Охота на Трясогузку

Глава 30

Беги, чтобы выжить

Вадим

Каждый день с восходом солнца в Африке просыпаются зебры, антилопы и зайцы. Чтобы не погибнуть от хищных клыков и когтей, они должны очень быстро бежать. В то же время в Африке просыпаются львы, гиены и гепарды. И чтобы не сдохнуть от голода, они должны бежать быстрее травоядных. Неважно, в чьей шкуре ты родился, но если ты хочешь жить, то с каждым восходом солнца должен бежать.

И вечный бег… покой нам только снится. Печально, но факт — таков суровый закон выживания.

Сейчас континент накрывает ночь. Здесь она наступает очень рано, и для многих обитателей заповедника эта ночь станет последней. Думать об этом не хочется, да и нам, туристам, находящимся под вооружённой охраной аборигенов, тревожиться не о чем, сейчас самое время отсыпаться. Геныч уже дрыхнет без задних ног, как и положено мужику со спокойной совестью. Жора с Инессой тоже в отрубе — после утренней встряски им надо нервную систему восстанавливать. Зато наши неугомонные девчонки под присмотром рейнджеров продолжают резвиться на свежем воздухе. У меня же, несмотря на прошлую бессонную ночь, сна ни в одном глазу.

Сегодня последний день на материке, и уже к следующей ночи мы снова вернёмся на райский остров, а моя личная жизнь по-прежнему в беспросветной жопе. И всё, что я мог бы считать позитивными подвижками, на самом деле — лишь тонкая женская игра. Чтобы это понять, достаточно знать Сашку.

Здесь, на материке, когда мы вынуждены постоянно находиться рядом, она может позволить себе слабость, но уже завтра, оказавшись на острове, где тысяча и одна возможность от меня спрятаться, Аленькая снова выпустит когти и перестанет быть уязвимой. А я вернусь в свой душный и тёмный шалаш с горьким осознанием, что всё проебал.

Только я ещё не готов сойти с дистанции и должен попытаться что-то изменить. Что я могу?.. Могу продлить сафари-тур и утащить всех в Кению за новыми острыми впечатлениями. Уверен, что Стефания меня поддержит… а остальные? Геныч останется из солидарности, Инессе вообще похер, куда двигаться, Жорику — без вариантов… а вот Сашке, остро нуждающейся в комфорте, это вряд ли понравится. Но только мне надо, чтобы ей было в кайф.

А что до меня, то я готов ещё неделю, месяц, да хоть целый год расплёскивать адреналин по дикой Африке ради того, чтобы просто находиться рядом с моей упрямой рыжей стервой. Чтобы ехать с ней в одной машине, спать в одной палатке, охотиться за ней и не пропустить тот момент, когда она опять поддастся слабости и позволит к себе прикоснуться так, как нам обоим нравится.

Я знаю, что ей не всё равно, чувствую отклик… но приручить, привязать — никак. Потому что ещё не со мной, не моя — это я тоже чувствую.

Что я могу ещё? Наверное, много всего, если знать, что наградой мне станет Сашкина капитуляция. Я мог бы на год поселиться в самой нищенской деревне в домике из коровьего говна и преподавать чернокожим писюнам математику и физику. Мог бы перейти на подножный корм, выучить в совершенстве суахили, не трахаться целый год и даже сразиться со львом… если бы только знать, что в конце пути меня ждёт моя Алька. Хотя… льва лучше бы исключить, иначе она может и не дождаться.

— Вадюх, ты там спишь? — неожиданно и очень громко шепчет Геныч.

— Му-гу, — поспешно соглашаюсь, не желая терять мысль.

— А я нет. Чуешь, как тихо?

Я прислушиваюсь… птица противно стонет, девчонки наши смеются, местные переговариваются.

— Слышь, даже не рычит никто, — не унимается Геныч.

— Ну и заебись!

— Не скажи, брат, не нравится мне это.

— Почему?

— Да я тут всё о леопардах думаю.

— На хрена?

— А ты помнишь, что Стефания про них говорила? Леопард — это самое скрытное животное, и встретить его в дикой природе — большая удача. Не, с одной стороны, на хера бы нам такая удача, да? Но с другой — если этот кошак показался на глаза, значит, жрать он не хочет и нападать не станет. Правильно?

— Ну?

— Вогну! Он ночью охотится, понимаешь? И в сумерках. И, заметь, в момент охоты увидеть его нереально.

— И что?..

— А то! Оглянись по сторонам и скажи, ты где-нибудь видишь леопарда?

— Не-эт, — я начинаю ржать, уловив бредовую мысль Геныча.

— Вот и я не вижу. А это значит что?..

— Что вам обоим пиздец, если не заткнётесь! — рявкает Инесса, и спорить с этой дамой — дело неблагодарное.

— Не, ну нормально? — обиженно гудит Геныч. — И это ещё меня Стефания называет грубияном, да по сравнению с Вами, мадам Германовна, я — лютик невинный.

— Послушай, лютик-ебанутик, либо страдай молча, либо добро пожаловать на выход, и леопард тебе навстречу.

— Не вовремя Вы плюнули мне в душу, — патетично бросает Геныч, и в палатке снова наступает тишина.

Я просыпаюсь от лёгкой щекотки по лицу и, осознав, что ещё ночь, с наслаждением вдыхаю знакомый и дурманящий запах волос. Неповторимый запах моей любимой женщины.

Она могла лечь отдельно, но почему-то пришла ко мне… дрожащая от ночной прохлады, желанная, родная.

Моё тело просыпается и реагирует мгновенно, но я сдерживаюсь и почти не двигаюсь, позволяя Аленькой устроиться так, как нам обоим всегда нравилось. Чтобы рыжие волосы щекотали моё лицо, аппетитная круглая попка вжималась в мой пах, а её длинные, сильные ноги сплетались с моими. И снова почувствовать и с восторгом осознать, что наши тела, как и прежде, идеально подходят друг другу.

Осторожно, едва касаясь, я провожу рукой по бедру, роскошному изгибу талии и замираю под грудью, с радостным и трепетным волнением ощущая, как часто-часто о мою ладонь бьётся её сердце. Сказать, что дурею от желания, вообще ничего не сказать. У меня тоже бешеная тахикардия, но я продолжаю пребывать в той же позе, только прижимаюсь ещё теснее… и слушаю. И сейчас этот сумасшедший грохот сердец вместо тысячи слов.

— Да не брыкайся ты! — сипло и сонно рычит Геныч, в один миг разрушив нашу идиллию.

— А ты сдвинь свои п-пудовые ручищи! — шипит Стешка.

— Не могу, это противоречит моей приро… — бубнит Геныч и, похоже, засыпает, так и не закончив фразу.

Сашка тихонько смеётся, и стук её сердца приходит в норму.

— Аленький, — шепчу ей в затылок.

— М-м? — она урчит и выгибается, как кошка.

— Я охренеть как тебя люблю.

— Знаю.

— Выйдешь за меня замуж?

— Вряд ли, — отвечает, не раздумывая, но отсутствие категоричного «нет» меня обнадёживает.

— Это неправильный ответ. Не спеши, подумай ещё, Алька, нам будет очень хорошо вместе.

— Плавали, знаем.

— Но теперь я предлагаю освоить синхронное плавание.

— Ты не справишься.

— Можем проверить…

— Отстань, я сплю.

— А я не могу. Лежу и думаю о том, какие красивые у нас будут дети.

— Не будут, у тебя ноги кривые.

— Об этом я узнал только от тебя, — я смеюсь. — Ты специально так говоришь, потому что не хочешь стать матерью моих детей?

— Я уже Кирюшками сыта по горло.

— Они забавные, — я улыбаюсь, вспоминая двух кнопок-племяшек. — Я тоже не против двойняшек… только рыженьких.

— Ой, не плети, ты даже Кирюшек боишься.

— Ну, есть немного, — признаюсь я. — Просто они чересчур активные, а я пока не очень умею с детьми. Но если привыкать с самого рождения, то уверен, что у меня всё получится. Может быть, даже лучше, чем у тебя.

— Не может, я уже на опыте.

— А давай проверим?

— Дети мои, только проверяйте молча, — подаёт голос Инесса и ехидно добавляет: — И да настигнут вас нерушимые узы брака, чтоб ни один блудный карась не сорвался с крючка.

— Аминь! — хихикает Стешка.

— Да… — неуверенно бормочет Жора.

А Сашкино сердце снова частит в мою ладонь. И я, так давно уже дёргающийся на крючке, зарываюсь лицом в ароматные рыжие кудри и, кажется, впервые за последние пять лет засыпаю счастливым.

Александрина

Утро наступает быстро и громко:

— Ну, Генка, х-хватит уже дурачиться, собирайся! — строго командует Стешка. — Или ты так и будешь х-ходить в одних трусах?

— В двух мне жарко, а без трусов как-то несолидно, — гудит он.

Я усмехаюсь и, не открывая глаз, прислушиваюсь к своим ощущениям. Тесно… жарко… и хочется мурчать и тереться о того, кто так горячо и опасно прижимается ко мне сзади. А ведь я давно успела забыть, каково это — просыпаться в ЕГО объятиях. Когда-то каждое моё утро было наполнено счастьем. Неужели это останется только в воспоминаниях? И даже если допустить, что мы снова сможем быть вместе, вернётся ли то упоительное состояние восторга? Или оно навсегда будет отравлено предательством?..

Хочу ли я быть с Вадимом? Такой короткий и простой вопрос, а у меня всё так долго и сложно, что уложить все чувства и эмоции в однозначный ответ невозможно. Столько лет я говорила себе «нет, ни за что, ненавижу!», и в тоже время хотела его больше всего на свете, если не сказать больше — это превратилось в мою безумную мечту.

Но проблема в том, что теперь, когда я, казалось бы, всё для себя решила, мне очень страшно признать это вслух. Боюсь, что дав шанс Вадьке, мне будет сложно простить себя за эту слабость. И я не понимаю, как с этим быть, и поделиться не с кем — ни Стешка, ни Инесса меня уже не поймут, разве что у виска покрутят. А больше всего я боюсь, что Вадим сдастся… ведь однажды он уже позволил мне уйти.

Стараясь не шевелиться, я прислушиваюсь к его ровному дыханию, а в моём животе, прямо под его ладонью, очумевшие бабочки исполняют ритуальные пляски. Никуда больше не хочу ехать, пусть убираются ко всем чертям и забудут про нас двоих хотя бы на один день. Но Стешка, не подозревающая о том, какие коварные мысли бродят в моей голове, уже принимается меня тормошить:

— Сашок, п-подъём, иначе мы сегодня ничего не успеем.

Ну, блин! Я зарываюсь лицом в подушку и надеюсь поймать ещё несколько минут блаженства. Но разве ж она отстанет?

— Подъём, я сказала!

Тиранка! Тиранша… тираниха… тьфу ты! Короче, коза приставучая!

А по ту сторону палатки раздаётся голос Германовны:

— Двадцать один, двадцать два… Жопу подними, ломаешься, как пряник с повидлом!

Похоже, у бедняги Жорика в самом разгаре утренняя зарядка.

— Двадцать четыре, — отсчитывает Инесса.

— Пиять! — возмущается Жора.

— Ух ты, Пифагор! Ладно, пусть будет двадцать пять.

— Сэм! — негодует Жорик.

— Так, ты мне тут не языком болтай, а отжимайся давай.

— Биляд! — тихо ворчит грек под ехидное хихиканье Германовны.

А совсем близко от меня недовольно рычит Геныч:

— Грёбаная духота, у меня даже глаза вспотели.

— Так очки сними, — психует Стешка. — И вообще, надень штаны и выйди уже из п-палатки.

— Не хочу, там холодно… и я требую супружеский долг!

— Ты совсем, что ли?

— Не, ну я ж не говорю, что прям здесь, мы можем в кустики прогуляться, — оглушительно шепчет Геныч, а тело Вадика начинает подрагивать от смеха. Тоже проснулся, и не удивительно — от такого шепота весь лагерь наверняка подорвался.

— Ага, иди п-прогугуляйся, — шипит Стешка. — Как раз в тех кустиках вчерашний лев п-поджидает, вот он тебе и отдаст должок.

— Ты злобный, шипастый Персик.

— А у тебя одни п-пошлости на уме.

— Это какие такие пошлости⁈ Да сексу своей жизнью обязан! Вот увидишь, наши дети мне ещё не раз спасибо скажут. Ой, да всё, не шипи, иду я, иду! Э, Вадюх, — кровать под нами вздрагивает. Похоже, этот буйвол рубанул по ней пинком. — Слышь, братан, хорош там прижиматься, а то я нервничаю. Пойдём лучше по Африке прошвырнёмся.

— Му-гу, — сонно отзывается Вадик и, коснувшись губами моего плеча, на удивление, резво выбирается из постели. — Доброе утро.

Недоброе!

— Подъём, Александрия, петухи уже пропели! — трубит Геныч, прежде чем покинуть палатку.

Приоткрыв один глаз, я наблюдаю как они с Вадькой, пригнувшись, выбираются наружу, а навстречу им Инесса с мундштуком в зубах и с прибаутками:

— Петухи кричат — проснулись, ебаря идут — согнулись.

Я хрюкаю от смеха, а Стешка горестно вздыхает и, набрав в грудь воздуха, громко рявкает:

— Так, народ, сегодня у нас день культуры речи! — она бросает быстрый взгляд на вошедшую в палатку Германовну и отважно добавляет: — Это касается всех и, п-пожалуйста, без возражений!

— Да-а, — доносится придушенное согласие Жорика. Похоже, уморила его зарядка.

— Замечательное предложение, — улыбается Инесса. — Я всегда уважала культуру.

А я нащупываю мобильник и, взглянув на экран, охаю — шесть утра! Я же, считай, не спала!

— Стеш, вот нафига нам вставать в такую рань? — хнычу я, выбираясь из постели.

— Потому что п-по-хорошему на Серенгети нужно потратить дня три, чтобы ничего не п-пропустить, а у нас только один день остался.

— И слава богу! — я взываю к потолку. — Если мы ещё хотя бы на полдня здесь задержимся, я с голоду помру. Не могу больше смотреть на ту отраву, которой они нас здесь пичкают. Я есть хочу… и спать!

Инесса, вся уже при параде, поглядывает на меня с насмешкой, а Стешка, как на врага.

— Сашка, какая же ты п-противная рыжая жопа!

— О, культура речи попёрла!

— А ну бегом вставай! — Стефания топает ножкой и запускает в меня полотенцем.

М-м-м!

И вот спустя час мы уже на территории очередной африканской жемчужины, занимающей гигантскую площадь (больше миллиона гектар) и нашпигованной самым большим разнообразием животных и немыслимым изобилием птиц. Больше пятисот видов пернатых — с ума сойти! Я и не знала, что их вообще столько бывает.

Национальный парк Серенгети — это старейший и самый известный заповедник в Танзании, и один из самых знаменитых во всём мире. Название «Серенгети» переводится как бескрайняя равнина. Она и занимает большую часть парка. Но ещё здесь есть влажные топические леса, где водятся много диких обезьян, поросшие деревьями холмы и жутко древние вулканы, у подножия которых пасутся полосатые зебры, пятнистые жирафы и другие прожорливые истребители местной флоры.

Водоёмов в Серенгети тоже полно — озёра с фламинго, болотца с бегемотами и реки, кишащие подлыми крокодилами, которые не дают своим несчастным, изнывающим от жажды жертвам даже вдоволь хлебнуть водицы перед смертью. А вдоль смертоносных рек красиво и часто натыканы фиговые деревья и акации, создающие мирную и безопасную картину. И ещё где-то здесь есть ущелье, именуемое «колыбелью человечества» (к счастью, мы туда не успеваем), где были когда-то обнаружены следы обитания первобытных людей.

Обо всём этом нам поведала наша всезнайка Стефания и продолжает удивлять дальше. Умничка моя! Разинув рты и не смея перебивать, мы внимаем информацию. И даже я, несмотря на тесную близость Вадика, слушаю с искренним интересом, а уж Геныч от гордости прямо-таки сияет, как начищенный самовар. И только Тайо ни хрена не понимает и зорко следит за дорогой.

— П-представляете, ведь за миллион лет здесь ничего не изменилось! — восторженно щебечет Стешка, не забывая снимать всё подряд. — Это же настоящая сокровищница дикой п-природы! А сколько уникальных животных!..

— А леопарды здесь водятся? — вклинивается взволнованный Геныч. Ну кто о чём!..

— Ещё как водятся! Их здесь много! — с радостью и гордостью выдаёт Стефания. — И именно здесь мы можем встретить всех п-представителей Большой африканской пятёрки.

— Ага, я помню, — деловито кивает Геныч и перечисляет: — Слоны, бегемоты, носороги, жирафы… так, а кто у нас ещё тут большой?

— Ты, большой и беспамятный бабуин! — хохочет Стешка. — Я же г-говорила, а ты всё забыл. Большая пятёрка — это слон, носорог, буйвол, лев и леопард. И размеры тут ни п-при чём, просто именно эти пять видов животных являются самыми п-почётными трофеями охотничьих сафари.

— А-а, ну я почти так и сказал. А кто-нибудь поинтереснее тут водится?

— Здесь очень много рептилий: — ящерицы, черепахи, х-хамелеоны и огромное количество змей. Есть даже чёрные мамбы и огромные п-питоны. И, конечно, самые кровожадные ящеры — это нильские крокодилы.

Мальчишки оживлённо начинают обсуждать рептилий, а мы с Инессой уже во второй раз многозначительно переглядываемся. Похоже, что сама она в радостном предвкушении, а вот мне заготовленный Стешкой финальный сюрприз уже совсем не нравится.

— О, холмы пошли! — Геныч тычет в стекло на странную песчаную конструкцию.

— Это молодой термитник — настоящее чудо инженерного искусства, — поясняет Стешка. — А ещё бывают очень-очень древние термитники в виде большущих х-холмов, которым аж десятки тысяч лет. И они до сих пор обитаемы…

У Стешки на любой вопрос находится развёрнутый ответ. И как только в её хорошенькой головке помещается столько информации?

— Смотрите, — Вадик подскакивает и высовывается через откинутый верх джипа. — Это что, антилопы? Охренеть, сколько их — целое море!

И правда — вдали жёлто-зелёная равнина резко темнеет и волнуется, как штормовое море. Боже мой, сколь же там антилоп — наверное, многие тысячи! И местами в бурых волнах попадаются вкрапления полосатых шкурок. Выглядит немного жутковато, но потрясающе.

— Мне это напоминает стаю рыжих собак, напавших на джунгли, — восхищённо рычит Геныч. — Помните, из «Маугли»? Но, задраться меж рогов, откуда их столько? Это что, миграция началась?

— Она никогда и не заканчивалась, это н-непрерывный круговой цикл. И наблюдать это чудо света можно в любое время г-года, но в разных уголках Кении и Танзании.

И Стефания поведала нам грустную и реальную историю о вечной миграции антилоп — уникальном и драматическом явление природы. Из года в год миллионными стадами эти животные несутся без оглядки, следуя за дождями и цветущей травой и представляя собой настоящее пиршество для хищников. Они тысячами погибают в опасных реках и на равнинах от страшных клыков диких кошек, гиен и крокодилов, и теряют своих детей, являющихся очень лёгкой добычей для зубастых охотников. А потом тысячи самок снова рожают детёнышей, восполняя потери и сохраняя популяцию, и всё начинается по новому кругу.

— И вечный бег, — грустно заключает Вадик, притягивая меня к себе, чтоб не убежала, наверное.

И зачем только Стешка всё это рассказала?

— Бедные коровки! — горестно трубит Геныч.

— Да! — Жорик шмыгает носом.

— Естественный отбор, — спокойно комментирует безжалостная Германовна. — Ведь в конечном итоге и волки сыты, и в рядах овец пополнение. А если бы их не жрали, то все хищники передохли бы с голоду, а эти рогатые путешественницы расплодились бы по всей планете.

— Вот именно, — одобрительно подтверждает Стефания. Тоже крыса!

— Аленький, ты что, плачешь? — растерянный Вадик пытается заглянуть мне в лицо.

— Нет, — я смущённо отворачиваюсь и вытираю слёзы. — Жизнь у них какая-то дурацкая. Они ведь совершенно беззащитны, хоть и с рогами.

— Да, — соглашается со мной Стешка, — антилопы гну находятся в самом низу пищевой цепочки.

— Стеф, если честно, то я тебя не понимаю, — я поворачиваюсь к ней, такой спокойной и невозмутимой. — Ты ведь вечно над каждой букашкой дрожишь, приютам помогаешь, лечишь даже самых безнадёжных животинок… да ты даже петуха с культёй отвоевала у соседей, чтобы он в суп не попал! А теперь так спокойно рассуждаешь о тысячах сожранных антилоп и их беспомощных малышей. Неужели тебе их совсем не жаль?

— Да! — это, как ни странно, подаёт голос Геныч. — И что ты имеешь нам сказать, мой двуликий Персик?

— Мне очень их жаль, — Стешка грустно улыбается. — А ещё мне жаль х-хищников и их малышей. Как же вы не п-понимаете, что это совсем другой мир, в котором действуют иные законы⁈ Одни едят травку и г-гонятся за ней по всей Африке, а другие не выживут без мяса и не смогут п-прокормить своих детей. А в городе сотни бездомных собак и кошек голодают и г-гибнут по вине людей, и они очень нуждаются в нашей помощи. А наш Мухтар (это она про одноногого петуха), п-попав в суп к соседям, никого не спас бы от голодной смерти, они и так там все жирные и зажравшиеся. И не надо делать из меня монстра, когда я рассуждаю о п-пищевой цепочке.

— Браво, деточка! — Инесса хлопает в ладоши, а Геныч переобувается на ходу и, склонив голову, припадает губами к руке Стешки.

— Ангел мой, если б я не был безвозвратно женат, я прямо сейчас предложил бы тебе руку, сердце и… всё, что не доступно постороннему глазу.

— Свою неотразимую физиономию, — подсказываю я и ловлю на себе предупреждающий взгляд Стешки.

Она нежно обнимает своего обаяшку за мощную шею и показывает мне кулак.

— И мою убойную харизму, — не теряется Геныч и лыбится, как придурок. — А кто же у нас на вершине пищевой цепочки? Дайте-ка, угадаю — леопарды?

— И они тоже, — смеётся Стефания. — На самом верху у нас сверххищники, то есть те, чья численность не регулируется другими х-хищными животными. В Африке — это львы и г-гиены, на Севере — белые медведи, в океане — акулы, киты и касатки. Но всех, даже самых сильных и огромных п-плотоядных животных, способен истребить человек. Вот он и есть самый страшный и высший х-хищник.

— Ну раз мы тут самые высшие, то отчего бы нам не организовать пикник на природе? — предлагаю я.

— Я за! — отзывается Стешка.

— Проголодалась, моя маленькая? — шепчет Вадик.

— Ещё позавчера.

— А знаешь, — он проводит носом по моей щеке, — я научился неплохо готовить.

— Поздравляю, — ворчу я, покрываясь мурашками от его прикосновений.

— А когда будем дома, я приготовлю для тебя твою любимую солянку.

— У кого дома?

— У нас с тобой, — он изображает застенчивую улыбку, а я бешусь от такой наглой самоуверенности. Значит, он уверен, что я уже сдалась?

— У нас с тобой нет дома, — рявкаю я, привлекая внимание всей нашей компании.

— Но он ведь будет, м, Аленький?

Я молчу, стиснув зубы и придерживая едкий ответ, но Вадик больше не настаивает.

— Солнышко, потерпи ещё полдня, — воркует Инесса, — уже скоро доберёмся до острова и нормальной еды.

— Скорее бы, пока во мне тоже не проснулся охотничий инстинкт.

— А на кого у нас рыжие мамбы обычно охотятся — на маленьких мышек? — вклинивается Геныч.

— И на больших крокодилов, которые много и не по делу трындят, — рявкаю я.

А спустя несколько минут под присмотром вооруженного Тайо мы уже разминаем на травке затёкшие мышцы и готовим полянку для трапезы.

Опостылевшую невкусную еду Стефания разбавляет очевидным-невероятным — теперь речь идёт о носорогах.

После слонов это самые крупные наземные животные. Эти бесстрашные гиганты обладают отличным слухом, сильным обонянием, но паршивым зрением. Впрочем, при таких габаритах это уже проблемы окружающих. И хотя носороги никого не боятся и периодически даже атакуют слонов, враги у них всё же имеются — они часто становятся жертвами браконьеров, из-за чего резко сокращается их численность, а некоторые виды и вовсе находятся под угрозой исчезновения. И чтобы их спасти от браконьеров, придурочные специалисты по охране природы нашли самый идиотский выход — спиливать носорогам рога, поскольку именно рог считается ценным трофеем. А что в итоге?

— Что? — встрепенулся Геныч, который от расстройства начал хомячить и за себя, и за тех, у кого от волнения пропал аппетит.

— Без рогов они становятся изгоями среди сородичей, ведь рог — это их сила и сексуальная п-привлекательность. Они больше не могут рыть землю в поисках кореньев и влаги, но самое г-главное, что безрогие животные не способны защитить себя и своё потомство от х-хищников. И в результате всё равно погибают. Так что их защитники п-просчитались.

— Вот гондоны! — сокрушается Геныч, напрочь забыв о культуре речи и игнорируя укоризненный взгляд жены. — Яйца бы им всем спилить, чтобы не плодили таких же находчивых умников.

— А на хрена охотникам рог? — интересуется Вадик. — Я вроде слышал, что в медицинских целях?

— Согласно суевериям и легендам, размолотый в порошок рог носорога п-продляет молодость и повышает мужскую п-потенцию.

— И чего, спрашивается, его молоть? — недовольно бубнит Геныч. — А к херу примотать не проще?

— Да! — оживляется Жорик и даже подскакивает с места.

— Погоди, не спеши, Жор, — ржёт Вадик. — Лет через пятьдесят примотаешь.

— Скорее уж, намотает, — с усмешкой уточняет Инесса и ласково треплет смущённого Жорика по чёрной шевелюре.

— Ну что, наелись, ребят? — спрашивает Стешка и радостно объявляет: — А теперь начнём фотоохоту на носорога! Тайо знает, куда ехать.

— Отлично! Главное, чтобы носорог не догадался, что мы начали на него фотоохотиться, — страшным шёпотом предостерегает Вадик. — А то хрен знает, что ему сослепу померещится.

А уже спустя полчаса, когда мы нагоняем караван джипов, и обнаруживаем искомый объект, всё вдруг идёт не по плану.

Итак, что нам уже известно о носорогах?

Хотя нет, не так — что мы знаем о единорогах?..

Это некое удивительное существо, наделённое четырьмя копытами, длинным рогом на лбу, а иногда даже крыльями (во всяком случае, крылатым его описывали вавилонские очевидцы, явно пребывающие под действием дурман-травы). Во все времена люди бесперебойно эксплуатировали его романтический образ, используя как символ чистоты, невинности и добра или, если обобщить, то символ уникальности.

В Тибете единорога считали мостом между Небом и Землёй — совсем непонятно, но звучит красиво, персы наделяли его необыкновенной целительной силой, а в Древнем Китае он представлялся вестником счастья и ассоциировался с богатством и процветанием. И во всех уголках Земли встреча с этим загадочным существом обещала удачу и исполнение желаний. Но повстречать его способен лишь тот, чья душа безгрешна, а помыслы чисты и благородны.

Но вот беда — этот чудесный зверь настолько осторожен и избирателен, а люди так давно и глубоко увязли в грехах, что встречу с единорогом принято считать нереальной. И мало, кто знает, что вовсе не так, а пресловутый единорог — это вовсе не изящная розовая лошадка, пукающая радугой, а толстокожий и тяжеловесный носорог. Вот наша Стефания об этом знает, а теперь, благодаря ей, и мы в курсе.

Добро пожаловать в суровую реальность!

И прямо сейчас урчащий караван джипов, набитый «безгрешными» туристами, выстроился вдоль зелёной равнины метрах в ста от поблёскивающей реки и на таком же расстоянии от одиноко пасущегося массивного… гм… единорога (если верить Стешке). Ну и мы, конечно, заняли очередь за счастьем.

— Ну всё, теперь удача попрёт, — потирает руки Геныч.

— Встретить носорога в это время — уже большая удача, — тихо поясняет Стефания, — п-потому что, как правило, они ведут ночной образ жизни.

— А желание уже можно загадывать? — Вадик с камерой подскакивает с места и оглядывается на меня.

— Не всё так просто, Рябинин, чтобы твоё желание сбылось, придётся его нашептать этому дивному зверю на ушко.

— Не обязательно, — серьёзно возражает Стешка, не отвлекаясь от своей камеры. — Как я уже г-говорила, у носорогов отличные слух и обоняние, и они способны улавливать звуки и запахи на расстоянии до двух километров. П-поэтому лучше не шуметь…

— И не вонять, — подсказывает Инесса, вооружённая биноклем, веером и мундштуком.

— Да, — тихонько шепчет Жорик, припав к окну со своим театральным биноклем.

— Да ну на хер, — расстроенно гудит Геныч. — Единорог — это ж по-любому должна быть лошадь, а тут почти целый слон.

— Тем н-не менее ближайшие родственники носорогов — лошади, зебры и тапиры, — довольно парирует наша всезнайка.

— Так у него же вон, целых два рога…

— А это уже п-получилось в результате эволюции, зато у индийских носорогов только один рог.

— Ни хрена себе лошади эволюционировали, — бормочет Вадик. — Попробуй оседлать такого жеребца.

— Так и я о чём, — рычит Геныч, высунувшись через крышу. — Бедняга… думает, небось, понаехали тут. А кстати, он нас видит?

— Тихо ты! — цыкает на него Стешка, но уже поздно…

Носорог, прервав трапезу, начинает прясть ушами и крутить рогатой башкой. Ой, ну не-эт, можно хотя бы в последний день обойтись без этих безумных приключений? Однако единорожка явно думает иначе — пригнув башку и растопырив уши, он решительно направляется в нашу сторону. И вроде не спешит, но…

— Биляд! — с чувством выдаёт Жора.

— Жорик! — Стешка смотрит на него удивлённо и укоризненно.

Понятно — что ей какой-то двухтонный упоротый мутант, когда тут культура речи хромает.

— Ох, деточка, — нервно хихикает Инесса, — прости, но, похоже, твой день культуры только что пиздой накрылся.

— Погнали отсюда быстрее! — прошу я.

— Нельзя! — рявкает Стешка, продолжая снимать. — Иначе он рванёт за маши… Ай, Генка, не трогай меня!

— Все отойдите от окон и не шумите, — по-английски командует Тайо.

— Чего он сказал-то? — рычит Геныч, резво утрамбовывая упирающуюся Стешку под сиденье.

— Что самый отважный из нас должен срочно отвлечь единорога на себя, — выкрикиваю ему зло, прячась за спину Вадика и с нарастающей паникой наблюдая из-за его плеча за неумолимо приближающимся кошмаром.

— Сашка, заткнись! — шипит Стешка. — Генка, не смей!

— Да я и не думал…

И тут у кого-то в ближайшем к нам джипе не выдерживают нервы, и раздаётся истошный визг. Хотя, чего там гадать, буквально минуту назад у них над крышей торчали поджаренные французские булки. Опять эта истеричная толстомясая дура врубила свою сирену.

И под этот душераздирающий аккомпанемент происходят две вещи — символ невинности и добра прибавляет газу и, выставив гигантский рог, прёт на нас, как смертоносный бронепоезд… а Вадик, толкнув меня на Инессу с Жориком, ломится к двери и выскакивает наружу…

— Вадька! — ору я беззвучно, потому что Германовна изо всех сил зажимает мне рот.

— Молчи, дура, — шипит она мне на ухо. — Ты же сама сказала, что зверя надо отвлечь, а теперь привлекаешь.

А я ничего не понимаю и, отупев от ужаса, наблюдаю, как мой Вадик со скоростью антилопы скачет мимо французов, где к женскому визгу прибавляется мужской вопль, а носорог, так и не добежав до нас, меняет траекторию и несётся на звук. Ой, мамочки!..

Джип с горлопанами вдруг с пробуксовкой срывается с места и уносится в саванну, огромная жопа единорога стремительно удаляется вслед за ними, а мой Вадька, пошатываясь и нервно ероша волосы, бредёт обратно.

Захлёбываясь слезами и дрожа, как в припадке, я бросаюсь ему навстречу и бью по груди, плечам, по лицу… обнимаю его, беспорядочно целую в губы, глаза, щёки, шею… и снова бью… и обессиленно заваливаюсь вместе с ним в дорожную пыль.

— Дурак! Ненавижу тебя!

— А я тебя обожа-аю, — придушенно сипит он и смеётся. — Аленький, выходи за меня замуж…

— Теперь ни за что! — я прижимаюсь к нему ещё крепче. — Почему… зачем ты это сделал⁈

— Хотел шепнуть единорогу на ушко своё желание… но не успел. И где теперь его искать, а?

— Какой же ты придурок! — я утыкаюсь лицом ему в шею, а он зарывается пальцами в мои волосы.

— Это я из-за тебя умом повредился… но если станешь моей женой, то обещаю поумнеть в короткий срок.

— Да п-пошёл он в жопу, Саш! — доносятся откуда-то сверху всхлипывания моей культурной сестрёнки. — Зачем тебе безмозглый муж? А ты, идиот, о чём думал? Это всё равно, что б-бросится на несущийся внедорожник!

— Да я думал, что за машинами потеряюсь, — смущённо оправдывается Вадик.

— Вадюх, надо было к реке бежать, — ржёт Геныч. — Там столько крокодилов, что наш единорог не рискнул бы нырять следом.

— Да! — подаёт голос Жорик, а я, подняв голову, разглядываю всю нашу взъерошенную компанию.

— Это, конечно, самый тупой героизм, — включается Инесса, пыхтя сигаретой, — но мне понравилась идея переключить внимание с нашей машины на другую.

— Яркий пример чистых п-помыслов и добрых п-поступков, — язвит бледная и растрёпанная Стефания. — Остаётся надеяться, что французы оторвались от носорога.

— Бог им в помощь, — глядя вдаль бормочет Германовна.

И никто не обращает внимания, как размахивая ружьём, матерится наш проводник.

А мне так хорошо в объятиях моего дурного Рябинина, что не хочется ни говорить, ни двигаться. И плевать, что на зубах скрипит песок, и что выгляжу я наверняка, как чучело… ведь главное, что все мы живы, и мой Вадька не пострадал. Убила бы дурака такого! А случись с ним беда, никогда его не простила бы.

— Так, голубки, — грозно рявкает Инесса, — Вы ещё долго собираетесь в грязи кувыркаться? Или ждёте, когда птица счастья за вами вернётся?

— Да, х-хватит уже валяться, — поддерживает её Стешка. — Времени и так в обрез, а у нас впереди ещё самое интересное.

— Нет! — я подскакиваю, как ужаленная, вспомнив финальную задумку моей безбашенной сестры. — Всё, хватит с меня адреналиновых фейерверков, я хочу немедленно вернуться на остров. У нас там, между прочим, мама на выданье.

— Сань, ну ты что, — Стешка надувает губки, — мы же договорились…

— О чём? — волнуется Геныч, и я с радостью сдаю Стешкин сюрприз:

— О том, что из этого заповедника мы должны выбираться по реке. Но с нашей удачей, если нас сразу же не сожрут крокодилы, то бегемоты однозначно потопят. Всё, я — пас! Я хочу нормальную кровать и съедобную еду… я выспаться нормально хочу, чёрт бы вас побрал! И ты, — я тычу пальцем в Стешку, — тоже никуда не поплывёшь!

— Ангел мой, а ты хотела поплавать? — ошарашенно спрашивает Геныч.

— Но у нас лодка уже оплачена, — растерянно бормочет Стешка. — Я х-хотела с воды поснимать…

И я снова взрываюсь:

— А я не хочу, чтобы наши панамки потом сачком из реки вылавливали, потому что больше от нас ни хрена не останется. А так и будет, потому что у нас обязательно заглохнет мотор прямо рядом с самой большой бегемотихой.

— О-о, это очень херовый сценарий, — беспокоится Геныч и быстро переводит стрелки: — А Жора, кстати, почти не умеет плавать.

— Да! — с жаром отзывается Жорик, впервые узнавший, что он не умеет плавать.

— Херня, — фыркает Инесса, — в реке с крокодилами все отлично плавают. И не надо накликивать неприятности, потому что если чего-то очень бояться, то это самое и случится.

— Значит в реку нам нельзя, — быстро ориентируется Геныч, — потому что Александрия боится крокодилов. Персик мой, а давай рванём на остров и начнём дружно бояться пары миллиардов долларов.

— Отличная идея, — подаёт голос Вадик, явно не желающий сплавляться по африканской реке.

— Да!

Стешка бросает на меня обиженный взгляд, и злой — на Геныча.

— Какие же все мужики п-придурки!

— Твоя правда, деточка, — Инесса картинно вздыхает. — И всё же мы, женщины, по-прежнему продолжаем рожать придурков, создавая проблемы себе и окружающим. По себе знаю, дай бог ума и здоровья моему сыночку. — Она переводит лукавый взгляд на нас с Вадькой, снова прилипших друг к другу. — А вам, дети мои, совет да любовь! Ну и Мойдодыра в помощь. Ну что, возвращаемся на остров?