Александрина Скрипка
Гор ожидает нас напротив распахнутых ворот. Как чёрный ворон на белом снегу. Весь в трауре, включая черную рубашку — такой неприступный и одинокий. Правда, в лимузине есть водитель, а ещё трое бойцов-охранников сидят в джипе, но на этом и всё — никаких друзей-товарищей или коллег. Мне даже немного не по себе.
Зато мама в экстазе:
— Шурик, одобряю! Нет, Рябинина — неплохая фамилия, но Горская — звучит очень мощно!
Проснулась, Настя!
— Мам, я перестала быть Рябининой три года назад!
— Правда, что ль? — громко изумилась она, но мгновенно сменила тему: — Шурка, а выкупать тебя будут?
На морозце она оживилась и уже наверняка приготовилась завопить: «У нас товар, у вас…» Капец, короче!
Но я придерживаю первую Скрипку за локоть.
— Даже не вздумай открыть рот на эту тему, — шиплю ей. — Иначе пешком домой потопаешь. И учти, если назовёшь моего жениха Егорушкой, он отстрелит тебе язык. Поняла?
Мама вздрагивает, согласно кивает (аж жалко её стало) и доверительно шепчет мне на ухо:
— Я давно поняла, что он бандит, — она хитро улыбается и радостно добавляет: — Но так даже лучше.
По каким признакам она это поняла, и кому от этого лучше, я даже спрашивать не берусь. Мы осторожно спускаемся по скользкому крыльцу, поддерживая друг друга.
— О, ещё одну шалашовку пристроили! — неожиданно раздаётся каркающий голос нашей соседки, бабки Туси.
Кутаясь в старый тулупчик, она выглядывает из-за джипа, а я быстро хватаю за руку маму, уже готовую разделаться с противной старушенцией.
— Молчи, — командует ей Айка. — Нам ещё свары тут не хватало.
— Какая прелесть! — выдаёт Инесса, а мама негодует:
— Да я убью эту старую проститутку!
Но бабка и сама уже улепетывает, подволакивая ногу, когда из окна джипа выглядывает квадратная морда охранника. Цирк с конями!
Опережая нас, Айка спрыгивает с крыльца и машет Гору рукой.
— Привет! — выкрикивает ему и, не дожидаясь ответа, топает к своему броневику.
Компанейские покатушки в лимузине — это не про неё. Хорошо хоть Элка со мной. А вот Инесса, похоже, времени даром не теряет.
— Сашенька, а твой жених — очень интересный молодой человек.
Да ладно⁈ Я бросаю на неё подозрительный взгляд. Ну а что, её любовнику, кажется, ещё и тридцати нет, а Гору уже тридцать три, так что вряд ли Инесса смотрит на него по-матерински. Я даже начинаю немного нервничать, но она уже переключается на меня:
— А ты, деточка, восхитительна!
Мама с радостью подхватывает хвалебную песнь и поэтому не слышит, как Инесса договаривает себе под нос:
— По отдельности оба хороши.
Элка бросает на неё предупреждающий взгляд, но я всё же вынуждена признать, что Германовна права — идеальной парой мы с Гором не выглядим. Он — невысокий и худощавый, а рядом я — сисястая кобылица, обгоняющая его в росте как раз на высоту своих каблуков.
В этот момент мы подходим к моему жениху, и он, дёрнув губами в подобии улыбки и коротко кивнув всем присутствующим, протягивает мне букет кроваво-алых роз, единственное яркое пятно на фоне его мрачной фигуры.
— Спасибо, — я смущённо улыбаюсь и подношу цветы к лицу…
Надо же, они совсем не пахнут. Но красивые — как раз в тон к моим туфелькам для банкета. Мне хотелось ещё сделать алыми губы, однако Инесса Германовна наотрез отказалась, заявив, что это будет выглядеть очень вульгарно. И вставила в свой красный рот мундштук. Что ж, ей виднее.
Гор притянул меня к себе и поцеловал в щеку, а обе наши собаки дружно взвыли. Но их тут же заглушила мама:
— Ой, ну какая же вы чудесная пара! Горько!
Ещё как горько!
— Настенька, не спеши, не стоит опережать события, — Инесса придерживает маму за руку и, взглянув на нас с Гором сквозь свои гламурные стёкла на палке, задумчиво выдаёт:
— В добрый путь, дети мои! И не забывайте любить себя.
И мой Гор неожиданно приникает губами к её руке, обтянутой ажурной перчаткой. Вот так номер!
Инесса принимает этот галантный жест, как само собой разумеющееся, а вот я очень даже удивлена. И всё бы ничего, не будь это Гор. Но я сроду не помню, чтобы он целовал хоть кому-нибудь руки. Даже мне! А уж меня куда он только не целовал. Но почему-то не руки.
А в голове невольно всплывает Вадим, смакующий губами мои пальчики.
Гадство! Вот какого хрена я о нем вспомнила⁈ А всё Айка, сучка, виновата.
Гор помогает мне сесть в лимузин, поправляет платье, а я окликаю Инессу.
— Инесса Германовна, подождите, а Вы разве не с нами?
Но она отмахивается.
— Ох, Сашенька, не люблю я эти лимузины. Я лучше составлю компанию Аюшке.
«Настасью ещё прихватили бы», — думаю я, и мама тут как тут:
— А я просто обожаю лимузины!
— Мне тоже нравится, — вставляет Эллочка, усаживаясь напротив.
А я вообще не понимаю, что здесь делаю.
Поездка в загс проходит в траурном молчании. И если для серьёзного и немногословного Гора это привычное состояние, то нам с девочками не слишком комфортно. Даже самая старая девочка неожиданно притихла, что ей вообще не свойственно. Похоже, мамин богатый опыт с мужчинами всё же запустил в ней чувство самосохранения.
Эллочка тоже помалкивает и с застывшей полуулыбкой мнёт в ладонях свою сумочку. Смотрит то на меня, то в окно, а на Гора — ни-ни. До сегодняшнего дня Элла видела его лишь однажды, когда Гор заезжал за мной в танцевальную студию и заодно решил полюбопытствовать, какому же ценному мастерству обучает меня подруга. Впрочем, наш танец Гор никак не прокомментировал, зато произвёл неизгладимое впечатление на Эллочку.
«Сашка, у него же взгляд, как у убийцы! Я как его увидела, чуть с пилона не сорвалась», — заявила она мне на следующий день. И ничуть не преувеличила — взгляд у моего Гора действительно пугающий — радужки, будто расплавленное олово. Да и в целом физиономия недоброжелательная — хищная, как у стервятника. Однако есть в нём что-то неуловимо притягательное. Ведь не зря же меня притянуло. А уж потом, когда я увидела его без одежды… Вроде только что стоял худой и непривлекательный Егорка, а скинул футболку — мамочки родимые! — Аполлон! Весь из мышечных узлов — гибкий, сильный — Змей, одним словом. И я искусилась.
А сейчас сижу и думаю — что же я натворила⁈ Дура! Какая же дура — сама во всём виновата!