Охота на Трясогузку

Глава 8

Открываю глаза и тут же жмурюсь от яркого света за окном. Организм отзывается на моё пробуждение мгновенно и жестоко — во рту жуткий сушняк, а внутри черепной коробки интенсивно долбят отбойные молотки. От боли в затылке и висках я даже не могу сообразить, какой сегодня день. Совершенно ясно одно — я в собственной комнате. Об этом сообщают шуршащие стрелки настенных часов. И всё — больше никаких звуков.

Для нашего дома такая тишина — очень непривычное явление. Куда привычнее просыпаться от грохота, топота, пронзительного визга племяшек и собачьего лая. И хотя обычно это бесит, но сейчас мне немного жутковато — как будто меня все бросили. Полежав несколько минут с закрытыми глазами и восстановив в памяти последние события, я с горечью признаю — меня действительно бросили. Прямо в загсе.

Но это было вчера. Все слёзы по этому поводу уже пролиты, стопки выпиты, глупости сделаны. После моего возвращения из «Трясогузки» домой слёз больше не было. Было много еды, выпивки, смеха и танцев. Никто меня не жалел и не осуждал, мы как будто просто отмечали пятницу и возвращение Стешки — веселились, лепили во дворе снеговиков и планировали предстоящее семейное путешествие. И лишь под утро все устали и разъехались по домам.

Я же отрубилась, едва коснувшись подушки. Зато сейчас мои вчерашние злоключения вспыхнули в голове очень ярко, и молотки застучали жестче.

Я снова осторожно открыла глаза и осмотрелась. Первое, что попало в поле зрения — большой пивной бокал на столе до верху наполненный прозрачной водой и две таблетки рядышком. А ещё — ура! — моя потерянная сумочка с мобильником. Айка, умничка моя золотая, обо всём позаботилась. Проглотив таблетки и вкуснейшую воду, я улеглась и стала ждать, когда полегчает. И задумалась. А куда ж от мыслей деваться.

То, что Гору уже известно о моей выходке в «Трясогузке», я нисколько не сомневаюсь. Но это меньшее, о чём мне следует волноваться. Даже не так — я очень хочу, чтобы он об этом знал и не думал, что я весь вечер скулила и зализывала раны. Куда сильнее меня беспокоит, что известно моему боссу. Знает ли Рябинин, что регистрация сорвалась, а главное — по какой причине? Понятно, что убегая из загса, я не додумалась проверять, стоит ли его машина на прежнем месте — не до того было. Но если всё стало известно Рябинину-старшему, значит, и младший уже в курсе.

Вот гадство!

Последние полтора года я успешно избегала с ним встречи — то к морю умотала, а то внеплановую командировку себе устроила. Чтоб глаза не видели! Отвыкнуть хотела, чтоб забыть, не думать больше. И каждый раз выла, как побитая собака, и порывалась вернуться обратно, презирая себя за слабость (да сколько ж можно⁈).

Я где-то слышала, что любовь без подпитки живёт полгода. Какая хрень! Не удивлюсь, если этот срок мужики придумали. Хотя для нашей мамы это был бы личный рекорд. Я иной раз даже завидую той лёгкости, с которой она забывает о своём очередном избраннике.

Как-то раз я спросила у мамы, любила ли она хоть одного мужчину в своей жизни. А она выдала, что всю жизнь любила и любит только Рябинина. И вот что на это сказать? Так любила, что, встретив спустя годы, не признала в нём Айкиного отца? Но иногда я думаю, что куда легче жить вот такой безголовой.

А мне-то как быть⁈

С улицы послышался собачий лай, и я про себя улыбнулась — всё же я не одинока. И головная боль почти стихла. Встав с кровати, я подошла к окну и выглянула во двор. За ночь снега намело — немерено, а наши солидные псы, как разыгравшиеся щенки, закувыркались в сугробах. И я совсем не удивилась, заметив во дворе орудующую лопатой Айку. Вот же неугомонная девка!

И где, интересно, Кирилл? Может, он к своей маме за мелкими Кирюшками умчался? Вот, кстати, тоже странное дело — когда двойняшки дома, от их чрезмерной активности мне хочется сбежать как можно дальше, а без них — тоска. А ещё я ревную их к маме Кирилла, будь она сто раз замечательной женщиной. И зло берёт, что наша мама не только ни разу не уделила внучкам внимания, но за два с половиной года она даже не удосужилась запомнить их имена. Дура!

Спустя полчаса, бодрая после душа, я спускаюсь на кухню.

— Привет, Сашок! — улыбается Айка, успевшая не только избавиться от лопаты, но и принарядиться.

— А ты куда собралась-то?

— Слушай, завтрак немного остыл… сама разогреешь, ладно? — торопливо выпаливает Айка, игнорируя мой вопрос. — И ещё, Сань, отвези маме продукты, хорошо? Кстати, она уже раз пять звонила — о тебе беспокоилась.

И мы, как по команде, дружно хмыкнули.

— Это у неё наверняка от голода беспокойство разыгралось. У меня от неё тоже куча пропущенных.

— Сань, ну перезвони ей, не вредничай, — просит Айка, уже намереваясь удрать от меня.

— Куда собралась, спрашиваю? Только не говори, что на работу.

— Нет, я к папе, — Айка смотрит на меня несколько секунд, явно о чём-то раздумывая, и, наконец, признаётся: — Ладно, Саш, ты ведь всё равно скоро узнаешь… во-первых, твой вчерашний номер в «Трясогузке» набирает популярность в интернете, а во-вторых… сегодня Вадик прилетает.

Если Айка рассчитывала на мою бурную реакцию, то её ждало разочарование — ни один мускул на моём лице не дрогнул (во всяком случае, я на это надеюсь). Задрожало у меня в другом месте, но вовсе не оттого, что новости оказались неожиданными. Выставляя себя перед нетрезвой и необременённой моральными принципами публикой, глупо надеяться на конфиденциальность. Да и я со своим выступлением не сказать, чтоб топила за духовно-нравственные ценности. Однако новость о видео прошла по касательной.

Вадим — вот моя основная проблема. И хотя я догадывалась, что он объявится, всё равно оказалась неподготовленной — слишком слабой, чтобы суметь утихомирить зашедшееся сердце. Да — я хотела, чтобы он прилетел. Но это должно было случиться в тот момент, когда я уже замужем за другим, чтобы этот мудак увидел, что я и без него могу быть счастливой. Такая вот морковка для осла. Я сама хотела поставить точку невозврата и упивалась мстительной радостью, представляя лицо Вадима — растерянное и несчастное. Он никогда не умел прятать эмоции.

Мысленно я прокручивала нашу встречу и ненавидела его ещё больше. За все пять лет моего ожидания и отчаянной борьбы с самой собой. За то, что сбежав от него прошлым летом к морю, я каждый день просыпалась с мыслью, что он найдёт меня — постучится в номер, возникнет рядом со мной на пляже, вынырнет из воды, подойдёт вечером на набережной и закроет ладонями мне глаза. Ку-ку, дура! Но Вадим не объявлялся, а я снова и снова засыпала со слезами. И каждый день собирала вещи, чтобы вернуться домой — облегчить ему поиски, и презирала себя за это. И снова ревела… и не возвращалась.

— А ты ведь знала, да? — я смотрю в непроницаемо чёрные глаза Айки. — Знала, что он прилетит?

— Да, знала, — Айка воинственно вскидывает подбородок. — Думаю, что и ты об этом знала.

Но её предположение я пропускаю мимо ушей.

— И что, вы со своим папашкой рассчитывали, что ваш сраный американец сможет помешать свадьбе Горского?

Айка многозначительно закатывает глаза, всем своим видом говоря: «Алё, Сань, какой свадьбе? Тебя не взяли!».

— Саш, Вадик при всём желании не успел бы вам помешать, да и Гор ему не по зубам, — примирительным тоном говорит сестрёнка. — И что бы ты там себе не придумала, скажу сразу: я на ваше с Вадькой воссоединение не рассчитываю, но снова избегать с ним встречи — очень глупо. Он же понимает, что ты прячешься, и этим ты каждый раз даёшь ему понять, что тебе не всё равно.

— Давно ли ты такой мудрой стала? — огрызаюсь я. Но в душе всё же признаю её правоту.

— Знаешь, Сашок, если хочешь моё мнение, то ни один из твоих мужиков тебя не достоин. Но если выбирать из двоих мужей, — Айка поиграла пальчиками, изображая кавычки, — то Гор тебе куда больше подходит. Но!.. Если бы только ты сама хотела его в мужья. Всё, Рыжик, я побежала.

Айка чмокает в воздух, посылая мне дистанционный поцелуй, и стремительно удирает из кухни.

— И маму не забудь покормить! — выкрикивает уже из коридора.

Пф-ф, как собаку.

Тоже мне — психолог! Много она понимает, кто мне подходит.

— Твой Гор — владелец борделя! — кричу ей вслед.

— Отеля! — исправляет меня Айка, и хлопает входной дверью.

Му-гу, отеля — как же! Это просто ещё никто всерьёз не взялся за его лесной теремок, где постояльцы — исключительно молодые красивые девахи, которые почему-то не выселяются из отеля — прям живут и живут. А почти каждый вечер к избушке съезжаются мужики на крутых тачках, и в лесу начинается цветомузыка. Благо, никому по ушам не бьёт, поскольку шумоизоляция в том отеле, как в бункере. Но сам факт его существования здорово напрягает.

Сам же Горский на все мои попытки рассекретить его мутный бизнес всегда оставался невозмутим и на все вопросы находил ответы.

Да, живут преимущественно девушки, но не только. И ты, Сашенька, можешь запросто посоветовать своим знакомым это уютное пристанище (если, конечно, они потянут оплату за проживание). А уж чем занимаются жильцы — это только их дело. И покинуть его гостеприимный отель можно в любой момент, только расплатившись за номер.

Но раз девчонки не уезжают, значит, им нравится жить в тихом месте, и позволяют средства. А мужчины приезжают попариться в шикарной бане, поиграть в бильярд, вкусно поесть в ресторане, послушать живую музыку, а главное — попасть в волшебные ручки колоритной массажистки Розочки (к слову, жуткая бабища — на Кинг-Конга похожа).

И всё-то у Горского логично и чистенько. Змей, одним словом!

Один — изворотливый змей, другой — блудливый кобель.

Господи, что ж мне так не везёт с мужиками⁈

Завтракать расхотелось. В желудке образовался холодный шипастый клубок, как будто я морского ежа проглотила. Это как предчувствие чего-то пугающего и неизбежного — так часто бывало перед встречей с Горским. Правда, уже в процессе меня отпускало, но предвкушение свидания — это как со скалы на резинке. Но с Гором уже всё ясно… а сейчас-то чего?

Мне очень неприятно осознавать, что встречи с Вадимом я тоже боюсь. Слишком уж долго мы не виделись. Однако прошло ничтожно мало времени, чтобы мой бывший муж растерял свою привлекательность. Да что там гадать — теперь он возмужал и стал ещё красивее. Я честно пыталась не следить за его жизнью, но не справлялась — снова хакала его страницу и, как мазохистка, искала компромат. Сперва улик было слишком много, будто он специально меня дразнил.

А потом переписки с женщинами и совместные фотографии исчезли совсем, что могло означать только одно — Вадим научился шифроваться. В его монашеский образ жизни я поверю ещё меньше, чем в мамин.

Но страшнее всего было бы знать, что множеству блядей он предпочтёт одну единственную, запавшую в сердце — не меня.

Звонок от мамы напомнил мне о том, что она голодная, и о том, что у меня есть мобильник.

И предвкушение снова неприятно колет изнутри. Я отклоняю вызов и просматриваю вереницу пропущенных звонков и непрочитанных сообщений — от мамы, Стешки, Рябинина-старшего, моей помощницы Анечки… Стоп! А этой что понадобилось в субботу?

Открываю сообщение: «Александрина Валентиновна, это действительно Вы??? Но я никому этого не показывала! Честное слово! Это мне Бабкин прислал».

Хм, ну если Бабкин прислал, то весь коллектив уже в курсе. Вот гадство!

А ниже, вероятно, была ссылка на видео. Была, потому что в данный момент видео недоступно. И не надо быть провидцем, чтобы догадаться, кто постарался. Из двух вариантов между Рябининым и Горским я всё же ставлю на Гора — он жёстче, влиятельнее и оперативнее. Но мимолётная благодарность тут же сменяется злостью — а из-за кого меня занесло в эту сраную «Трясогузку»⁈

Впрочем, я не обольщаюсь, что это была единственная запись, даже если камеры клуба Гор уже подчистил. Но с этой проблемой я и сама справлюсь — пробью каждого, кто приложил руку к моей популярности, и заставлю раскаяться. Чуть позже.

А сейчас я принимаю очередной звонок мамы.

— Доченька, ну ты как, золотко моё? — блеет она плаксивым голосом.

Охренеть! В последний раз я была золотком лет двадцать назад.

— Отлично, мам! Вчера мы неплохо сэкономили на свадьбе.

— Шурочка, а давай я к тебе приду, и мы поговорим.

Ах, как она ловко придумала!

— Не надо никуда идти, я сама привезу тебе продукты.

— Дочь, ну зачем ты так? — звучит укоризненно. — Я ведь не за этим.

А мне и жалко её, и хотелось бы поверить, что переживает… но, к сожалению, я знаю, что не будь у Настеньки собственного интереса, она и не вспомнила бы обо мне.

Поездка к маме и обратно заняла не больше получаса. Получив от меня долгожданные харчи, мама почему-то не оставила попытки меня приласкать, но начала с того, что я неважно выгляжу. В общем, задушевного разговора не вышло. Но уж лучше бы я задержалась у мамы.

На обратном пути, когда до дома осталось всего ничего, в ушах снова прозвучали мамины слова. Вот же закон подлости! Стоит один раз выползти из дома ненакрашенной — и встречи с бывшим не избежать. Я бы, может, и сделала вид, что не заметила огромный броневик Гора, если б он не пёр мне навстречу по единственной снежной колее.

Взглянув в зеркало заднего вида на собственное отражение, я выругалась, а разглядев приближающуюся машину, едва не съехала в сугроб. Гор в салоне оказался не один.

За все годы, что я знакома с Горским, я не могу похвастаться, что достаточно хорошо знаю его, как человека, но всё же некоторые его привычки и предпочтения отлично врезались в мою память. Гор очень редко ездит с водителем, потому что не выносит компании, предпочитает водить сам и, желательно, в тишине. Но ещё реже он берёт на борт пассажиров. Насколько мне известно с его же слов, исключения он делал только для меня и несколько раз для Айки.

Та-ак, а в чём дело?.. Друзей у Горского нет, и я могла бы ещё предположить, что кто-нибудь из деловых партнёров рискнул нарушить его личное пространство. Но то расплывчатое пятно, что маячит за лобовым стеклом рядом с моим, чтоб его, недомужем, никак не может быть партнёром. Из-за бликов на стекле мне сложно рассмотреть лицо, но в том, что оно женское, нет никаких сомнений.

Я даже не сразу осознаю, что больше никуда не еду и, распахнув варежку, во все глаза таращусь на встречную машину. Что за херня такая — Гор занялся развозом своих шлюх⁈ А какие тут ещё могут быть предположения, если он держит путь из своего притона?

«Ах, ты ж, Змей паскудный!» — выкрикивает взбесившаяся во мне собственница. Но каким-то задним умом я всё же осознаю, что Гор не обязан передо мной отчитываться, и пытаюсь владеть лицом. Да и хрен бы с этой девкой, мало ли… НО!.. Твою Горыныча мать! — она рыжая! Гадство, почему она рыжая?.. Что это значит? Это ведь что-то значит? Может, это из-за этой ржавой шалавы сорвалась моя свадьба?

Чокнутая истеричка во мне уже мысленно вцепилась в рыжие вихры и, выдрав их все вместе с луковицами, развеяла по округе. Но несостоявшаяся гордая невеста презрительно кривит губы (я, кстати, всё контролирую в зеркальце) и, сложив наманикюренные пальчики на руль, ожидает развязки. Не думает же Гор в самом деле, что я стану щемиться по сугробам, чтобы уступить ему дорогу? И его рыжей лярве.

И я уже вижу, что он так не думает. Горский останавливает свою громадину в паре метров от моей машины и, покинув салон, топает ко мне. У меня всего несколько секунд, чтобы мобилизовать внутренние резервы для этой встречи, и каких же сил мне стоит не пялиться на Змееву девку.

Гор останавливается возле моей двери, однако не делает попытки её открыть — просто стоит и смотрит. А я на него — свысока. Вот и встретились, милок, на узенькой дорожке. Во мне сейчас столько негодования и лютой злобы, что кажется удивительным, с чего я всегда так его боялась.

Я медленно опускаю стекло.

— Здравствуй, Саша, — голос у Горского, как обычно, тягучий и вкрадчивый. Змеиный.

— И Вам, Гор Анатолич, не хворать. А я смотрю, Вы свою колымагу под шлюховозку приспособили.

Хочется отгрызть под корень собственное жало, но опрометчивые слова уже сказаны, а Гор недоумённо изгибает брови и оглядывается на свой транспорт, будто не понимает, о чём речь.

— Ты ревнуешь?

— Не обольщайся, я ведь и раньше знала, что у тебя таких полный теремок, просто не думала, что ты с ними лично носишься. Зато могу с полной уверенностью сказать, что вчера в загсе ты был прав — я не готова ко всему этому, — я неопределённо взмахиваю рукой, но Гор кивает, как будто ему всё ясно.

На его губах играет хищная улыбка, а Гор поднимает правую руку, демонстрируя кольцо на пальце.

— А я, как видишь, по-прежнему обручён.

— Ты обречён, Горский, — я невольно повышаю голос. — Ты добровольно себя обрёк на то, чтобы прожить без меня — вот с этими, — я киваю на его тачку.

— Сашуль, это не то, о чём ты подумала, — с кривой усмешкой выдаёт мой оригинальный Гор самую банальнейшую фразу…

Но я уже и сама вижу, что это совсем не то.

Пассажирская дверь броневика медленно открывается, и из неё буквально вываливается в сугроб рыжая девчонка. Нет, не девчонка — очень глубоко беременная молодая женщина. Я охаю и дёргаю ручку своей двери, а Гор уже срывается на помощь этой несчастной. И я за ним, утопая в сугробах.

— Простите, — лепечет это рыжее чудо. — Очень высоко, и я просто оступилась.

Сидя в снегу, она запрокидывает голову, подставляя морозному ветру невыразительное, очень бледное и юное личико и смущённо улыбается. Хвостик рыжих волос растрепался и съехал набок, простенький пуховик нараспашку, а живот такой большой — неудивительно, что он перевесил свою хозяйку. Гор наклоняется, пытаясь подхватить девушку под мышки, но она отмахивается.

— Пожалуйста, не надо… я сейчас.

Ладошкой она зачерпывает рассыпчатый снег и умывает лицо.

— Вам плохо? — спрашиваю я и так очевидное. — А может, Вы рожаете?

— Нет, — она снова вымученно улыбается. — Мне ещё рано, просто голова немного закружилась в духоте. Вы меня извините, я сейчас посижу ещё минуточку…

— Вы же простудитесь, — бормочу растерянно, — а Вам нельзя.

— Сейчас… я сейчас, — она вяло шлёпает покрасневшей от снега ладошкой себе по лицу. Такая жалкая и нелепая, что у меня на глаза наворачиваются слёзы.

— Гор, — я ловлю его взгляд, — да сделай ты что-нибудь, ей же холодно.

Но в этом взгляде, как обычно, ноль эмоций. Однако Гор делает ещё одну попытку поднять свою пассажирку, и она больше не возражает, но снова извиняется:

— Егор, простите, что я Вас задержала.

Егор⁈

— Я не опаздываю, — сухо бросает этот чурбан и запихивает девушку обратно в салон.

— Езжайте скорее, — благословляю я, отступая в сторону.

И эти двое действительно уезжают, пробивая новую колею в сугробах. А я тупо смотрю им вслед, стоя по самую письку в снегу, и растираю снежком пылающие щёки.

И что это было?