Не доверяя даже сердцу

Глава 28 Годовщина

Рабочие дни пробегали один за другим, а мое настроение становилось все хуже. За всё это время я ни разу не видела Майкла. Хотя, чего я еще ожидала, если сама этого добивалась? “Так правильнее,” — твержу себе, но на самом деле слабо в это верю. Я должна сосредоточиться на Натали, узнать как можно больше о ней, понять, почему она преследует меня, какие секреты скрывает и чего так сильно боится.

Мы недавно приняли на работу нового дизайнера — Кайли. У неё безупречное резюме, отличное портфолио, цепкий взгляд и напористый характер, всё, что нужно молодому профессионалу. Решение о её найме было принято быстро, потому что мы действительно нуждались в дополнительных руках.

Нервно постукивая по столу ручкой, я разглядывала фотографию родителей. Завтра годовщина их смерти. Я уже взяла отгул, цветы заказаны, няня для Джорджи вызвана. Ана возвращается завтра утром, чтобы составить мне компанию в этот трудный день. Вместе мы справимся, хотя это будет нелегко. Все эти годы Ана переживала этот день одна, потому что меня не было рядом. Как только я думаю об этом, совесть не даёт мне покоя. Мне кажется, что я не заслужила такую сестру, как она.

Слабый сигнал входящего сообщения на электронной почте выдернул меня из мыслей. Собрание через десять минут. Я тяжело выдыхаю, пытаясь найти в себе силы снова надеть маску безразличия, заставляя себя хоть иногда изображать улыбку.

Наконец собравшись с мыслями, выхожу из кабинета в коридор, где меня уже ждет Кейт.

— Привет, — улыбается она мне.

— Привет, — стараюсь ответить чем-то похожим на улыбку. — Знаешь, почему нас собирают?

— Думаю, это из-за Кейли. Кстати, как она тебе?

— Не знаю, кажется, талантливая и цепкая. Что еще нужно молодому дизайнеру? — пожимаю плечами.

— Мне она что-то не нравится. Вроде не делает ничего такого, но всё же что-то настораживает, — задумчиво произносит Кейт.

— Посмотрим. Надеюсь, что тебе просто показалось, — добавляю я, заходя в конференц-зал, где уже сидят сотрудники нашего отдела.

— Всем добрый день, — Мистер Хит не теряет времени и сразу приступает к делу. — Повод для сбора у нас прекрасный: новый сотрудник в нашей команде дизайнеров. Кайли, прошу, пару слов о себе для коллег.

Кайли встает с легкой усмешкой, будто заранее зная, что ее появление вызовет немало разговоров. Она поправляет волосы, немного откидывая голову назад, и начинает:

— Привет всем. Меня зовут Кайли, и, как вы уже знаете, теперь я с вами. Дизайн интерьера для меня — не просто работа, а своего рода искусство. Я уверена, что смогу добавить чего-то… свежего в ваши проекты.

Она делает короткую паузу, оглядывая нас, словно изучая реакцию, затем с ухмылкой на губах продолжает:

— Надеюсь, мы быстро найдём общий язык. Хотя, если нет — ну, не беда, я всегда добиваюсь своего, рано или поздно. Так что не стесняйтесь, если у вас возникнут какие-то вопросы… или сомнения, — она делает многозначительную паузу, скользя взглядом по комнате. — Я всегда готова поделиться своим опытом. Или, если понадобится, исправить то, что требует доработки. Мы ведь все здесь ради того, чтобы достичь совершенства, не так ли?

Я мгновенно переглядываюсь с Кейт. Один взгляд говорит больше слов — она была права. Кайли, похоже, станет еще той занозой в заднице.

— Спасибо за внимание. Думаю, будет весело, — завершает свою речь Кайли с той же самодовольной усмешкой.

Мистер Хит на несколько мгновений выглядит слегка растерянным, но быстро берет себя в руки, хмыкает и заканчивает собрание:

— Вот и отлично. Всем такого же боевого духа на этой неделе. Все свободны. Кейт, задержись.

Подруга переводит на меня взгляд, расширяя глаза, и я мгновенно ловлю её немой вопрос, словно она хочет сказать: «Ты это слышала?» Я не могу сдержать улыбки. В этот момент я осознаю, насколько ценно иметь рядом такого человека, как Кейт, особенно в этом мире сплетен и интриг.

Моё внимание привлекает Кайли, которая подходит ко мне вплотную, её движения уверенные и даже немного демонстративные. Она явно не упускает возможности привлечь внимание к своей персоне. Я чувствую на себе пристальный взгляд, её лицо озаряет кривая ухмылка.

— Ну что ж, похоже, мы с тобой коллеги, — говорит Кайли, наклоняясь чуть ближе. Её голос мягкий, но в нём звучит некий вызов, который читается между строк.

Кайли продолжила, не давая мне времени ответить:

— Я слышала, ты тут местная звезда. Столько слухов вокруг тебя и Мистера Бэдфорда. — Она делает паузу, будто наслаждаясь моментом. — Вы всё ещё вместе? Или он уже… наигрался? — она произносит слова с насмешкой, явно стараясь задеть меня.

Мои плечи напрягаются, но я стараюсь сохранить хладнокровное выражение лица, не давая ей понять, что её слова попали в цель.

— Похоже, ты очень быстро погружаешься в офисную атмосферу, — сухо ответила я, глядя ей прямо в глаза. — Но знаешь, вместо того, чтобы цепляться за сплетни, может, тебе лучше сосредоточиться на работе?

Её ухмылка стала ещё шире, и, похоже, я её только раззадорила.

— О, конечно, профессионализм превыше всего, — протянула она, скрестив руки на груди. — Просто мне действительно интересно, по каким правилам здесь играют. Ты ведь понимаешь, как глупо игнорировать слухи о том, что некоторые строят карьеру не только благодаря профессиональным навыкам, а я всегда стремилась быть в лидерах. Нужно понимать, с кем предстоит соперничать, — её улыбка становится всё более похожа на оскал.

Я сжала зубы, стараясь скрыть свое раздражение.

— Если тебе это интересно, я могу объяснить правила нашей команды. Они достаточно просты и основаны на отношениях, которые годами строятся внутри коллектива. Наверное, ты уже знаешь, что я заместитель главного дизайнера и её правая рука. Но, возможно, тебе неизвестно, что я ещё и её лучшая подруга. — Я сделала паузу, наблюдая за изменением выражения лица Кайли. — Ты бы нашла это трогательным — насколько мы близки с Кейт, мы делимся абсолютно всем. Было бы досадно, если в одном из наших откровенных разговоров я упомянула о непрофессионализме одной из наших коллег… Или, не дай бог, предложила кого-то уволить, основываясь на своём скромном мнении, — говорю с лёгкой усмешкой, наблюдая, как ехидство на лице Кайли постепенно исчезает. Никогда не жаловалась бы Кейт на коллег, да и не стала бы использовать нашу дружбу, но эту стерву нужно поставить на место. — Надеюсь, тебе это пригодится.

— О, я поняла тебя, — ответила она, слегка напряжённо. — Просто хотела прояснить границы. Но спасибо за предупреждение.

Я усмехнулась, слегка качнув головой:

— Границы — это важно. Только не перепутай их с лазейками для манипуляций.

Кайли резко выдохнула, но не нашла что ответить. Она отступила на шаг назад, давая мне пространство. Мои слова, похоже, дали ей понять, что её угрозы и манипуляции здесь не сработают. Я уже сталкивалась с куда более опасными стервами, чем она.

— Что ж, будем работать, — сухо заключила она, кивнув и делая шаг к двери. — Посмотрим, как пойдут дела.

— Да, посмотрим, — ответила я сдержанно, наблюдая, как она уходит, всё ещё пытаясь сохранить лицо.

Когда она скрылась за дверью, я тихо выдохнула, чувствуя, как напряжение медленно спадает. Кайли явно пришла сюда не только ради работы.

После этого разговора у меня остался такой неприятный осадок, что захотелось принять душ. Никак не могла понять, почему всю жизнь притягиваю к себе подобного рода людей. Они словно чувствуют жертву, которую будет легко уничтожить, но мне хочется разочаровать их. Я уже не та слабачка, какой была много лет назад. Сейчас я смогу сдержать удар такой мелкой стервы, как она. Мой внутренний стержень стал крепче, и я не собираюсь позволять никому разрушить то, что я построила.

Мой внутренний голос шепчет: никому, кроме Натали. Ведь она одним своим появлением испугала меня до чертиков, заставив разорвать отношения с тем, кто мне дорог. Каждый раз, когда я думаю о Натали, внутри все сжимается. Как бы я ни старалась быть сильной, перед ней я снова превращаюсь в ту же уязвимую девушку, которая боится потерять все.

Сильная вибрация телефона разносится по комнате, моментально пробуждая меня ото сна и заставляя растерянно оглядеться. Придя в себя, я тянусь к прикроватной тумбочке. На экране высветилось имя сестры.

— Привет. Ты уже здесь? — сонно спрашиваю я.

— Милая, прости, но я никак не могу сейчас вырваться. Тут полный завал, но я обещаю, что уже к вечеру буду дома, и мы проведём его вместе. Я знаю, насколько этот день тяжёлый для нас двоих, я очень хотела быть рядом, но сейчас не могу, — с надломленным голосом проговаривает Ана.

Я несколько мгновений перевариваю её слова, тяжело выдыхаю и поднимаюсь с кровати, глядя на затянутое тучами небо.

— Не беспокойся, я сама схожу на их могилы, а вечером посидим дома, вспомним родителей, — еле сдерживаясь, прошептала я.

— Ты возьмёшь с собой Джорджи? — хриплым голосом спрашивает Ана.

— Нет. Я нашла няню, которая посидит с ним пару часов, она работает в его садике, — отвечаю я устало.

— Да, я согласна… Ему сейчас будет сложно понять всё это, — еле заканчивает Ана.

На самом деле, я уверена, что Джорджи всё бы понял, он очень умный не по годам мальчик, но мне будет слишком сложно быть для него хорошей мамой, когда я расколота изнутри. Не хочу, чтобы он видел меня такой.

— До вечера.

— До вечера. Я люблю тебя.

— Я тебя тоже, — говорю, кладя трубку и расстроено плюхаюсь обратно на кровать.

Нянечка приходит вовремя. Я коротко объясняю ей, что где находится, и показываю основные вещи. Пишу на листке все свои данные и адрес, куда еду. Внутри меня нарастает беспокойство — мне трудно оставлять Джорджи с кем-то чужим, хотя она нянечка из его садика, но для меня это всё равно ново.

— Пожалуйста, звоните по любому вопросу. Думаю, мне нужно будет около двух часов, не больше. Если что-то случится, вот адрес кладбища… хотя не знаю, зачем он может вам понадобиться, но пусть будет. Вот номер моей сестры и моей подруги, — растерянно бормочу я, выдавая последние наставления.

Нянечка кивает с понимающей улыбкой, и это немного успокаивает меня, но всё же сердце замирает от волнения.

— Адель, прошу Вас не переживайте. Всё будет хорошо, мы с Джорджи уже давно нашли общий язык. Мы справимся! — Кристиана мягко кладёт руку мне на плечо и сжимает его. Она выглядит милой и доброжелательной. — Не торопитесь, с нами всё будет в порядке: поиграем, потом почитаем или порисуем. Джорджи невероятный и очень творческий мальчик, за ним можно вечность наблюдать, а Вам нужно немного времени наедине с собой. Моей мамы не стало больше семи лет назад, но я до сих пор скорблю, особенно в день её смерти. Время не лечит такие раны, но мы учимся с ними жить. Иногда эту боль нужно выпускать наружу, как сегодня, — её глаза наполнились печалью, и я почувствовала, как её собственная боль становится мне близка.

— Спасибо Вам и за Джорджи, и за эти слова, — тихо отвечаю я, кивая в знак благодарности. Она отпускает моё плечо и даёт мне немного времени наедине с мыслями.

Быстро собрав всё необходимое, я целую Джорджи на прощание и выхожу из дома. Уже в такси я ощущаю, как знакомая боль вновь начинает разъедать моё сердце. Кажется, будто швы, скреплявшие его, медленно расходятся, оставляя рану открытой. Я сжимаю грудь, будто этот жест сможет удержать скорбь, которая подступает изнутри, делая каждый вдох мучительным.

Проходя по рядам незнакомых могил, я вдруг ощущаю, будто чей-то взгляд буравит затылок, заставляя меня напрячься. Но я не оборачиваюсь, убеждая себя, что это лишь воображение. Двигаясь по схеме, нарисованной Аной, я вижу их… Знакомые лица на чёрно-белой фотографии — лица, которые заставляют меня остановиться и замереть на месте. В глазах рябит, дыхание сбивается, и я понимаю, что больше не могу сдерживать слёзы.

— О боже, как же больно, — вырывается из меня, когда слезы, больше не поддаваясь контролю, начинают стекать по моему лицу. Пять лет. Пять долгих лет боли и утрат, которые, казалось, вытравили из меня все эмоции, но вот они снова захлестывают меня, как шторм. Я медленно открываю ограждение и вхожу внутрь. С трепетом протираю пыльные портреты родителей, а затем аккуратно кладу на мокрую землю мамины любимые белые розы.

Садясь на холодную плиту, я ощущаю, как пронизывающий холод проникает сквозь одежду, но мне всё равно. Я тяжело вздыхаю, пытаясь что-то сказать, но слова застревают в горле. Вновь появляется странное чувство — будто слабое жжение на затылке. Я стараюсь прогнать его, но оно не уходит. Напротив, лишь усиливается, словно кто-то пристально смотрит на меня. Я оглядываюсь, пытаясь уловить хоть малейшее движение, но вокруг никого.

Собравшись с духом, я сжимаю холодные ладони и, глядя на портреты родителей, наконец начинаю свой монолог:

— Привет, мама и папа, я очень скучаю… — всхлип, кажется, разносится по всему кладбищу, и от этого я вздрагиваю. Рыдания нарастают, сотрясая всё моё тело. — Мне так вас не хватает… мне так больно. Почему вас нет рядом? Почему вы нас оставили? — слова смешиваются с криками боли, и я не могу больше сдерживать себя. Всё это время я пыталась быть сильной, но теперь, здесь, перед их могилами, больше нет смысла притворяться.

Слезы бегут по щекам, и с каждым всхлипом кажется, что внутри всё ломается.

— Простите меня… простите, что так долго не приходила. Все эти пять лет… я хотела, правда хотела, но я просто не могла. Я должна была уехать, бежать отсюда, скрываться… Папа, я бы отдала всё, чтобы ты был рядом. Чтобы ты сказал, что всё будет хорошо, как всегда это делал!

Я прерываюсь на очередной всхлип, и рыдания накрывают меня новой волной.

— Мне до сих пор кажется, что это просто страшный сон, что всё не так. Что вы живы, просто заняты… так сильно заняты, что не можете позвонить. Как же трудно принять, что вас больше нет. Что вы… — рыдания вновь захлёстывают меня, и я не в силах продолжать. Грудь сдавливает, и каждый вздох даётся с трудом.

Я почти не плакала на похоронах. Тогда я должна была быть сильной. Натали была не в себе, пьяная до беспамятства. Ана — словно зомби, постоянно рыдала, и на меня легла вся ответственность. Я должна была всё организовать, убедиться, что всё пройдет достойно, как они того заслуживали. Тогда я говорила себе, что не имею права сломаться. Что кто-то должен позаботиться о сестрах. Но теперь… теперь сил больше нет.

Я плачу, плачу так, как не могла плакать пять долгих лет. Всё, что держалось внутри, рвётся наружу.

— Я не знаю, кому помогает время? Мне оно не помогло. Я до сих пор не смирилась и не знаю, смогу ли когда-нибудь. Столько всего произошло за эти пять лет — столько плохого и жестокого.

Я поднимаю глаза к небу и глубоко вдыхаю прохладный воздух.

— Мама, почему ты не говорила мне, что жизнь так жестока и несправедлива? Если бы я знала заранее, возможно, у меня хватило бы сил подготовиться, стать сильнее, чтобы не позволить этому сломить меня. Дать отпор Натали, Патрику и всем тем, кто безжалостно рушил мою жизнь, словно это было их право. Мама… Она причинила мне столько боли, что я не могу понять, чем заслужила это. Она ненавидит меня и сделала всё возможное, чтобы я возненавидела её. Я знаю, папа, тебе бы это не понравилось. Ты всегда хотел, чтобы твои девочки жили в мире, но я не могу! Она уничтожила меня, сломала до основания, оставив лишь осколки того, кем я была. В какой-то момент мне казалось, что моей жизни больше не существует, что это бесконечное мучение — всё, что осталось. Я хотела исчезнуть, раствориться в темноте. Но тогда появился Джорджи. Он дал мне причину бороться, шанс попытаться собрать себя по кусочкам и продолжить жить, несмотря ни на что.

Подумав о сыне, я сквозь слезы начинаю улыбаться. Он — моя радость и надежда, тот, кто придаёт смысл всему, что происходит.

— Да! Мам, пап, вы стали бабушкой и дедушкой больше четырех лет назад. Вы бы знали, какой он замечательный. Он просто чудо. Папа, у него твои голубые глаза — такие же глубокие и проникновенные. Мам, у него твои ямочки на щечках, как и у меня. Он такой чудесный, и я так люблю его. Мне так жаль, что он никогда не узнает вас… — начинаю снова давиться слезами и всхлипывать. — Я знаю, вы бы полюбили его так, как никто другой никогда не сможет. Джорджи заслуживает всей любви, которую мир может ему дать, но никак не этой тягостной правды. Мой маленький мальчик не должен знать о том, кем был его отец. Он не должен нести эту боль — знать, что его отец чудовище, насильник, человек, который разрушил мою жизнь.

Я прижимаю ладонь к губам, пытаясь заглушить всхлипы, которые с каждой секундой становятся всё громче. Истерика накрывает меня волной, как цунами, сбивая с ног и не давая вдохнуть.

— Это всё сделала Натали. Она так сильно хотела компанию, что, даже не поморщившись, растоптала меня. Папа, зачем ты сказал, что хочешь оставить компанию мне? — я обнимаю себя и тихо плачу.

Не знаю, сколько времени я так сижу. Тишина вокруг становится оглушающей. Мои всхлипы утихают, но эта пустота, напоминает о каждом сожалении, о каждой боли, которую я не смогла выразить словами.

— Я очень скучаю, — еле слышно произнесла я, рассматривая фотографии мамы и папы на гранитной плите. — Я опять начала рисовать, спустя четыре года. Я не могла долго взять кисть в руки, да и на краски смотреть было тяжело. Всё напоминало о тебе, мама, — каждый раз, когда я смотрела на чистый холст, в голове возникали только сожаление и боль утраты. Мне так не хватало этого ощущения, когда ты проваливаешься в процесс и полностью отдаёшь себя творчеству.

— Думала, что никогда не смогу, но мой друг подарил мне краски и помог мне вернуться к этому вновь. Однажды в магазине музыкальных инструментов я даже коснулась клавиш, но ещё не решилась сесть и играть без тебя. Это был только первый шаг. Впрочем, какая разница? Всё это было частью связи с вами, а сейчас это просто холст, краски и фортепиано. Такое странное ощущение: без вас я даже не могу понять, кто я на самом деле. Я что-то делаю, что мне нравится, и, кажется, у меня это получается, но всегда боюсь задать себе честный вопрос: делаю ли я это из-за стремления угодить вам или потому что действительно хочу? Странно, что я до сих пор хочу угодить вам, несмотря на то что знаю — вас нет. Странно, что я до сих пор надеюсь, будто вы слышите меня.

Слёзы текли нескончаемо, сухие платки уже закончились. Пора было уходить; я совсем замерзла и дрожала.

— Впрочем, мне пора. Меня дома ждёт мой прекрасный сын, который нуждается во мне, а я — в нём. Мне так жаль, что наша семья не смогла остаться семьёй. Мам, я так злюсь, — произнесла я, покачиваясь на ногах, обняв себя за плечи. Словно пытаясь согреться, хотя ничего не могло утешить меня теперь. — Я хочу просто жить и постараться обрести счастье с теми, кто мне дорог. Я не хочу сражаться, но мне приходится. Чтобы защитить Джорджи и себя от неё.

Я тяжело вздохнула, пытаясь собраться с мыслями.

— Я ужасная дочь, пришла и обвиняю вас в том, что вы оставили нас на пепелище. Простите меня. Хотела бы я быть лучше, храбрее, сильнее, умнее. Я не могу винить вас в том, что произошло, просто мне очень больно.

Утирая новую порцию слёз, я почувствовала шаги за спиной, но не стала оборачиваться. Решив быстро попрощаться и уйти, произнесла:

— Спасибо, что выслушали. Я люблю вас и очень скучаю.

Погладив угол плиты, я вытерла пальцами остатки пыли с портретов улыбающихся родителей. Подняв свою сумку с земли, я отряхнула штаны и тяжело вздохнула, кинув последний взгляд на место, где я дала волю своим эмоциям. Здесь я могла быть слабой и искренней, где меня никто не мог слышать и осудить.

Но моё мнение изменилось, как только я развернулась и столкнулась взглядом с темными, как буря, глазами. В них было столько всего, что даже сквозь пелену слёз я смогла рассмотреть боль, страх, горечь и что-то ещё. Жалость?

— Адель… послушай, я не хотел, но… — начал мямлить Майкл, стараясь оправдать своё присутствие здесь, словно искал способ объяснить, почему он подслушивал. В груди моментально вспыхивает ярость.

— Что не хотел?? — рыкнула я. — Слушать то, что не имел права?

— Прости, я правда не собирался, но… — он замялся, не зная, что ответить.

— Какого черта ты вообще здесь делаешь?

— Я хотел поговорить, у меня есть новости. Но не нашёл тебя в офисе, не нашёл и дома. Нянечка дала мне адрес, — с виноватым видом произнёс Майкл. — Я правда просто хотел поговорить, но когда нянечка сказала, что ты уехала на кладбище, я вспомнил, что сегодня годовщина смерти твоих родителей, и решил, что тебе будет тяжело пережить это одной. Я просто хотел быть рядом в этот трудный день.

— Поэтому ты приехал сюда, — произношу я сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как внутри всё закипает. — И стал подслушивать то, что не предназначалось для твоих ушей?! — мой голос срывается на крик, словно мне не хватает воздуха, чтобы выразить всю ярость.

— Ты не отвечала на сообщения, — срывается на крик в ответ он. Я вижу, как его трясёт, он растерян и не знает, что делать.

— Ты хотя бы понимаешь, как это выглядит?! — продолжаю я, шагнув вперёд, чтобы сократить расстояние между нами.

— Я здесь, потому что волновался за тебя, — его голос звучит низко. — И если только так я мог узнать правду, пусть будет так.

Его слова пронзают меня, как острое лезвие, отзываясь болью в груди.

— Ты не имел права! — выкрикиваю я, чувствуя, как пальцы сжимаются в кулаки, а слёзы жгут глаза.

— Потому что я не могу видеть, как ты тащишь всё это в одиночку, — отвечает он, и в его голосе слышно что-то, что ломает меня сильнее любого крика.

— Я тебе всё уже сказала. Что ты ещё хочешь? Зачем преследуешь меня?

— Преследую? Ты серьёзно так считаешь? — растерянно смотрит на меня Майкл.

— А как это назвать? Ты не хочешь слышать никаких объяснений.

— Я думал, что так же не безразличен тебе, как и ты мне.

Я замолкаю, не находя ответа. Злость и растерянность переполняют меня, я не могу уместить в голове осознание того, что он что-то знает о моём прошлом, о том, чем я не готова была поделиться.

— Я знаю, что не должен был…

— Так если ты сам понимаешь, что не должен был, какого хрена слушал? — не даю ему договорить.

— Как иначе мне понять, что происходит с тобой, твою мать? — его взгляд наполняется злостью, и я ощущаю, как воздух между нами становится тяжёлым.

— Так ты оправдываешь себя?! — я больше не в силах сдерживать очередную волну истерики, и голос вновь срывается на крик.

— Нет. Пытаюсь объяснить, — твёрдо отвечает Майкл, не отступая от своей позиции.

— Так что ты слышал? Насколько долго твоя наглость позволила тебе здесь стоять? — делаю еще один шаг к нему, стараясь внимательнее рассмотреть его лицо.

— Я слышал достаточно… — тихо произнёс он. Я отшатнулась, словно от пощёчины. «Достаточно?». Меня так явно передёрнуло, что Майкл потянул руку ко мне в попытке дотронуться, но я не позволила ему.

— Достаточно… — я повторила это слово, смакуя его и осознавая, что именно сейчас он сказал. — Тогда не могу понять, что ты здесь делаешь до сих пор! — опомнившись, яростно выплюнула слова я, чувствуя, как горечь отвращения к самой себе тяжёлым грузом заполняет мою грудь, будто распирая её изнутри.

— В каком смысле? — Майкл удивленно свел брови на переносице, словно не понимая, что я имею в виду.

— Убирайся! Что ты стоишь и смотришь на меня? Тем более зная всё. Ты ещё какое-то представление ждёшь? — с такой злобой, которую, кажется, сама не ожидала, прошипела я.

— Адель, не говори того, о чём потом пожалеешь! — его голос звучит твёрдо, почти режуще, но в нём нет злости, только отчаяние. — Ты действительно думаешь, что меня может отпугнуть то, что кто-то так подло поступил с тобой? Я хочу защитить тебя и помочь. — Протянув ко мне руки, Майкл хмуро разглядывал моё лицо, стараясь найти в нём ответы, которых не было даже у меня.

— Да что ты! Рыцарь на белом коне! — закричала я, выплёвывая слова, полные гнева. — Ты не хотел бы меня спросить, нужна ли мне твоя защита и помощь? Что ты и кому пытаешься доказать? Ты специально искал самое ущербное существо? Вокруг тебя кучи девиц, мечтающие дать тебе всё, что ты пожелаешь, но нет, ты по какой-то причине увязался за мной! Что тебе нужно?

Я знала, что не контролирую то, что вылетает из моего рта, и пожалею о своих словах, но остановиться не могла. Боль сочилась со всех щелей, меня разрывало изнутри, и я хотела отомстить ему за то, что он слышал, какая я мерзкая. Он не должен был. Я не была готова открыть ему всю эту грязь.

Майкл безмолвно стоит и смотрит на меня, не двигаясь.

— Я ничего не могу тебе дать! Пойми ты это уже наконец! — выкрикнула я, осознавая, что каждая фраза лишь усугубляет ситуацию. — Ты даже трахнуть меня нормально не можешь! Меня буквально трясёт от страха каждый раз, когда ты ко мне прикасаешься!

Прокричав последнюю фразу, я застыла, словно оглушённая, не веря, что эти слова действительно вырвались из меня.

— Закончила? — его голос звучал хрипло. Я замечаю, как руки Майкла дрожат, но он, словно стараясь сохранить контроль, сжимает их в кулаки. Может, это не он дрожит, а меня так трясёт — я уже не могу отделить свои чувства от происходящего вокруг. Его глаза сверкают, полные подавленных эмоций, а губы плотно сжаты, будто он из последних сил удерживает слова, которые способны ранить. Однако напряжение, исходящее от него, ощущается физически, как будто между нами сгустился воздух. — Интересно, сейчас, когда ты опустила эти барьеры между нами, ты можешь искренне мне ответить? Ты ведь даже не думала давать нам шанс? Что бы я ни сделал, что бы ни сказал, какие поступки бы ради нас ни совершал, ты никогда, мать твою, не давала нам возможности построить то, что, вероятно, могло нас двоих сделать счастливыми!

Переставая контролировать свою речь и рыча каждое слово, Майкл со злостью смотрит на меня. Я испуганно вглядываюсь в его лицо, не находя слов, чтобы ответить. В его взгляде читается не только гнев, но и глубокое разочарование.

— Я так и думал! Какой смысл было скрывать это столько времени? — произносит он с резкостью, которая заставляет моё сердце сжаться.

— Ты не хотел слушать! — выкрикиваю я в ответ.

— Да! Точно! — ухмыляясь, отвечает Майкл. — Знаешь, я ведь правда был честен с тобой, но ты… — он замолкает и отводит взгляд, словно ему трудно смотреть на меня. — Мне правда жаль, что всё это случилось с тобой, — произносит он более спокойно. — Извини, что не смог помочь. Возможно, кто-то другой окажется более сильным и будет бороться за тебя, даже если ты не будешь ему давать ни единого шанса.

Процедив это с сильной болью в голосе, Майкл разворачивается и молча шагает к припаркованной на выходе машине. Боль пронзает мою грудь, словно кто-то пытается вырезать из неё моё сердце. Не в силах держаться на ногах, я падаю на бордюр и обхватываю себя руками. Меня трясёт, я уже не плачу, а просто вою.

— Я разрушила всё, и он больше не станет… — мой голос срывается на вой и всхлип. — Я ему больше не нужна.

Я сидела, не понимая, что делать дальше. Но ведь это и было моей целью! Я этого добивалась! Ему быть со мной слишком опасно!

Кое-как добравшись до дома, я шла, словно в пелене горя и печали, не различая силуэты вокруг. Зайдя в квартиру, нянечка, оценив моё состояние, предложила мне вздремнуть и задержаться ещё на пару часов. Упав на кровать, я провалилась в забытье, утопая в очередной порции кошмаров, которые вновь и вновь возвращали меня к тому, что я пыталась забыть.