Охота на Трясогузку

Глава 20

Санта Николаус

— Пиздец! — я вытираю со лба пот. — Чтоб я ещё раз с тобой поехал… Лучше б такси вызвал.

— Не ной, а… с тобой ездить намного хуже. Кстати, не забудь костюм на заднем сиденье, и… — Айка угрожающе наставляет на меня палец, — башкой своей за него отвечаешь, понял?

— Да понял уже, сто раз сказала. Так где его откопала, расскажешь?

— Риммочка подогнала. А ты, вообще, уверен, что он в тропиках будет в тему? Ты ж в нём сваришься, а там у них наверняка в тренде какой-нибудь тропический Санта — в труселях и сланцах.

— Му-гу, Санта Николаус называется… но, полагаю, свой дед всё же роднее. Айк, да не ищи парковку, вон там тормозни.

— Как скажешь, босс.

Она пристраивается за пыхтящим такси и, не заглушив двигатель, выскакивает из салона. Электровеник, а не девка. Прихватив с заднего сиденья новогодний костюм и спортивную сумку, я выбираюсь следом. Ну и мороз!

— Я не поняла, а ты чем сундук набил? — удивляется Айка, хватаясь за чемодан, стоящий в багажнике. — Тебе там надо-то трусы да зубную щётку.

— Да куда ты руки свои тянешь, он же больше тебя весит, — я отстраняю мелкую от моего багажа. — Там и так ничего моего — только подарки и заказы Стефании.

— Заказы? Правда, что ль? — Айка округляет глаза. — Интересно, и что ей там не хватает — Большой советской энциклопедии?

— Конфет для голодающих детей Африки… ну и так — по мелочи.

— Конфеты? — недоверчиво тянет Айка. — А что, на острове нельзя купить?

— Слушай, что ты у меня спрашиваешь? Мне сказали — я сделал. Всё, дуй домой, а то нос отмёрзнет.

Я чмокаю сестрёнку в покрасневший носик и подталкиваю к водительской двери.

— Да погоди, я тебя провожу, — упирается Айка.

— Не надо меня провожать, а то там Кирюха уже соскучился.

— Это вряд ли, его сейчас развлекают две хорошенькие брюнетки.

— Кстати, не забудь им мои подарки вручить. И отцу скажи…

— Трындец! — прерывает меня Айка, разглядывая что-то за моей спиной. — Какого хрена он здесь забыл?

Я ещё не вижу, но почему-то уже догадываюсь, о ком речь. Оглядываюсь — так и есть — Горский собственной персоной. Идёт вразвалочку, пальто нараспашку и по херу мороз. Дон Корлеоне, мать его! Неужто тоже на Занзибар собрался? Сейчас это было бы совсем некстати.

Мне известно, кто он — до хрена наслышан. Опасен и крут, как кипяток, борзости — немерено, активов — движимо-недвижимо. Когда-то я неслабо очковал за Айку, не понимая и не принимая её общения с Гором. А сейчас этот чёрт стоит на моём пути. И меня люто ломает от мысли, что он был с моей Сашкой… в ней, сука, был. Но самое стрёмное, что я сам создал для этого все условия.

— Айка, сядь в машину, — рявкаю, не оглядываясь на неё.

— Ага, щаз! Подозреваю, он здесь по мою душу.

— Да ладно? Вы всегда в аэропорту встречаетесь? — я зло усмехаюсь и пытаюсь развернуть мелкую, — Сгинь, сказал.

— Руки убрал! — шипит она и отпрыгивает от меня. — И не вздумай при нём пальцы гнуть, понял? Иначе Санта Николаус никогда не довезёт подарки до африканских писюнов.

Ответить я уже не успеваю, потому что Гор подходит достаточно близко, чтобы слышать нас и чтобы его слышали мы.

— Какими судьбами, Гор Анатолич? — ехидно пищит Айка. — Никак тоже решили погреть косточки в тёплых краях?

— Айка, оставь нас, — произносит он лениво, с растяжечкой. Под кайфом, что ли?

Краем глаза я замечаю, как мелкая зараза подаёт Гору какие-то знаки, но когда поворачиваю голову, она уже ныряет в салон и, прежде чем захлопнуть дверь, недовольно бросает:

— У вас пять минут.

Две из них мы тратим на разглядывание друг друга. Худой, на полголовы ниже меня и лет на десять старше.

Аленький, что же ты в нём нашла? Заморыш, бля!

Но этот колючий ртутный взгляд вымораживает, и я первым нарушаю молчание:

— У тебя всё?

Он кривит губы в усмешке и цедит сипло и выбешивающе медленно:

— Я даю тебе две недели… и только одну попытку. Не справишься — твои проблемы.

Мои руки в карманах сжимаются в кулаки, и как бы я ни пытался сохранить выдержку, вызов и ярость всё же выплёскиваются:

— Ты — мне⁈. А ты кто есть-то?

— Я — тот, кто не даёт второго шанса, — поясняет снисходительно.

— Ну так не сомневайся, у тебя его тоже не будет. А свой первый ты уже просрал.

— Леща… сгубил… раскрытый рот. Я тебя предупредил, пацан. Говорить мы с тобой больше не будем. А за Александриной я присмотрю… обидишь её — обидно будет тебе. Бывай, малой… мягкой посадки.

Самолёт плавно пошёл на посадку, а в голове снова прозвучали прощальные напутствия Горского. Нарисовался, сука, не сотрёшь. Шанс он мне даёт… благодетель, блядь! Выбесил он меня зверски. Но, как ни странно, напомнил отца. Наверное, я поэтому и смолчал («Сойдёшь за умного», — сказал бы отец), а может, это моё внутреннее чутьё очнулось и подсказало, что дальнейшие тёрки с Гором и попытка оставить за собой последнее слово будут выглядеть как бессильное тявканье щенка на матёрого бультерьера.

Отец мне с детства твердил о ценности молчания, и стоит отдать ему должное — намолчал он нехилый капитал. Но должен признаться, что кроме внешности, от родителя мне досталось немного — авантюризм и математический склад ума. А фанатичное упрямство и поразительные выносливость и трудоспособность каким-то чудом отвалились Айке, которую отец ни дня не воспитывал, да и вообще о её существовании — ни сном ни духом. Вот как так?..

А может, это особенность тех, кто с детства вынужден приспосабливаться к законам джунглей, где слабые просто не выживают? Мне сложно представить, как бы я справился на месте сестрёнки, да и не хотелось бы, если честно… но я такой, какой есть, и рад этому. Потому что иначе мы с Айкой просто разошлись бы, и наши судьбы сложились бы по-другому. А я не готов вычеркнуть из своей жизни людей, ставших мне по-настоящему родными и близкими. И любимыми. Даже когда это пиздец как больно.

Один шанс, говоришь?.. Да пошёл ты, мудак!

Я и сам об этом знаю, а иначе меня бы здесь не было. Хотя если б не Геныч, я мог бы потерять ещё несколько дней.

Как удивительно сплетаются судьбы… Разве я мог подумать, что какой-то там Геныч, о котором нередко упоминала Айка, и тот самый несокрушимый Терминатор, по которому я фанател столько лет, — один и тот же человек? Мне было, наверное, лет тринадцать или четырнадцать, когда я впервые увидел его на ринге. Машина для убийства, а не человек. А ведь пацан лишь на год старше меня. Кажется, он был единственным, кто получил мастера спорта по ММА уже в пятнадцать.

Тогда только благодаря ему я не завязал с боксом. Правда, за три года великих успехов я так и не добился, впрочем, как и во всём остальном — слишком быстро перегорал. Куда меня только не швыряло — лёгкая атлетика, баскетбол, футбол, гитара, бокс… Зато всё отлично пригодилось!

Геныча я узнал на фотографиях с Айкиной свадьбы, но, когда выдался момент для знакомства, он уже свалил из страны. И как же я охренел, когда узнал, что Терминатор стал Стешкиным мужем. Даже не знаю, что меня ошарашило сильнее — неожиданное родство со своим недавним кумиром или замужество Стефании, в которой я настолько привык видеть малышку-милашку, что даже не заметил, как она повзрослела и превратилась в красивую женщину. Долго же я не был на родине.

По прилёту я с радостью принял приглашение Стеши и нагрянул в их с Генычем новый дом. Со Стефанией мы всегда были друганами. Помню, как тяжело она переживала наш разрыв с Сашкой и как надеялась нас помирить, и поэтому я сильно удивился, что не она, а Геныч поведал мне о скором новогоднем путешествии на Занзибар. От Айки я таких откровений и не ждал, но Стефания… Да ладно, проехали. Пусть пребудет с Генычем бесперебойная удача! И со мной.

Что ни говори, а я редкостный счастливчик.

Аленький мой… ты всё же не стала чужой женой… Ты так долго и упорно от меня скрывалась, но не забыла. И сама мне позволила это почувствовать… совсем не изменилась — такая же горячая, взрывная… моя чумовая рыжая стерва. Напрочь снесла мне башню, а ведь я почти забыл, каково это… Два года я позволял себе думать, что смогу без тебя… прости за это. И за то, что хотел забыть, пытался вытеснить тебя другими… очень многими другими. И почти разучился чувствовать… просто забыл, как это бывает с любимой женщиной. Я знаю, что не заслужил тебя… но буду последним мудаком, если отпущу тебя снова.

Аэропорт на Занзибаре — полный отстой — духота, толкотня и бардак. Но багаж на месте, обменный пункт присутствует, а что ещё мне нужно?.. А, вот ещё что — арендованная Toyota RAV4, пригнанная для меня в аэропорт очень жизнерадостным сотрудником отеля. Осталось только дождаться курьера с особенным новогодним подарком для девочек.

Мобильник, едва я его включил, разразился входящим звонком от Геныча.

— Вадюх, ну ты где там потерялся? — рычит он в ухо оглушительным басом. — Скоро темнеть начнёт.

— Да в аэропорту я, жду кой-кого.

— Ну ты это… поторопись там. Если что, мы на пляже будем… О! Я сейчас туда ёлку со звездой внедрю, вот на неё и ориентируйся. И… на рыжие кудри Александрии. Таких рыжих здесь больше нет!

— Геныч… а ей хорошо там?

— Вадюх, веришь, нам здесь всем хорошо! И тебе тоже будет, вот увидишь. Я тебе больше скажу — везде хорошо, где Насть нет. А их как раз нет. А-а, ты ж ещё не в курсах… прикинь, у нас теперь две Насти! Или два?.. А, да похер! Короче, двое их — Анастасия Скрипка и её новый хер Анастасий.

— В смысле?..

— Мозги прокисли? Я ж говорю, итальянца твоя тёща подцепила! Блядь, и моя тоже… а зовут его Анастасий. Понял теперь?

— Понял, — я начинаю ржать. — Ток имени такого не слышал.

— Я тебе пиздабол, что ль⁈ Короче, приедешь, сам увидишь. Давай, шевелись, Вадюх, мы тебя ждём!

— Ну Сашка-то меня точно не ждёт.

— А то! Самка богомола вряд ли рассчитывает встретить своего бывшего. Так что ни пуха, брат!..

Путь от аэропорта до отеля — то ещё приключение. За чертой города ни одного фонаря, это ж почти наощупь по чёрным джунглям, где свет фар постоянно выхватывает блуждающих людей и животных. Я чуть не поседел за время поездки. Мрачновато у них тут после захода солнца, и тем сильнее поражает контраст с конечным пунктом.

Здесь, за высоким забором, явно не экономят электроэнергию, и атмосфера праздника ощущается во всём — в цветных гирляндах, залпах фейерверка и весёлых, уже хмельных, голосах постояльцев. Надо ли говорить, что комфорт во временных бунгало так же отличается от жилищных условий местных жителей, как дворец султана от конуры деревенской дворняги.

Откровенно говоря, я и не надеялся на такой комфорт, особенно после того, как заявил, что готов жить хоть в сарае, хоть на пляже, но лишь бы на территории этого отеля — одного из лучших, стоит отметить. А фишка в том, что когда я пытался забронировать здесь место, свободных уже не осталось. Оно и понятно — начало сезона плюс Новый год, да к тому же слишком позднее бронирование.

Пришлось тернистыми путями выходить на администрацию отеля и договариваться уже на местном уровне. Сколько нервов потратил!.. А денег!.. Да за такое бабло я мог вывезти всю Сашкину компанию на Бали! Но это уже дело десятое… а главное, что сейчас я здесь и очень доволен — отличное место!

Да, именно так я подумал, разглядывая утопающие в пальмовых зарослях небольшие домики с просторными террасами, бассейнами и яркой иллюминацией. И это только вторая линия! Я даже воспрянул духом. Но ровно до той минуты, как мой провожатый вывел меня тайной тропой в тайное место, о существовании которого — а я в этом уверен! — ни один постоялец отеля даже не догадывается.

И только тут я осознал весь масштаб подставы! А всё — поздняк метаться — сам напросился!

Нет, мне не выделили коврик на пляже… Среди невзрачных хозпостроек, тянувшихся вдоль забора и надёжно скрытых от глаз туристов, мне посчастливилось занять отдельное бунгало с небольшой террасой и даже с открытой мансардой.

Ну здрасьте!.. Хижина дяди Вади, блядь!

Не знаю, из чего слеплен этот спартанский скворечник, размером пять квадратов и одним крошечным окошком, но если мне дороги голова и ноги, то на мансарду лучше не соваться.

А внутри избушки обнаружились небольшая кушетка, застеленная свежим белым бельём, деревянный крепкий стул и переносной светильник на крюке. Вот вроде и всё. А, ещё и потолок на голове. Короче, я и мой багаж заняли всё свободное пространство. Но зато у меня всё включено — еда, как у всех, до океана метров сто, до туалета и душа — метров двадцать. И ещё у меня имеется арендованная тачка!

Мой услужливый сопровождающий широко разулыбался, заверил, что уже восьмого января я смогу занять лучшее бунгало на первой линии и поспешил раскланяться. Отлично — всего каких-то восемь дней потерпеть!..

Из счастливого ступора меня выдернул очередной звонок Геныча.

— Вадюх, я не понял, а ты где?

Я осмотрелся по сторонам и оптимистично доложил:

— Только что заселился в бунгало.

— И долго ты будешь там обживаться? Слышь, если ты собрался ванну принимать, то давай лучше к берегу подтягивайся — тут и ополоснёшься. Мы так-то уже вовсю старый год провожаем, а я не пью, между прочим. А знаешь, почему? Потому что уже задолбался отгонять от твоей Александрии всяких хоботочников.

— Кого?.. — не понял я.

— А это такие долгоносики, которые слетаются на яркие цветы, внедряют в них свой хобот и удовлетворяют низменные потребности. В смысле, пожирают нектар. Но!.. На выпуклые рыжие лепестки твоей супруги уже кое-кто навострил жало и теперь кружит по пляжу. Вон, притаился неподалёку, как говно в траве, — думает, я его не вижу.

Хоботочники⁈. Уточнять я больше не стал, но одно понял чётко — мне следует поторопиться.

— Геныч, ты продержись там минут пять-семь… я скоро буду.

Бросаю взгляд на большую коробку с моим главным сюрпризом и, поняв, что на тёмном пляже он бесполезен, извлекаю из чемодана мешок и забиваю его остальными подарками — шампанским и подарочными коробками со сладкими букетами. Букет из рафаэлок для Аленькой — её любимый десерт, из клубники в шоколаде — для Стефании, глазированная вишня для любимой тёщи и… вот чёрт, забыл, как зовут… короче, ещё один презент для какой-то бабки. Вообще-то, я хотел взять ей курагу в шоколаде, но Геныч заявил, что враг в лице этой перечницы мне не нужен, поэтому для неё — композиция из мармелада, зефира и глазированных ягод. Ну и вискарь для пацанов.

Цепляю бороду, колпак, шубу, шлёпанцы… хватаю мешок и, обливаясь потом, бегу на пляж.

Африка, бля… плюс пятьдесят, наверное! Но мысль о неведомых хоботочниках придаёт мне ускорение.

И вот он, океан! Шарю взглядом по берегу, но ёлки со звездой в упор не вижу. Зато слышу Геныча и ориентируюсь на звук. И, похоже, меня тоже заметили.

— Джамбо, Дедушка Мороз, борода из ваты, — грохочет Геныч. — Что в мешке ты нам принёс?..

— Акуна Матата! — выкрикиваю гораздо бодрее, чем себя чувствую.

Пока я всё это планировал, потом летел, ехал, запихивал в мешок подарки — всё время ощущал душевный подъём, а сейчас… потерялся. Понял вдруг, что боюсь.

Мне очень страшно посмотреть в любимые карамельные глаза и увидеть в них безразличие. Александрину я замечаю сразу… да что там — я только её и вижу — мою чумовую богиню в светлом купальнике, облегающем всё то, по чему я так дико истосковался. И напрочь забываю все заготовленные слова. Лыблюсь, как дурак, и киваю собравшейся компании.

— Джамбо…

Сашка смотрит задумчиво и мрачно, рядом с ней ободряюще мне улыбается худая брюнетка с длинным мундштуком во рту…

— Вадька, ты, что ли⁈ — с визгом бросается мне на шею Стефания, отыгрывая свою реакцию на «нежданчик», целует меня и тихо шепчет в ухо: — Какой же ты молодец, что п-прилетел! Вот увидишь, всё будет х-хорошо.

Пока её обнимаю, успеваю обменяться рукопожатиями с Генычем и здоровым греком Жорой, а выпустив из рук Стешку, сбрасываю бороду и колпак, целую руку брюнетке, даже не расслышав её имени, и с грохочущим сердцем на онемевших ногах подхожу к моей Алекс.

— Здравствуй, Аленький… мы с тобой в пятницу не договорили…

— Разве?.. — её губы кривятся в хмельной усмешке. — Помнится, я всё тебе сказала…

— Но я не всё успел… сказать.

— Ещё успеешь, братуха, — тяжёлая рука Геныча падает мне на плечо. — Давай-ка сперва за встречу. — Он впихивает мне в ладонь картонный стакан, чокает по нему своим и грохочет на весь пляж: — Водка «Коньяги» — живи большими глотками!

Большой глоток обжигает мне горло и осветляет память — ух, подарки же! Хватаюсь за мешок и извлекаю содержимое.

— С наступающим вас, девчонки! — голос мой тоже окреп.

Алекс принимает свой сладкий букет с королевским достоинством — сдержанно и величественно, а Стефания — с бурным восторгом и очередными объятиями. Неучтённой брюнетке пришлось вручить Настин подарок (раз уж тёща отсутствует), и она принимает его с тёплой улыбкой. Осталась одна коробка и, взяв её в руки, я озираюсь по сторонам.

— А где бабуля?.. — спрашиваю и тут же теряю весь воздух, когда кулак Геныча впечатывается мне меж лопаток.

— Ай, молодец! — давясь смехом, выдаёт Александрина.

— Вадь, если ты п-про маму, то она позднее п-подойдёт, — смущённо лепечет Стефания.

— А может, ты меня потерял, внучок? — смешливо интересуется брюнетка, поигрывая в воздухе пальчиками. — Я здесь, деточка! Инесса Германовна я, если ты забыл.

Блядь! Хорошо, что темно, потому что от моих ушей сейчас — хоть прикуривай.

— Очень… красивое имя, — я сокрушённо улыбаюсь и пятернёй ерошу свои волосы. — Простите, леди, я немного перегрелся.