Охота на Трясогузку

Глава 14

Александрина

Вторник

Моё утро пахнет хвоей, мандаринами и малиной. И стремительно несущийся к нам Новый год со всеми его ароматными атрибутами здесь вовсе ни при чём — это Айка шаманит над волшебным чаем, чтобы исцелить меня от внезапной простуды и не позволить сорваться новогоднему путешествию.

Как же не вовремя я заболела — на работе аврал, да ещё этот грёбаный корпоратив через два дня. Но с другой стороны — у меня появилась веская причина избежать этой вечеринки, а главное — встречи с бывшим. А душа всё равно не на месте — она в офисе, конец года ведь. С тех пор, как я уселась в директорское кресло и ощутила весь груз ответственности, мне всё время кажется, что без моего постоянного контроля «Воронцовскснаб» непременно накроется. Но, к счастью, сейчас за ним присматривает главный босс, уж он-то не оставит своё детище в беде.

Ещё час назад я позвонила своей помощнице с перечнем ценных указаний, а Рябинину отправила сообщение (на звонок так и не отважилась). И сейчас он, по всей видимости, прочитал моё послание, потому что мой мобильник взревел тревожным рингтоном. Спасибо, Айка оказалась рядом. Она вручила мне в руки свой ароматный целебный чай и поспешила ответить на звонок:

— Да, папуль… Му-гу, это я, а ты кого ожидал?.. Нет, Сашка заболела, — бодро отрапортовала Айка и тут же нахмурилась. — Пап, да в жопу твои планы, я же сказала, что Сашок болеет, у неё температура высокая.

Мне же со своими 37,7 даже стыдно стало, особенно перед Айкой, которая пашет, как вечный двигатель, и наверняка даже не подозревает, случается ли у неё самой повышенная температура.

— Нет, не могу, она спит, — отрезала Айка в трубку и весело мне подмигнула. — Вот Вадика и приурочь к этому делу… Вот именно, сам же говорил, что ему надо осваиваться, а самое полезное обучение происходит как раз в процессе работы… Му-гу… Удачи, пап!.. И я тебя.

Айка сбросила вызов и, взобравшись с ногами ко мне на кровать, уставилась на меня испытующим взглядом.

— Сань, хорош ворон ловить, пей чай, пока не остыл, а потом расскажешь мне кое-что.

Я даже уточнять не стала, потому что нет никаких сомнений, что речь пойдёт о Горе. Сделав глоток действительно вкусного напитка и прислушавшись к визгу с первого этажа, я попыталась увильнуть от болезненной темы:

— А Кирюшки там что, одни?

— За ними Пушок присматривает, — Айка спокойно отмахнулась. — К тому же они делом заняты — ёлку наряжают.

Да, Пушок у нас на редкость умный пёс и, как выяснилось, бесценный нянька, и, судя по нарастающим звукам, внизу уже хороводы водят.

— Могу себе представить эту ёлку, — я усмехнулась.

— Зубы мне не заговаривай. Ты почему от квартиры отказалась?

— А тебе уже так не терпится меня из дома выселить? — ощетинилась я и отставила в сторону недопитый чай. — Могу снять себе квартиру.

Но Айку подобными угрозами не проймёшь. Дотянувшись до чашки, она снова впихнула её мне в руки и со вздохом заключила:

— Дура ты, Сань. Ты хоть знаешь, сколько такая хата стоит?

— Ну это ведь ты у нас большой спец по недвижимости, а мне по хрену.

Вру — конечно, мне не всё равно, и до слёз жалко квартиру, но это ничего не меняет, потому что я не смогу забыть, в какой форме мне её презентовали. На сей раз обида оказалась куда сильнее моих меркантильных интересов.

— Гор тебя обидел? — проницательно поинтересовалась Айка.

— А ты уже забыла наши приключения в загсе? — язвительно напомнила я. — И хватит об этом. Квартира мне не нужна — и точка.

— Трындец! Но ты ведь понимаешь, что Гор не возьмёт свой подарок обратно?

— Тем лучше. Будет отличное приданое нашим Кирюшкам. А пока делай с ней что хочешь.

— Сашок, может, расскажешь, что вчера произошло? — нежно проворковала Айка и погладила меня по ноге через одеяло.

Но, кроме обжигающего стыда, на меня накатило совершенно иррациональное чувство — жалость к Горскому. Он и так одинокий, и портить их с Айкой отношения мне вовсе не хочется, ведь сестрёнка не простит Гору такого обращения со мной.

— Да просто устала, как собака, — призналась я, выдав правду лишь частично. — В отпуск хочу, Ай.

И несмотря на выпитый чудо-чай, слабость растеклась по всему телу и придавила веки, затягивая меня в исцеляющий сон.

Среда

Сегодня у меня день бывших, задрать их ёлками. По опыту я уже знаю, что бывшие, как бумеранги или потерянные килограммы, непременно возвращается.

Гор нагрянул прямо с утра пораньше. Лично я предпочла бы притвориться, что никого нет дома, но Айка с Кирюшками ещё не успели свинтить и, конечно, приняли дорогого и щедрого гостя. По счастливому писку малышни я догадалась, что Змей явился не с пустыми руками, и тут же сломя голову рванула к зеркалу. По сравнению со вчерашним днём моё самочувствие заметно улучшилось, а вот внешний вид… мама дорогая!

Осознав, что исправить катастрофу всё равно не успею, я сиганула обратно в постель, зарылась лицом в подушку и прикинулась немощной. К счастью, умничка Айка, прежде чем впустить ко мне визитёра, разведала обстановку и даже попыталась объяснить Гору, что у меня неприёмный день. С тем же успехом она могла объявить это своим мелким бандиткам, для которых не существует закрытых дверей.

Гор вошёл очень тихо, и если бы не запах его туалетной воды, я бы не догадалась, что не одна в своей комнате. Он пробыл со мной минут десять, но так и просидел молча. Или простоял — не знаю. Но мне показалось, что прошёл не один час. Я же чуть не задохнулась, уткнувшись носом в подушку, но так и не повернулась к незваному гостю и даже не пошевелилась. Непросто притворяться полутрупом, когда сердце выскакивает из груди. Но мне кажется, что я никогда больше не смогу смотреть ему в глаза.

И лишь перед уходом Гор погладил меня по волосам и шепнул едва слышно: «Прости, Саш».

Он ушёл, оставив на моей кровати очередной дорогущий подарок в виде золотых часиков, а моя подушка насквозь промокла от слёз. То ли от такого непривычного и почти невероятного «прости», то ли от того, что я неуравновешенная дура.

Господи, ну почему в моей жизни всё так неправильно⁈

Весь оставшийся день прошёл в полудрёме, а вечером нарисовался Вадим, и тоже с подарками. Бабам — цветы, детям — игрушки, Кирюхе — мужская компания. Наверное, не зайди он меня проведать, я бы смертельно оскорбилась, но он пришёл. Устроили из моей спальни проходной двор!

— Аленький, как ты себя чувствуешь?

— Я не хочу тебя здесь видеть, — процедила я в подушку, но Рябинин невозмутимо парировал:

— Ладно, я тогда свет выключу, — и щёлкнул выключателем.

Уже втиснутая в пузатую вазу цветочная композиция наполнила комнату нежным, чуть сладковатым ароматом. Рябинин поставил букет на стол, а сам уселся в кресло напротив моей кровати и завёл бодрый и непринуждённый монолог. Поведал мне, что на работе всё в порядке, и мне не стоит переживать. Напомнил, что послезавтра новогодняя вечеринка, и он, и весь наш дружный коллектив надеются, что я успею отдохнуть и прийти в норму.

«Брехня — без меня коллектив только вздохнёт с облегчением», — подумала я, а Вадик вдруг резко сменил тему:

— Аленький, ты хоть когда-нибудь меня простишь?

Знал бы он, сколько раз я задавала себе этот же вопрос, и каждый раз спотыкалась о другой: «А что потом?»

А известно что — горбатого только могила исправит.

Хотя, если ориентироваться на Рябинина-старшего, то, возможно, есть надежда, что младший когда-нибудь остепенится. Пал Ильич тоже женился в восемнадцать и немало нагрешил по молодости. Он и Айку заделал, будучи женатым на Вадькиной матери. Но какое мне от этого утешение? Разве что дождаться, когда моему бывшему стукнет сороковник? А там и член поникнет, как подстреленный кавалерист…

Так и не дождавшись моего ответа, Вадик решил продолжить:

— Я ведь и сам знаю, что был идиотом…

— Я тоже знаю, что была с идиотом.

— И что теперь? Считаешь, человек не имеет права на искупление? Саш, ну сама согласись, что в восемнадцать видишь всё по-другому и не ценишь по-настоящему важное. Это же с опытом приходит, а опыт — с годами…

— Или с гАдами.

— Да что ж ты всё время кусаешься, а? Я ведь давно признал, что виноват. Может, и к лучшему, что ты тогда меня не простила, зато у меня было достаточно времени на осознание. Саш, я не верю… не хочу верить, что между нами всё. Да, мы с тобой отлично научились создавать себе проблемы, но отчего бы не попытаться создать что-то хорошее — одно на двоих… м-м? Это же в наших руках.

— Тебе текст папа придумал или личный психолог? Я слышала, что у вас, америкосов, непременно должен быть личный мозгоправ.

— Да куда уж тем психологам против наших русских тараканов! И, нет, Саш, это мой текст… я, кстати, пять лет его репетировал в разных вариациях… а сказал вот совсем по-другому. Но зато от души. И ещё скажу, — он подался вперёд, а я невольно вжалась в стену. — Саш, ты только сейчас не кусайся, ладно? Знаешь, я часто представляю, какими будут наши дети. А ведь у нас с тобой тоже не исключены двойняшки, правда? А прикинь, они же вполне могут быть похожими на Айку, если будут девочки. Я слышал, азиатские гены — очень сильные, хотя глядя на нас с отцом, и не скажешь, да? Но, если честно, мне бы хотелось мелких рыжиков.

И каждое слово будто хлыстом по израненному сердцу. Не верю… ни единому слову не верю, а душа бьётся в истерическом припадке по ускользающим мечтам. Хорошо, что я сижу в темноте, и Рябинин не видит, как мои глаза наполняются слезами. Зато мне в свете уличного фонаря хорошо видно его лицо. И лучше бы не видеть…

Мысленно я уже срываюсь с места и, торопливо избавив ЕГО от одежды, прижимаюсь к обнажённому телу… и шепчу: «Да пропади оно всё!.. Пусть только сейчас, но МОЙ!»… без оглядки, без гордости, без ума…

— Аленький, — Вадик возвращает меня в реальность, где мы — давно чужие друг другу.

— Уходи, Вадим, — мой голос звучит ровно и равнодушно, и на это уходят последние крохи сил. — Выйди отсюда.

Что в его глазах? Удивление? Ярость? Грусть? Я не знаю, потому что он больше не смотрит на меня, а молча встаёт и покидает спальню. А я до крови кусаю губы, сдерживая рыдания и свой порыв — бежать за ним следом… бегом, ползком…

Помню, Стешка говорила, что после слёз непременно должно прийти счастье. Как радуга после дождя. Но пришёл хуэвес*.

*(От автора: Хуэвес (jueves) — четверг по-испански.)