужчины вообще не любят копаться в таких вещах. — Человек, которого я считала своим приемным отцом, чуть не изнасиловал меня.
Рей беспомощно потупилась — такая жуткая повисла вдруг тишина.
От прикосновения Далласа, обхватившего ее руку поверх кружки, она чуть не подскочила на месте. Непонятно, когда он успел встать с дивана? А он осторожно отобрал у нее кружку и поставил рядом со своей на стол.
— Сколько еще людей знали об этом?
— Кроме Уоррена — только один. Ты.
— Спасибо.
Она вскинула на Далласа затравленный взгляд.
— Спасибо за то, что сочла меня достойным. Ох, Рей, если бы ты только знала, как много это для меня значит! Ведь ты доверила мне то, что скрывала от всех столько лет!
— Я схватила Джинни и убежала. — У нее снова стало тесно в груди. — Мне повезло. Водители-дальнобойщики пожалели меня и подобрали на шоссе. Водители, у которых были свои дети и которые отнеслись ко мне как к ребенку с ребенком на руках.
— Слава Богу!
— Сомневаюсь, что Богу от меня было много радости, — еле слышно откликнулась она. Каждый вздох давался ей все труднее. — Те… те люди, с которыми я жила, сказали, что не имеют со мной ничего общего. Я думала, что Бетти — моя мать. — Это было в первый раз. Рей никогда не произносила вслух имя Бетти со времени побега. — Но в тот вечер она сказала, что это не так. Она сказала, что мой отец путался с ней когда-то и приволок с собой меня и мою сестру. А потом смылся, а нас бросил. До сих пор не знаю, зачем она оставила нас — разве что… разве что в ней просыпались какие-то чувства, когда она не успевала напиться.
— Рей… Черт побери, ну что я могу сказать?!
— Ничего. Это все слишком грязно и мерзко. И это означает, что я — никто. Что я была и останусь никем.
— Неправда! — Он схватил ее за плечи и рывком заставил встать. — Ты же знаешь, что это неправда! Ты настоящая, неповторимая личность!
— Я выложила тебе все вовсе не для того, чтобы меня пожалели. — Рей холодно посмотрела на него. — Просто я знаю, что ты не станешь ничего использовать против меня, зато тебе легче будет понять, что мне не место в твоем мире.
Его глаза снова налились пронзительной, острой голубизной.
— Я могу только гордиться тем, что рядом со мной будет такая женщина, как ты! — отчеканил Даллас. — А ты оскорбляешь меня, если считаешь настолько пустым, чтобы волноваться из-за твоей родословной!
— Не обижайся, — просто ответила она. — Меня все еще мучают кошмары после той ночи. Мне снится Уилли. Его звали Уилли Скегс. Это был злобный и тупой тип.
— А что же с твоей сестрой?
— Она умерла. — Рей уставилась куда-то в пространство. Это должно было навсегда остаться тайной для всех — настоящие имена родителей Джинни.
— Прости.
— Она еще в детстве получила травму мозга. У нее начались припадки, и от одного из них она умерла. А что случилось с твоим братом?
На скулах у Далласа долго играли желваки, прежде чем он сумел изобразить подобие улыбки.
— Автокатастрофа. Просто несчастный случай. Джесс намотал «кадиллак» моего папаши на толстое старое дерево. Перед этим папа как раз успел втолковать нам обоим, что мы — полное дерьмо. Вообще-то он проделывал это регулярно, но в тот раз мы имели глупость попросить разрешения поступить в музыкальное училище.
За его небрежным, легкомысленным тоном Рей отлично чувствовала и застарелую боль, и ярость.
— А вашему папе не понравилась эта идея?
— Келхауны никогда не занимались собачьей чушью. Келхауны должны делать деньги для фирмы Келхаунов, и дело с концом.
— Только это не оказалось концом, верно? — Она вопросительно заглянула ему в лицо. — Такие истории никогда не кончаются.
— Так или иначе все уже в прошлом.
— Разве? — Она положила ладони ему на грудь и почувствовала тепло, исходившее от него. — Иногда мне страшно: вдруг оглянусь, а там Уилли? А еще бывают минуты, когда мне действительно хочется его увидеть.
— Почему тебе хочется его увидеть? — насторожился Даллас. Он даже приподнял ее лицо.
Рей испуганно зажмурилась. Она сама не ожидала, что скажет такое.
Он погладил ее по щеке костяшками пальцев и повторил:
— Почему, Рей?
— Потому… — еле различимо вымолвила она одними губами, — потому что тогда я точно бы знала, что не убила его…
Его рука бессильно повисла.
Снова издалека долетел долгий, гулкий раскат грома. Предвестник грядущей бури.
— Как? — Далласу удалось наконец нарушить молчание.
— Я ударила его фонарем по голове. — Рей содрогнулась и нервно потерла руки. — Тяжелым, старым, ржавым фонарем. И он больше не двинулся. А я побежала. Наверное, мне следовало позвать кого-нибудь на помощь, но я просто сбежала.
— Он хотел изнасиловать тебя, и ты его ударила?
— Да.
— А потом ты схватила Джинни и сбежала?
— Да.
— Тогда я тоже хотел бы, чтобы он выжил! Она отшатнулась, широко распахнув глаза.
Его лицо вдруг окаменело; возле губ залегли резкие, глубокие складки — они выражали ярость, ту самую ярость, что полыхнула в серых глазах.
— Я бы хотел, чтобы этот ублюдок явился сейчас сюда и предоставил мне удовольствие прикончить его своими руками. Только это не будет быстрой и легкой смертью от одного удара.
У Рей все опустилось внутри и сильно закружилась голова.
— Ты сбежала и нашла себе убежище у Белы — благослови ее Господь! У умной женщины, способной отличить хорошее от плохого. А потом там появился Уоррен — изощренный, преуспевающий Уоррен, готовый взять тебя в жены и обеспечить крышу над головой тебе и Джинни. Ты была бы последней дурой, если бы упустила такую возможность.
Темный линолеум на полу вдруг показался ей бесконечно далеким. Рей ощупью подтащила к себе стул и уселась. Наклонившись вперед, она спрятала лицо в коленях.
— Ах, черт! — Голос Далласа доносился глухо, как раскаты грома за окном. — Бедная моя малышка! Это все прошло! Слышишь, Рей? Это кончилось навсегда!
— Нет! — Зажав уши руками, она дождалась, пока в голове перестанет пульсировать кровь. — Это не кончилось. Я думала, что кончилось, но ошиблась…
— Нет, не ошиблась! — Он встал перед ней на колени и положил ее голову к себе на плечо. Он баюкал ее, как маленькую, шептал на ухо какую-то ерунду и гладил по спине и по рукам.
— Мне следовало бы плюнуть на все и вернуться в Деклайн, но я не могу себя заставить. Уоррен так много для меня сделал! Он позволил мне считать, будто я что-то значу!
— Вот и спасибо тебе, Уоррен. — В голосе Далласа не было и следа сарказма. — Значит, ты был не таким уж плохим, старина!
— Ты не расскажешь никому про Уилли? Что я с ним сделала?
— Ты не напишешь в своей книге про Глори о том, что мой дорогой папа трахался с Линсей-Мэй, когда его хватил удар? — Рей подняла лицо, он отвел ей волосы со лба и повторил: — Не напишешь?
— Может быть. — Она и не представляла, что улыбка дастся ей с таким трудом.
— О'кей. А как насчет того, что моя сестра спит с зятем своего погибшего мужа?
— Не думаю, что все это стоит предавать гласности, — всхлипнув, отвечала Рей.
— Хм-м-м… А как насчет трудностей, испытываемых моей фирмой? Афер, в которые нас втянул незабвенный муж моей сестры? И изрядной суммы, которую пришлось заплатить за то, чтобы не выносить сор из избы?
Рей громко сглотнула, но твердо сказала:
— А вот этому я наверняка посвящу не одну главу. — Она снова попыталась улыбнуться, но не смогла. Те деньги, что лежали в банке в Саванне — во всяком случае, их большая часть, — скорее всего принадлежали Далласу. Ее так и подмывало рассказать ему все без утайки, отвести его в хранилище и показать оба сейфа. И молиться лишь о том, чтобы у него не возникло ненужных вопросов по поводу Джинни и ее собственных прав на эту девочку. Нет, Рей не должна поддаваться эмоциям: один такой порыв — и для них с Джинни все будет кончено!
Кажется, теперь она знала, что делать. Ей следует как можно скорее расставить все по местам. В понедельник она первым делом поедет в Саванну, в банк, и рассортирует все бумаги. А потом наймет адвоката с солидной репутацией, чтобы помог ей разобраться с ними.
— Мне очень хотелось бы вспомнить, какие из своих поступков ты считаешь неправильными, — приговаривал Даллас, гладя ее по щеке. — Но вот беда — я все забыл. Там, в коттедже, я обратил внимание только на готовый к работе компьютер и кучу бумаг на столе.
— Писателям так и положено — наваливать на стол кучу бумаг. — Его вовсе не пугало то, что она когда-то натворила. Он только разозлился из-за нее и рвался ее защищать. — Даллас, хотя это вовсе некстати, но стоит мне подумать о тебе — и я чувствую себя какой-то переполненной по самые уши! Переполненной счастьем и еще чем-то таким…
— Чем-то таким? — Его улыбка светилась лукавством. — А ты не могла бы выразиться более определенно?
— Я хотела бы верить, что ты говорил правду — ну, о своих чувствах. И обо мне, но…
— Я говорил только правду! И к тому же… — он поднес ее руки к губам и стал целовать все по очереди пальчики, — к тому же я хочу, чтобы больше такого не случилось. Когда мы с тобой в первый раз занимались любовью… мне не следовало этого позволять. Я воспользовался преимуществом и слишком забылся.
— И это было прекрасно, — слабым голосом вымолвила Рей.
Даллас заглянул ей в глаза, запрокинул голову и рассмеялся.
— Ну вот, а я только собрался просить прощения! Ты ведь сама знаешь, что нам нетрудно будет договориться с Джинни. К тому же мы попросим помощи у Белы. В конце концов, она и так все знает.
— Она вытрясла из меня всю правду, — покраснев, призналась Рей.
— И она догадалась, что мы не безразличны друг другу.
— Я работала над романом по кинофильму.
— Прости… — Даллас растерянно захлопал глазами. — Я что-то не понял!
— Ну, я про те бумаги в коттедже. Это для проекта, над которым я работаю по договору. Переложение сценария в виде романа. По большей части я этим зарабатываю на жизнь.
— Ты хочешь сказать, что о моей несчастной жизни уже сняли фильм?!
Она стукнула его кулачком по плечу и встряхнула головой.
— Ну да, конечно, а как же еще?
Все еще не убрав руку с его плеча, Рей застыла, затаив дыхание. Удар грома с треском раскатился за окном, словно ружейная перестрелка.
Даллас долго смотрел ей в глаза, а потом встал и отвернулся. По стеклу ударили первые тяжелые капли.
Рей впилась взглядом в эту широкую спину и смотрела, как рубашка облегает мощные плечи и морщится на буграх бицепсов. Было видно, как напряглось все его большое, сильное тело.
Она встала и подошла к нему вплотную. Осторожно, неслышно поднялась на цыпочки и прижалась щекой между его лопатками, обняла за пояс и услышала, как он вздохнул. Его вздох прозвучал как эхо ее собственного.
Очередная молния ударила где-то совсем рядом. Она осветила пурпурные тучи и пронизала их жилками пламени, вонзившимися в землю возле соседнего дома.
Почти сразу ударил гром. Оконные стекла задребезжали, земля содрогнулась.
Даллас привлек ее к себе и обнял, прижимая к груди.
— Всю жизнь я отдал делу, которое не выбирал, — начал он. — Временами мне это даже нравилось. Было приятно оглянуться на туннель, прорытый моим отцом, и отцом моего отца, и его дедом, и прадедом. При этом они не проливали ни капли пота и не жертвовали своими жизнями, но я все равно гордился, что не остался перед ними в долгу. Что в некотором роде я расплатился с ними сполна. Да, я вел себя самоуверенно и высокомерно, но всегда оставался честен.
Рей впитывала смысл каждого его слова, но сознавала, что будет заколдована любыми его словами. Она не могла налюбоваться тем, как движутся его губы, глаза, как меняется его лицо, как выглядит его шея и даже густые волосы в расстегнутом вороте рубашки.
Она не заметила, как он ласково, самыми кончиками пальцев, заставил ее поднять лицо.
— Ты хоть слушаешь, что я говорю?
— Кажется, да.
— И если даже мою фирму ждет полный крах, я думаю, что мы это переживем. Не можем не пережить. Черт, может, мне пришла наконец пора стереть пыль со старого пианино и начать заниматься? Я мог бы играть вечерами в барах. Ты, случайно, не умеешь петь?
— Совершенно не умею, — рассмеялась она. — Мы наверняка помрем с голоду.
А он вдруг снова стал серьезным:
— Рей, вот ты и начала думать о нас. Пожалуйста, думай так и дальше! И верь, что мы сумеем пережить все это и будем вместе! Я собираюсь отыскать тех людей, про которых говорил Тайсон, и сказать, что мы со всеми расплатимся. Одному Богу известно, сколько мы задолжали, но ведь если нас обанкротят, то никто вообще ничего не получит! Им волей-неволей придется дать нам шанс!
Он почему-то совсем перестал вспоминать о деньгах, по его мнению, украденных Уорреном. Она уже не знала, что ей говорить и кому верить. Линсей-Мэй вполне могла поверить в то, что Биф Келхаун любит ее и позаботится о ней. А теперь ей до конца жизни придется сидеть, отвечая на звонки в офисе Келхаунов, получая нищенскую плату и унижаясь перед сыном Бифа всякий раз, когда случится несчастье.
— А что теперь омрачило эти зеленые глазки? — поинтересовался Даллас.
— Вещи, над которыми мне следует подумать самой. — Биф не скрывал, что женат. И уж во всяком случае, Линсей-Мэй это знала. Но кому известно, на какие рычаги мог нажать старик, чтобы добиться своего?
За спиной у Рей вспыхнула молния, и она невольно поморщилась от оглушительного грохота. Встала на цыпочки и потянулась к Далласу губами. Ласково, нежно, готовая заплакать от наплыва чувств, она поцеловала его. И он не замедлил с ответом, а от мягкости и нежности не осталось и следа. Пожалуй, если бы он не обнимал Рей, она бы упала под его жгучим, жадным поцелуем. Даллас прижался к ней всем телом. Одежда не смогла смягчить то твердое, пульсирующее, что уперлось ей в живот.
Он резко высвободился и отстранился. С раздувающимися ноздрями, тяжело дыша, он пожирал ее глазами. Рей не требовалось смотреть в зеркало, чтобы почувствовать, как неровно и часто вздымается ее грудь, а затвердевшие соски приподнимают тонкую футболку.
— Если мы не остановимся… сейчас же… то это случится опять.
Рей кивнула. Она не могла говорить.
— Точно так же, как это было в первый раз. Она снова кивнула.
— Никакой нежности. Грубый, жадный секс. Я обещал, что никогда больше не буду себя так вести.
— Но мы оба вели себя одинаково, — пробормотала она.
— Поехали ко мне в Свит-Бей. Я хочу, чтобы ты была в моей постелил. Всю ночь. Я хочу проснуться утром рядом с тобой!
Ей пришлось говорить громче из-за шума дождя.
— Нет, не сейчас. То есть я не могу. Не могу ехать туда, где знают обо мне и Уоррене.
— Им придется принять тебя, Рей! Как только я скажу им, что теперь мы вместе и останемся вместе навсегда, они поймут, что либо должны смириться, либо наши пути разойдутся.
— И ты уедешь из Глори?
Нет, она не смела надеяться, что услышит «да» Даллас одной рукой прижал к себе ее бедра, а ладонью другой стал гладить по груди, щекоча сосок. — Я уеду из Свит-Бей.
— И куда отправишься?
Он наклонился и поцеловал ее.
— Интересно, мы когда-нибудь научимся прикасаться друг к другу без неистового желания содрать друг с друга всю одежду?
— Надеюсь, что нет! — выпалила она и рассмеялась, пряча лицо у него на груди. — Неужели я это сказала?
— Пожалуйста, поехали ко мне домой! Она безумно хотела его, но только не там.
— Поехали ко мне домой, — сказала Рей и тут же добавила, набравшись отваги: — Я хочу вернуться в коттедж. А ты мог бы потом заняться делами, пока я кое-что сделаю. — Она понимала, что надежды мало, — но вдруг ей повезет и он ничего не узнает?
— Но тебе нельзя там оставаться.
— Нет, можно! Я проверю все двери и замки. А потом позвоню шерифу и попрошу, чтобы ко мне регулярно заезжал их патруль. И к тому же у меня есть пистолет.
Он вздохнул и уперся лбом в ее лоб. — Ну почему даже это не может меня успокоить? Она жутко боялась выносить пистолет из банка в Саванне и пошла на это очень неохотно. Но теперь была только рада.
— Я хорошо стреляю. Я тренировалась.
— По статистике большинство людей…
— Я все знаю про статистику. Но она относится к тем людям, кто не успевает решить, что делать.
— Люди чаще всего полагают, что успеют решить, что им делать, пока не столкнутся с каким-нибудь маньяком и он не вышибет из них дух. Скорее всего ты просто забудешь, где у пистолета курок.
— Нет, я…
— Что-то я не заметил, чтобы ты успела это вспомнить, когда приняла меня за маньяка!
Она улыбнулась — и у Далласа стало тепло в груди.
— В следующий раз, когда ты на меня набросишься, я непременно сделаю все как надо! Честное слово, мне надо вернуться и хоть немного привести все в порядок. Я ужасно запустила работу. И хочу позвонить Джинни и Беле!
— Ну… — медленно, неохотно, он все же уступил, — о'кей. Но мне все равно не хочется оставлять тебя там одну.
— А кто сказал, что меня придется там оставлять? Даллас застыл и напряженно прищурился.
— Эй, мэм, о чем это вы толкуете?
С небывалой для себя дерзостью — Рей и не подозревала, что сподобится на такое, — она игриво ущипнула Далласа за самое чувствительное место и ловко увернулась, когда он попытался ее схватить.
— Ага, развесил уши? — крикнула Рей и помчалась к двери. — Вот и отлично! А толкую я о том, что нам с тобой нужно очень многое обсудить. И что беседа может затянуться до ночи. А то и до утра.
— Беседа?! — взревел Даллас, ринувшись за ней вслед. Но Рей уже неслась вниз по лестнице.
— И кое-что еще! — кинула она через плечо.