Глава 11

Когда я втискиваю свой Nissan на служебную парковку, часы показывают уже пятнадцать минут десятого. И хотя обычно контролировать меня некому, я терпеть не могу опаздывать на работу. А сегодня это особенно некстати. Но красота требует жертв. И придаёт уверенности, между прочим.

Перед тем, как покинуть прогретый салон, я снова заглядываю в зеркало — хороша Александрина! И тут же с раздражением лезу в сумочку, чтобы отыскать в ней трезвонящий мобильник.

— Александриночка Валентиновна, а Вы где? — лепечет в трубку Анечка.

Хочется ответить в рифму, но моя помощница-умничка не заслуживает такого обращения. Но и отчитываться перед ней я не собираюсь.

— Скоро буду, Ань, — отвечаю холодно, и уже собираюсь сбросить вызов, но Анечка, понизив тон, выпаливает:

— Просто тут Павел Ильич приехал и уже спрашивал о Вас. Мне показалось, что он немного не в духе, вот я и подумала…

— Он один приехал? — спрашиваю, затаив дыхание.

— А… да-а, один… к-кажется. В смысле, я с ним никого больше не видела.

Я выдыхаю с облегчением и неожиданной досадой. Один, значит…

— Александрина Валентиновна, а если он ещё раз спросит? Может, сказать ему, что…

— Я скоро буду, — отчеканив, нажимаю отбой.

Хрен его принёс в такую рань! Ну а в том, что босс не в духе, нет ничего удивительного — последняя неделя года, а мы по самые уши в долгах. А виноват кто? Знамо, кто!

Покинув салон, я ставлю машину на сигналку и топаю в офис. Под ногами песочная дорожка, не позволяющая ногам разъехаться, поэтому иду красиво. Мужики со склада вот-вот штабелями попадают, а я с болезненной грустью осматриваю свои владения.

«Воронцовскснаб», наполненный кипучей деятельностью, постоянно гудит как растревоженный улей, не стихая даже по ночам, когда трудятся работники мебельного цеха и типографии. К счастью, моя ответственность распространяется только на оптовую «алкашку». Пока ещё распространяется.

О, чудо! — праздношатающихся сотрудников ни в лифте, ни в коридорах. Оно и понятно — главный приехал, и все по норам рассосались изображать бурную трудовую деятельность. До кабинета мне удаётся добраться незамеченной, но едва я успеваю спрятать в шкаф шубку, как в дверь раздаётся стук. Готова поспорить, что это Рябинин.

— Кто там? — спрашиваю нежным голоском.

Дверь тут же распахивается, а за ней, так и знала — Пал Ильич собственной неотразимой персоной.

Роскошный мужик! Высокий, отлично сложенный, со своим фирменным хитрым прищуром карих глаз — просто секс ходячий. Думаю, встреть я когда-то его раньше, чем Рябинина-младшего, могла бы и увлечься всерьёз. Правда, пришлось бы с мамой пободаться. Да и не факт, что он ответил бы мне взаимностью. Отдать должное моему бывшему свёкру, в связях он очень осторожен, а уж на работе — ни-ни. Но это вовсе не мешает женской половине сотрудников строить ему глазки и томно вздыхать. И даже его грозно сведённые к переносице брови их не отпугивают. Да и меня, признаться, тоже.

— Пал Ильич, какая приятная неожиданность, — вру по чём зря, не забывая улыбаться. — Похоже, Вы за мной в окошко пасли?

— Услышал твои каблучки, — хмыкнув, Рябинин касается губами моей щеки и, отступив на шаг, осматривает меня с головы до ног. — Ну здравствуй, доченька. Отлично выглядишь! Надо думать, побег из загса пошёл тебе во благо?..

— Следили за мной, — я не спрашиваю, а констатирую. И спешу занять всё ещё моё место за директорским столом.

— Ну а как иначе? — разводит руками Рябинин и тоже усаживается в кресло. — Оберегаю ценные кадры. Я и за тачкой проследил, под колёса которой ты норовила броситься.

Гадство! И ведь, небось, действительно думает, что бросалась.

— Мне даже повезло увидеть, как ты праздновала свою свободу в «Трясогузке», — продолжает он веселиться.

— Мне очень лестно, что Вы так живо интересуетесь моей личной жизнью, но мусолить тему своего несостоявшегося замужества я не собираюсь.

И Рябинин понятливо кивает. С посерьёзневшим лицом он подаётся вперёд и спрашивает с явным беспокойством:

— Помощь тебе нужна?

— Можете повысить мне зарплату, а с остальным я и сама справляюсь, — бросаю с вызовом, уже догадываясь, что за этим последует.

— Что ж, отлично, тогда поговорим о финансах, — Рябинин постучал пальцами по столу и взревел: — Что за херня у нас с деньгами творится⁈

И понеслось дерьмо по трубам!..

Страшно хотелось закрыть глаза и уши, но этот натиск я выдержала с честью, не огрызаясь и не оправдываясь. Молча признавая правоту босса (ну а с кого ему ещё спрашивать?). И только нетерпеливо взглянула на часы — скорее бы уж началось это грёбаное собрание, где отольются некоторым мои страдания.

Рябинин остыл так же быстро, как и завёлся.

— Ладно, Александрина, после собрания договорим. А сейчас я ещё вот что хотел сказать, — он сощурился ещё сильнее, оставив лишь узкие щёлочки и спросил: — Ты ведь наверняка уже в курсе, что Вадим вернулся?

— Наверняка в курсе.

Ох, как же нелегко далась мне эта невозмутимость.

— Значит, и о том, что он будет работать здесь, ты тоже знаешь, — Рябинин ответил утвердительно, но его брови вопросительно взлетели.

— Мне прямо сейчас освободить это место? — я откинулась на спинку кресла и закинула ногу на ногу. — Или подождёте до конца года?

— Ты о чём, Саш? — Рябинин изумлённо вытаращил на меня глаза. И так напомнил Айку в этот момент. Кажется, сейчас я впервые заметила их сходство. — Я и не планировал с тобой расставаться, ты меня вполне устраиваешь на своём месте (как будто это не он пять минут назад размазывал меня по кабинету). Но Вадима следует посвятить в нашу кухню, а лучше тебя с этим никто не справится. А там посмотрим, как у него будет получаться, а то, может, подсидит финансового директора.

— Хм, а наш Мамонов уже чует, что под ним седло горит?

— Давно уже чует, — рявкнул Рябинин. — Этого упыря следовало ещё год назад пнуть.

Согласна. Но прямо сейчас я не готова обсуждать соответствие финансового с занимаемой должностью.

— Пал Ильич, я не смогу, — отбросив сарказм и гонор, я смотрю в глаза близкому человеку и взываю к его пониманию: — Даже будь мы женаты, работать вместе — очень плохая идея. А сейчас это вовсе невозможно. Я не готова ежедневно встречаться с Вашим сыном и тем более общаться с ним. Можете считать, что это непрофессионально, истерично… но я не буду с ним нянчиться.

— С Вадимом не надо нянчиться, он взрослый и неглупый парень, — хмуро отвечает Рябинин, потирая подбородок. — Откровенно говоря, я планировал привлечь его к отелю в Сочи, но он сам упёрся в «Воронцовскснаб». Говорит, что ему это интересно.

Знаю я, что ему интересно!

— Саш, ну давай хотя бы попробуем, а? Тем более здесь никто не знает о вашем общем прошлом. А там… возможно, Вадим и сам перегорит. И, поверь, мне это только на руку. М-м? Что скажешь, дочь?

Я могла бы многое сказать. О том, как долгих пять лет склеивала себя по кусочкам, но собравшийся пазл только с виду кажется целым, а чуть тронь — он рассыплется и смешается так, что вряд ли я найду в себе силы создать его вновь. Я могла бы сказать о том, как ненавижу его сына, и как стану люто ненавидеть всех женщин в нашей компании, на которых он задержит свой похотливый взгляд. Я сказала бы, что не хочу его видеть никогда, потому что боюсь снова стать слабой.

Но ничего из этого я никогда не скажу Рябинину. Подозреваю, что он и сам о многом догадывается, и сейчас этот хитрый жук готовит мне ловушку.

— Мне надо подумать, Пал Ильич, — произношу тихо.

Говорю это лишь затем, чтобы не сорваться и не выдвинуть глупый ультиматум. Чтобы, наконец, закончить этот разговор и больше не смотреть в его проницательные глаза. Мне необходимо взять паузу, чтобы принять взвешенное решение.

— И сколько тебе нужно времени на подумать?

Надо бы сказать, что до следующего года, но телефонный звонок очень своевременно вторгся в наш затянувшийся диалог. Однако мой мобильник, который я выложила из кармана шубки, так и остался лежать на краю моего километрового стола, и прямо перед носом Рябинина.

— Я подам, — он взял в руку мой телефон и, уронив взгляд на экран, хищно улыбнулся. — Позднее договорим, не стану тебе мешать.

Жуткие, стального цвета глаза Гора уставились на меня с экрана. Да неужто вспомнил⁈ Переведя дыхание, я пропустила ещё одну трель и, когда приняла вызов, деликатный Рябинин уже исчез за дверью.

* * *

— Здравствуй, Саша, — произносит Горский своим порочным голосом.

И говорит вроде тихо, а холодком до нутра достаёт — это ж уметь надо.

Пока я ждала от него звонка, раз двадцать мысленно отрепетировала свой диалог, и столько же раз его меняла, в зависимости от моего настроения. В итоге я убедила себя, что должна поговорить с Гором спокойно — без обид и претензий, без сарказма и показного равнодушия. Просто поговорим, как хорошие добрые друзья.

— И тебе не хворать, Змей Анатолич, — шиплю ему в ответ неотрепетированную версию, а у самой от собственного яда едва зубы не склеиваются. — Ты о чём-то забыл мне поведать? Тогда говори быстрее, у меня дел по горло.

В дверь очень не вовремя раздаётся стук. Да пошли все на хрен!

— Язва, — я слышу, как Гор улыбается. — Какие планы на вечер?

— Хм… дай-ка подумаю, — я выгадываю несколько секунд, но в голову ничего путного не приходит. — Слу-ушай, а может, мне любовника завести?

— Ну если надумаешь, то заведи его как можно дальше отсюда, — Гор произносит это так тихо, что у меня ползёт озноб по позвоночнику, а я вспоминаю, что его нужно бояться.

— Это ты сейчас мне угрожаешь?

— Саш, я никогда тебе не угрожаю. И не стану этого делать. Тебе не надо меня бояться.

О, Господи, он даже на расстоянии видит меня насквозь. Это здорово отрезвляет и напоминает, почему мне всегда с ним было так неуютно.

— Ох, прямо камень с души. Это всё, Гор?

— Это не всё, Саша. Так что насчёт вечера? У меня есть для тебя подарок.

— М-м, откуп? — бросаю со злом и мысленно бью себя по губам. Дура! Это что, дружеская беседа по душам?

— При чём здесь откуп? Это просто подарок дорогой мне женщине.

«Дорогой… но не любимой», — делаю мысленную галочку.

А в дверь снова кто-то ломится, и прежде, чем этот кто-то ввалится в мой кабинет, я выкрикиваю с раздражением:

— Меня нет!

— Для меня? — спрашивает в трубку Гор.

— Нет, это я не тебе. Послушай, у меня нет никаких определённых планов, но лучше давай ближе к вечеру созвонимся. Сейчас я правда очень занята.

— Хорошо, — соглашается, и пока он не сбросил вызов, я почти выкрикиваю:

— Егор, подожди, — перевожу дыхание, — ты извини меня за грубость. Просто на работе всё сложно, и я вся на нервах.

— Тебе не за что извиняться, — в голосе звучит насмешка.

И правда не за что. Вот идиотка! Так ждала от него слов прощения, и сама же рассыпалась в извинениях. Вот как он это делает? Интересно, а Горский хоть когда-нибудь в своей жизни просил прощения? Он же наверняка и слов таких не знает.

— До вечера, Саша, — всё с той же едва уловимой насмешкой произносит Гор, но я не позволяю ему отключиться.

— Егор, скажи, а почему ты всегда один?

— Наверное, я не умею быть вдвоём.

— Но ведь со мной ты пытался…

— Может, потому что ты была против?

— До вечера, Горский! — сбрасываю вызов и прикладываю ладони к пылающим щекам.

Ну что, дурища, постучалась в душу? Получила⁈ Отлично поговорили! Ах, бедный Егорушка, такой одинокий и несчастный! А ему просто нравится играть в охотника. Сволочь!

От разочарования и обиды хочется разреветься, но на мне мейк от Инессы, а через час собрание, к которому ещё надо подготовиться. Я с грохотом выбираюсь из-за стола и подхожу к висящему на стене зеркалу.

«Мудак ты, Горский, понял⁈ И пошёл ты со своими подарками!» — бросает уязвленная и гордая Александрина.

Но алчная Сашка внутри меня крутит у виска, возмущаясь: «Охренела⁈ А вдруг там машина⁈»

Откровенно говоря, мне и мой «Кашкай» ещё не надоел, тем более, это подарок Айки, который она выиграла шесть лет назад на свадебном конкурсе, рискуя своим здоровьем. А ещё это напоминание о бывшем, потому что это была именно наша с Рябининым свадьба.

Что ни говори, а подарок меня заинтриговал. Вряд ли это какая-нибудь цацка, потому что в этом случае Гор даже не стал бы упоминать о ней, как о подарке. К тому же этого добра от щедрого Горыныча у меня уже целый сундук. Но что же это?

Однако очередной стук в дверь возвращает меня в трудовые будни.

— Саш, ты здесь? — в кабинет заглядывает наша закупщица Алина, а разглядев меня, внедряется всем пышным телом. — Ой, какое классное платье! Как же тебе идёт зелёный цвет. А фигура… мама дорогая! Я не пойму, ты похудела, что ли?

Я передёргиваю плечами, разглядывая в свою очередь Алину. Вообще-то, она очень интересная женщина, но, к сожалению, к сегодняшнему дню она явно готовилась, подчеркнув все свои достоинства и недостатки. Ох, Пал Ильич, что же ты творишь с нашими женщинами!

— Алин, а что у тебя с губами?

— Заметно, да? — она кривится, отчего два вареника на её лице кажутся ещё больше и страшнее. — Да я в субботу укольчик сделала и надеялась, что отёк спадёт, а он ещё больше стал. И когда теперь спадёт? Хоть больничный бери. А ты не знаешь, наш Рябинин надолго прилетел?

— До конца недели точно пробудет, но о больничном даже не мечтай. И, Алин, если у тебя ничего срочного, то давай после собрания поговорим.

— Ой, Саш, а я ещё хотела у тебя про «Трясогузку» спросить — это правда?

— Потом, Алина, — отрезаю я, и закупщицу выносит из кабинета.

Гадство!

Спокойно, Александрина, никакой катастрофы. Ты просто умеешь весело отдыхать и продуктивно работать.

Вот, кстати — работать!

Оставшееся до собрания время я анализирую продажи, приход денег и готовлюсь морально уничтожить торговый отдел.

Загрузка...