Охота на Трясогузку

Глава 28

Ни за что на свете не ходите в Африку гулять

Александрина

Огромный спящий вулкан Килиманджаро, сверкающий заснеженной вершиной, является самой высокой точкой африканского континента и самой желанной для альпинистов со всего света. Рассматривая через иллюминатор этого исполина, я искренне порадовалась, что с нами нет Кирилла, иначе всем нам неминуемо грозило бы восхождение на главную достопримечательность Танзании.

Стешка недавно тоже заикнулась об этом, но, к моему огромному облегчению, единодушной поддержки в наших рядах не нашла. Да и ради чего — испытать себя? Не-эт, все эти походы с заплечными мешками на пределе физических сил — это точно не про меня. Я слишком люблю комфорт и тяжело переношу его отсутствие. Но должна признаться, что издали Килиманджаро выглядит фантастически! Это так необычно — снежная гора посреди знойной Африки.

Да и Господь с ней, с горой! Как говорит Айка: «Небо — птицам, море — рыбам, горы — козлам, а нам, девочкам, — гладкую асфальтированную дорожку и ни гвоздя ни жезла». А ещё не ко времени в памяти всплыли слова Горского: «Лучше гор может быть только Гор», и настроение сразу подтаяло. Сколь же денег он вбухал на это путешествие! А ведь когда Стефания планировала сафари-тур, я и представить себе не могла, что трёхдневная вылазка к диким зверям по стоимости равноценна недельному отдыху на Занзибаре.

Чувство вины перед Гором грызёт меня уже второй день — с того момента, как мы с Вадиком почти всю ночь провели вместе. А ведь мы даже не целовались — просто разговаривали и вспоминали. И впервые за прошедшие пять лет я не злилась, не язвила, и вспоминалось в ту ночь почему-то только хорошее. А потом я всё же приняла кольцо с танзанитом — не как помолвочное, а как талисман на удачу. Но вместе с кольцом появилось и чувство вины. И вроде бы умом понимаю, что не обманываю Гора, а душа ноет, и ничего не могу с этим поделать.

Фу-ух, наконец-то мы приземлились!

Аэропорт Аруша — это ещё один яркий пример африканской экзотики. Единственная взлётно-посадочная полоса, несколько припаркованных маленьких самолётиков и вертолётиков, и унылое низенькое здание, напоминающее коровник. И всё же при всей его неказистости я так счастлива покинуть дребезжащий летательный аппарат, что мне хочется немедленно брякнуться о земь и целовать африканскую твердь. Геныч именно так и поступил, чем развеселил всех пассажиров и снял напряжение, накопившееся за недолгое время полёта.

— Устала, Саш? — Вадик забирает у меня дорожную сумку и, закинув себе на плечо, сжимает мою ладонь в своей.

— Просто не выспалась, — признаюсь я и, чтобы скрыть внезапное смущение, отворачиваюсь, отыскивая глазами и тупо пересчитывая всех членов нашей команды. Но своей руки не отнимаю.

Я не понимаю, откуда взялось это ощущение неловкости, и чувствую себя, как школьница на первом свидании. Вот же бред! Когда я трахалась с ним в туалете, то ничего подобного не испытывала. Злость, торжество, горечь, обиду… но никакого смущения. И говорить гадости было легко и привычно, а сейчас… не понимаю. Но ведь позапрошлой ночью, когда мы мирно общались, мне было спокойно и легко. Может, потому что было темно?

Твою ж мать, мне двадцать четыре года!.. Член этого мужика ещё шесть лет назад избороздил меня вдоль и поперёк. За эти шесть лет я выплеснула на бывшего тонну ненависти и презрения, я пыталась вытеснить его другими и порой вела себя, как последняя шлюха… а теперь смотрю на него и краснею, как непорочная дева.

С ума сойти, у нас такое бурное прошлое, а мы идём с ним за ручку, и от этого невинного прикосновения моё сердце заходится, и ноги слабеют, и мозг раскисает. Ой, дура-а!

Вадим

— Джамбо! — радостно приветствует нас чернокожий здоровяк, потрясая картонной табличкой с нашими именами.

Поскольку в суахили мы не сильны, парень сразу переходит на английский и, не переставая широко улыбаться, провожает к поджидающему нас транспорту и на ходу выдаёт необходимую информацию.

Однако, весёлый у нас гид. Сашка начинает хихикать, Инесса закатывает глаза, Жорик ржёт, как конь, мы со Стефанией сдержанно улыбаемся, и только Геныч хмурит брови и недовольно рычит:

— Что он сказал-то?

— Что его зовут Тайо, — быстро переводит Стешка. — И на ближайшие т-три дня он наш водитель, гид и охранник.

— Как его зовут, я и так понял. Мне непонятно, чего вы ржёте, — справедливо возмущается Геныч и бросает на меня вопросительный взгляд. — Вадюх, это они надо мной, что ль?

— Нет, просто наш проводник особенно отметил, что его имя переводится как «мальчик, наполненный счастьем», — поясняю я.

— Ух ты! — Геныч с головы до ног оглядывает гида и расплывается в улыбке. — Так мы с тобой тёзки, братан!

В этот момент мимо нас проходит галдящая толпа немцев, и Германовна что-то резко говорит им на их языке. Те от неожиданности замолкают, а самый толстый немец прикладывает руку к груди и извиняюще распинается перед Инессой. Зато немка, судя по тону, явно нарывается на скандал. Толстяк мгновенно её затыкает и подтолкнув вперёд, снова извиняется. Но последнее слово остаётся за Инессой.

— О! Я знаю это слово! — радостно басит Геныч, мгновенно снижая накал. — Нас с Одиссей Петровичем так бременская официантка благословляла. — И вдогонку приветствует сконфуженных фрицев: — Guten Morgen!

— Они что-то п-плохое сказали? — интересуется у Инессы Стефания, но та отмахивается:

— Ерунда! Просто сука у них больно языкастая, — она презрительно оглядывает скучковавшихся у микроавтобуса немцев.

— А Вы хорошо знаете немецкий? — интересуюсь я, отвлекая Инессу.

— Да, Вадюша, я же какое-то время жила в Германии со своим третьим мужем. Ох, то есть со вторым, — Германовна машет рукой и смеётся. — Запуталась я уже в этих мужьях, царство им всем небесное!

— Звучит жутковато. Прошу прощения за нескромный вопрос: а сколько у Вас было мужей?

— Своих? Тогда трое, — Инесса хитро прищуривается и жестом фокусника разворачивает в руке огромный перьевой веер. — Пиздец какой-то, семь утра, а дышать уже нечем.

— Это к дождю, — Геныч тычет пальцем в небо. — Вон тучи какие страшные. О! А это наш джип? Вот это тачка! Вот это я понимаю!

— Да-а! — это Жорик.

Спустя несколько минут приняв нас на борт, мощный восьмиместный джип трогается с места.

Аруша — очень пёстрый и неухоженный город, но задерживаемся мы в нём ненадолго. Сделав необходимые покупки в местном супермаркете и закупив на рынке бананов для обезьян-попрошаек, мы покидаем суетливый город и держим курс на первый национальный парк нашей программы — Тарангире.

По замыслу Стефании наша программа будет нестандартной и более экстремальной, чем у большинства туристов. Поэтому в целях безопасности проводников с нами должно быть двое. Но по пути Тайо, сокрушаясь, поясняет, что его напарник внезапно заболел, поэтому сопровождающий будет только один, а мы обязаны его беспрекословно слушаться и без его разрешения ни в коем случае не должны покидать машину.

Да как скажет!

Стефания не расстаётся с камерой и едва не повизгивает от предвкушения. И, наверное, я здесь единственный, кто рад предстоящему путешествию даже больше, чем она. Правда, у нас со Стешкой разные цели. И если для неё это шанс прикоснуться к дикой природе, то мой объект мечтаний намного ближе, но в то же время — гораздо неприступнее.

Я осторожно накрываю Сашкину руку своей и даже перестаю дышать, ожидая грубого выпада. Но нет — она снова позволяет к себе прикоснуться, хоть и напряжена.

Растерянная и притихшая Сашка с порозовевшими щёчками — зрелище непривычное и очень трогательное. Я уже и забыл, что она может быть такой. А ведь именно от такой Александрины у меня когда-то совершенно снесло крышу. Тогда она даже толком целоваться не умела и очень смущалась от моего внимания. Зато я пёр напролом и откровенно ликовал, что я у неё первый. А ведь мог быть единственным…

Жалел ли я, что случилось всё именно так?.. Пять лет назад такое понятие как сожаление вообще не вязалось с моим состоянием. Тогда мне хотелось сдохнуть, чтобы не чувствовать раздирающую меня боль. Я не мог и не хотел смириться с тем, что моя Сашка больше не моя — жёсткая, насмешливая и бескомпромиссная. Меня не пугала её ярость, она была оправдана, но равнодушие меня сильно подрезало.

Тогда я понял, что значит проебать своё счастье — ни отнять, ни прибавить. Но жалел не о том, что трахнул очередную бабу (это ж так — для тонуса!), а о том, что так тупо спалился.

Целый год я метался, как зверь в клетке, кляня себя за распиздяйство — как же я так расслабился? Мудак! И как всё вернуть?

«А никак! — отрезала Айка. — Вадь, у тебя же безотказных давалок — поле непаханое, вот и наслаждайся свободой. А к Сашке лучше не лезь, иначе поссоримся».

Да что бы она понимала, мелочь пузатая! На хер мне сдалось то поле, когда в душе зияла дыра размером с континент⁈

И всё же я продолжал верить, что Сашка остынет и простит.

«Единожды солгавши, кто тебе поверит?» — процитировал отец. Уж кто бы говорил! Пашка-неваляшка! Именно так его всегда называла мама. Мне было жаль её, но отца я никогда не осуждал. Ну, не сложилось у родителей — бывает. Просто маме хотелось любви и романтики, а отца только переправили с «малолетки» на взрослую зону (чем не романтика?), и он тоже соскучился по любви. А результатом романтического свидания стал я.

Когда я родился, отцу было всего восемнадцать. Казалось бы, какие дети в таком возрасте? Мне было года два, когда родители развелись, но обо мне отец не забывал никогда. А я, взрослея, подражал ему во всём и искренне им гордился — молодой, крутой и бешено популярный у женщин.

Впрочем, его популярность и сейчас не потускнела, но после того, как Лика, одна из его отставных подружек, сиганула с моста, отец резко остепенился и посерьёзнел. Тогда мне было лет шестнадцать, и в моих глазах эта история лишь добавила очков Павлу Рябинину. А Лика — дура, конечно! К счастью, она осталась жива, и потом сама же поведала мне о своём «подвиге». Зато отец ещё долго вёл монашеский образ жизни. Впрочем, он и сейчас своих подруг не торопится афишировать.

За всю мою жизнь его авторитет в моих глазах не пошатнулся ни разу. Отец был против моей женитьбы, но ультиматум ставить не стал. И даже после нашего скандального развода он продолжал помогать Сашке, за что я всегда буду ему благодарен. Помню, перед свадьбой отец мне сказал, что будет чудом, если наш с Сашкой брак продержится хотя бы год. Как раз до чуда мы с Аленькой и дотянули. И на этом всё!

Жалею ли я об этом сейчас?..

И да, и нет! Тогда я действительно чуть не свихнулся от отчаяния, но сейчас думаю, что всё случилось так, как должно было случиться.

Пару дней назад Геныч сказал мне очень правильные слова: «Найти свою женщину, Вадюх, — это только полдела, самое главное — встретить эту женщину в нужное время». И признался, как рад, что не встретил Стефанию годом раньше.

А вот тут каждому своё. Ведь не встреть я Сашку шесть лет назад, у меня не было бы столько времени на осознание. Прости она меня ещё тогда или спустя год — я не смог бы правильно распорядиться очередным шансом, и тогда мне больше не на что было бы надеяться.

Поэтому нет — я ни о чём не жалею, но не оставляю надежду на второй шанс.

Александрина

Рассеянно глядя в окно, я вполуха слушаю оживлённый диалог Стефании с нашим проводником Тайо и затылком продолжаю ощущать взгляд Вадика. И дурею от этого взгляда — одновременно хочется и блаженно мурчать, и яростно царапаться.

— Вадим, — я резко разворачиваюсь к нему, — ты баобабы когда-нибудь видел?

— Ну… видел, наверное, по телеку, — он неуверенно пожимает плечами.

— Так смотри в окно, не теряй времени! Хватит уже на меня таращиться!

— Я любуюсь, — произносит он тихо и улыбается своей блядской улыбкой, которая когда-то с такой лёгкостью расплавила мой мозг.

Да и сейчас, стоит признаться, она действует на меня, как сильнейший афродизиак, с той лишь разницей, что мой организм научился сопротивляться этой заразе. Я снова отворачиваюсь к на хрен мне ненужным баобабам.

— Я тебя смущаю, Аленький? — Вадик жарким дыханием опаляет мой висок.

— Ты меня бесишь, Рябинин!

Уголки его губ вздрагивают, и я почти готова пожалеть о своей грубости…

Но этот выпад чудесным образом поправил мою покосившуюся крышу и выветрил недавнее смущение.

— А мне, Аленький, рядом с тобой очень хорошо.

— А ты не очень-то привыкай. Вон, внимай лучше полезную информацию, — я киваю на нашу шумно спорящую компанию.

— Да в натуре я вам говорю, что в Танзании до сих пор распространена охота на людей! — грохочет Геныч. — Мне Жека сразу рассказал, как только узнал, куда мы летим.

— Нашёл, кого слушать! — презрительно фыркает Инесса. — Твой долбоёб Жентёр — тот ещё справочник.

— Вообще-то, это п-правда, — вставляет наша всезнайка. — Но охотятся только на альбиносов.

— На хрена? — включается заинтересованный Вадик.

— Это связано с местными суевериями, — Стешка тут же садится на своего конька, привлекая слушателей. — Части тела альбиноса используют в ритуалах по п-привлечению богатства. По непонятным п-причинам именно в Танзании самый высокий уровень рождаемости альбиносов, и за них платят очень большие деньги, особенно за детей. Случается, даже сами родители п-продают своих малышей.

И Стефания кратко поведала нам совершенно дикую историю про охоту на несчастных альбиносов. А Геныч, чтобы понизить градус печали и серьёзности, припомнил, что охотятся ещё и на лысых.

— Стешка, береги мужа, — поддразниваю я, — а то твой лысый альбинос как раз попадает в группу риска.

К моему удивлению, сестрёнка не злится, а смеётся. Зато Геныч, сдвинув на нос солнечные очки, сверлит меня недовольным взглядом светло-голубых глаз.

— Во-первых, я не лысый, — он стягивает дурацкую панамку и демонстративно проводит ладонью по короткому ёршику светлых волос. — А во-вторых, не альбинос, а блондин!

— Да! — прилетает от Жорика.

— Тогда советую тебе не снимать очки и сильнее натянуть на уши панамку, а то местные охотники за головами могут ведь и не распознать разницы.

— Александрия, душа моя, — Геныч расплывается в кровожадной улыбке, — а я советую не забывать, что ты должна мне желание. А то ведь я как загадаю…

— К счастью, самое страшное мне не грозит, потому что ты уже занят моей сестричкой.

— Хвала небесам! Но я и не посмел бы желать тебе плохого, а вот назвать вашего с Вадюхой первенца в мою честь — самое оно. Так что не провоцируй меня, рыжеликая, иначе быть вашему дитёнку Генычем, причём независимо от пола.

И всем почему-то так смешно!.. Однако ответить Генычу я не успеваю, потому что наш джип притормаживает, а салон оглашается восторженным трубным рёвом:

— О, гля, местный рэкет пожаловал, — Геныч тычет пальцем в лобовое стекло. — А мне уже нравится это путешествие!

И все мгновенно приникли к окнам, чтобы ближе познакомиться с бабуинами, вынудившими нас сделать остановку. Это такие обезьяны, похожие на уродливых собак, а самый огромный из них — прямо копия Геныча. И вот целая стая этих наглых тварей перекрыла нам путь, недвусмысленно давая понять, что проезд платный. К счастью, в качестве откупных сгодились три внушительных связки бананов.

И давай все бурно ликовать — и люди, и обезьяны. Только я осталась в сторонке — терпеть не могу обезьян. Стешка, конечно, в восторге! И если бы Тайо не запретил нам покидать джип, она уже рванула бы обниматься с этими прожорливыми вымогателями. Крышу мы тоже поднимать не рискнули, зато раскрыли все окна.

— Ах ты извращенец! — рассмеялась Стефания, направив объектив камеры на одного из приматов, интенсивно теребящего свой отвратительный половой стручок.

— Ого! — восхищённо выдал Жорик.

— А чего это он у него такой краснищий? — прогудел Геныч.

— От радости, что сородича встретил, — не сдержалась я, но, кроме тихо хмыкнувшего Вадика, меня никто не услышал. И хорошо, а то Стешка точно не стерпела бы.

— А мне вот интересно — у зебр этот инструмент какого цвета? — за ответом Геныч повернулся к Стефании, как к главной специалистке, и поспешил пояснить: — Это я чисто в познавательных целях.

Но Инесса Германовна опередила с ответом:

— Он у них полосатый, как ментовский жезл, — выдала она со знанием дела и, высунувшись из окна по самую грудь, вытянула руку с бананом в попытке прикормить задумчиво онанирующего бабуина.

За что тут же и поплатилась — с крыши мелькнула цепкая волосатая лапа и мгновенно стянула с головы Инессы широкополую белую шляпку. Эх, жаль не мундштук, а то трындец пришёл бы всей этой банде собакоголовых уродцев.

— А ну стой, уёбище страшномордое! — взвыла Германовна, но куда там — ворюга рванул со своей добычей во весь опор.

И градус моего настроения тут же повысился — теперь не только я не люблю обезьян.

К моменту, когда мы снова продолжили путь, за бортом стало заметно прохладнее, подул сильный ветер, а стёкла покрылись дождевыми каплями.

— О, это к дождю! — заметил проницательный Геныч. Оракул, блин!

И в тот же миг разверзлись хляби небесные.

Прохладная свежесть после изнуряющей жары — это, конечно, замечательно, но хочется надеяться, что небо прохудилось ненадолго. И будь наше путешествие стандартным, и волноваться не стоило бы… но наша охочая до приключений Стешка решила всем пощекотать нервишки и объявила, что нам предстоит чуть более экстремальный тур, чем большинству туристов.

А вот в чём именно заключается подвох, сестрёнка призналась только мне и Инессе Германовне. Зная мою нелюбовь к сюрпризам и учитывая почтенный возраст Инессы, Стешка предпочла не рисковать и раскрыла нам свой коварный и безумный замысел.

Да я бы ни за что не согласилась на такую авантюру!.. Но всё же сдалась, заметив каким азартом загорелись глаза Германовны. А ещё очень захотелось увидеть реакцию наших мальчиков на предстоящий нежданчик.

Дождь, к счастью, прекратился, а ему на смену наступила жуткая парилка.

Перед въездом в заповедник мы расположились в открытом лагере, месте сборища туристов, проводников и масаев. Джипов тут — целый автопарк! И ещё вереница машин перед пропускным пунктом в заповедник. Вот это бизнес — конвейер! Да таким количеством машин они там всех зверей распугают! Хотя с другой стороны — чувствуешь себя в большей безопасности.

Времени на остановку нам отвели около часа, за который мы должны плотно подкрепиться, посетить туалет и опрыскать себя ядом от всяких летающих и жалящих тварей. Бр-р-р! Ненавижу эту братию! И, кстати, нас заранее предупредили, что одежда не должна быть чёрной или синей, потому что именно эти цвета привлекают гадских насекомых, в частности муху цеце. И Геныча она сожрёт первым — он в чёрной майке.

После обильного, но не слишком изысканного обеда мы разместились в небольшой деревянной беседке напротив гигантского раскидистого баобаба и развесили уши.

— Когда-то давным-давно, — таинственным голосом начала Стефания, — в Африке росли стройные и п-прекрасные баобабы, которые цвели круглый год. Цветы этого дерева были настолько красивыми и б-благоухающими, что им завидовали все растения. А люди, которые вдыхали этот дивный аромат, заряжались весельем и б-бодростью…

— А те, что курили цветы, улетали в космос без ракеты, — вставил Геныч, но под взглядом Стешки застегнул рот на воображаемую молнию.

— Все люди, звери и п-птицы континента тянулись к этим деревьям, чтобы вкусить волшебный нектар их цветов. И вкусившие в тот же миг забывали о всех болезнях, и жизнь их становилась намного дольше. Юные п-прелестные девы, вплетающие цветки баобаба в свои волосы, вскоре выходили замуж, а те, кто отведал нектар, становились п-плодовитыми и ещё более красивыми. Даже дряхлые старцы, вдохнув чудодейственный аромат, наливались мужской силушкой…

— Ни хрена себе! Я бы во дворе такой посадил, — снова вклинился Геныч и смущённо пояснил: — В смысле, на будущее… как раз пока он вырастет и нальётся целебной силой, я стану достаточно дряхлым, чтобы воспользоваться.

— Уже не выйдет, — прервала разгул фантазий Стефания.

— Почему это? — искренне расстроился Геныч.

— А п-потому что нельзя быть на свете красивым таким… как баобаб. Все остальные деревья оскорбились, что никто не обращает на них внимание и пожаловались Богу. А ещё стало очень обидно рыбам и п-прочим морским г-гадам, ведь они тоже х-хотели испытать на себе свойства волшебного дерева, но, в отличие от других живых существ, не имели возможности п-подобраться к баобабу. И тогда они тоже обратились к Богу и воззвали к справедливости.

— Ссучились, твари! — прорычал Геныч и тут же сделал виноватые глаза. — Да я просто расстроился! А ты это… продолжай, мой Персик, надо же знать, как они там всё разрулили?..

— И тогда-а… Бог сам решил во всём разобраться. И увидел он, как люди, п-птицы и звери обожествляют баобаб, но совсем забывают молиться Ему — Богу. Да как смеют они, неверные! Рассердился Бог — вырвал дерево с корнем и швырнул цветущей и пышной кроной в землю и п-повелел: расти тебе отныне корнями к солнцу! — Стешка кивнула на баобаб, крона которого действительно напоминала раскоряченные узловатые корни, и подытожила: — И с тех пор баобаб цветёт очень недолго, и цветы распускаются только ночью, п-привлекая полчища летучих мышей. К утру же цветки увядают, источая неприятный запах и отпугивая всех тех, кто п-пришёл к дереву за его целебными свойствами. А некоторые племена верят в то, что цветы баобаба охраняют от людей злые духи, и каждый, кто п-посмеет сорвать цветок, будет съеден львом.

— Жесть! — Геныч снова взглянул на «опасное» дерево, потом покосился на Тайо и поинтересовался: — А оружие нам выдадут?

— Совсем обалдел⁈ — возмутилась Стешка. — Это же заповедник! Здесь вооружены только п-проводники, и то на всякий случай.

— Вот и я на такой же случай хочу иметь возможность защищаться.

— Поэтому шагай ко мне, — скомандовала Стешка и потрясла баллончиком с репеллентом. — Буду защищать тебя от членистоногих и им п-подобных злыдней.

— Ангел мой, а вот я имею вопрос: если членистоногие и кровососущие вступят между собой в тесный контакт, то кто получится на выходе — членососущие?

— Да! — радостно подтвердил Жорик и обильно опрыскал себе область паха.

— Именно, — серьёзно подтвердила Стефания, зарядив Генычу по лбу баллончиком. — И твоё хозяйство под угрозой. Я же п-просила тебя не надевать чёрную майку. Скажи спасибо, что я п-прихватила для тебя телесную.

— Телесную?.. — переспросил Геныч и перевёл взгляд с нежно-персиковых щёчек Стефании на смолянисто-чёрную физиономию нашего проводника. — А можно поточнее насчёт телесного цвета?

Спустя полчаса, сытые и провонявшие отпугивателем насекомых, мы погрузились в джип с уже приподнятой крышей и отправились в Тарангире — царство слонов и баобабов.

Первые несколько минут я думала, что кроме баобабов и попутных джипов с туристами смотреть здесь не на что, но потом дорогу нам перебежал какой-то полосатый пушистик, и все разом оживились и вскочили со своих мест. Стешка и Вадим с камерами, Геныч и Инесса с капитанскими биноклями, Жорик — с театральным. Я же что с оптикой, что без оной не заметила ничего интересного.

— Ух, гля-а! Задрать их в Африку! — взревел Геныч, и джип снизил скорость.

Мир животных открылся нам во всём своём великолепии — тощая страшная гиена с окровавленной пастью, терзающая свою несчастную добычу. Удивительно, но проезжающие мимо машины даже не спугнули эту хищную тварь. К горлу подступила тошнота, и я отвернулась. И вскоре заметила стайку бородавочников — вот это немного лучше. Чуть-чуть.

Интерес во мне проснулся, когда вдали показалось большое стадо антилоп вперемешку с зебрами, но подъехать к ним ближе не было возможности. Жаль, а мне так хотелось увидеть зебру вблизи. Бедный Жорик со своим театральным биноклем чуть из джипа не вывалился — так стремился получше разглядеть. Правда, Тайо нас успокоил, что это лишь начало, и большинство животных мы увидим очень близко. Что ж, подождём.

— По-хорошему надо бы стартовать с утра пораньше, — озвучил Вадим. — Мы же до темна должны вернуться?

— Как повезёт, — озвучила Стешка и, закусив губу, подмигнула мне.

— А что это за подмигивания? — тут же встрепенулся Геныч. — И что значит «как повезёт»? А если не повезёт, то это как — колесо отвалится или бензин в тачке закончится? Вадюх, спроси у нашего рейнджера, какие тут бывают неожиданности, а то я не понимаю по-африкански. И узнай, во сколько мы возвращаемся на ночлег.

— Да!

— Геночка, сыночек, не наводи панику, — лениво отозвалась Германовна. — А то птичка в гнезде, яичко в пиzде, а тебе уже глазунью подавай. Расслабься, мой мальчик, и получай удовольствие. Смотри-ка, вон слоники…

Мы все, как по команде заозирались в поисках слоников. И действительно, таковые обозначились прямо на пути следования, но замаскировались в зарослях деревьев — только огромные уши торчат и хоботы мелькают. По всему видно — трапезничают. И подъехать к ним ближе пока никак, потому что дорогу перекрыли несколько джипов, что ехали впереди нас. Вот это мне совсем не нравится — таскаемся целой толпой.

Инесса тоже со мной солидарна:

— А я не понимаю, почему мы должны плестись в караване и торчать в очереди⁈ — возмущается она, закусив мундштук и кивая на туристов из других джипов. — Эти посмотрели и пусть уёбывают отсюда к бабуинам.

— Да! — подаёт голос её верный соратник.

А Тайо ни хрена не понимает, кивает и улыбается.

— Ой, смотрите, к-какой маленький! — пищит Стефания, поймав на камеру слонёнка.

И правда — чудесный милаха.

— Да-а! — восхищённо тянет Жорик, а я, бросив на него беглый взгляд, понимаю, что его восторг вызван вовсе не ушастым детёнышем, а самкой совсем иной породы.

Эта смуглокожая сука расположилась в соседнем открытом джипе и сейчас вытянулась во весь свой немалый рост. Чёрные кудри по ветру, гигантские сиськи вываливаются из плотно облегающего сарафана… (Сарафана, твою мать! В то время, как мы все паримся в солдатских камуфляжных штанах), а треплющийся на ветру короткий подол почти открывает задницу, способную пристыдить своими размерами даже мамашу слонёнка.

И ладно бы эта девка заинтересовала одного грека, так нет — Геныч, выдвинув челюсть и стащив очки на нос, пялится в ту же сторону. И наш проводник Тайо… и Рябинин, сволочь!.. Он, будто почувствовав затылком мой взгляд, мгновенно оглядывается и безмятежно улыбается.

— Была же команда «слоники» и вот… — он кивает на соседний джип, — это ближайший к нам… слоник.

— Да! — с чувством подтвердил Жорик.

— А я на французскую речь среагировал, — тут же нашёлся Геныч и, указав на тот же джип, пояснил: — Французы! Почти земляки, между прочим. А их мадам… ну так себе, на любителя — пышные ноги, длинная грудь… неуместный прикид.

Стешка, скользнув взглядом по полуголой француженке, только насмешливо фыркнула и вернулась к созерцанию слоников, а Инесса и вовсе не удостоила мясистую девку своим вниманием. Им что, вообще всё равно? Ну а мне, казалось бы, и подавно не о чем волноваться… но я отчего-то злюсь. И на Рябинина, и на всех мужиков сразу. Что ж у них за порода такая блядская⁈

А тем временем мы подъезжаем к слонам совсем близко. Самый огромный из них пересекает дорогу буквально в нескольких метрах от нас, роняя из-под хвоста неприличные лепёхи. Вот ведь животные…

— О! Птицу видно по помёту! — уважительно трубит Геныч.

— Да!

Вадик фотографирует, Инесса томно обмахивается веером, Стешка снимает видео и рассказывает нам невероятные факты о слонах:

— … Они, как и люди, могут п-переживать, скучать и страдать… у слоников развита взаимопомощь, а ещё у них существует ритуал зах-хоронения. Слоны выкапывают могилы своим умершим собратьям, забрасывают их сверху ветками и несколько дней т-тоскуют возле этого места. Они очень умные животные! А какой у них многофункциональный х-хобот!..

Инесса хмыкает, а я невольно бросаю взгляд на Вадика. Он фотографирует и улыбается чему-то своему. Оставить бы его хоботу одну пи́сательную функцию, я б тогда посмотрела, как бы он улыбался.

А между тем в рядах французов начинается какая-то непонятная суета. Их черногривая кобылица странно пританцовывает, вихляя всеми своими выдающимися выпуклостями, размахивает руками, трясёт головой… Что это с ней — припадок или жажда внимания? И вдруг она истошно взвизгивает и начинает прыгать. Во дура!.. Даже слона испугала.

Громила задрал хобот и утробно страшно зарычал-заурчал. Ничего себе — они даже так умеют!

И в этот же момент мой слух улавливает отвратительное жужжание, от которого тоже хочется визжать и скакать отсюда, как можно дальше. Француженка продолжает дёргаться и уже ревёт, её соседи тоже в панике, и я вдруг понимаю, что их кто-то грызёт. А следом раздаётся дикий рёв Геныча. Куда там слону — тот курит в сторонке…

А-а… нет — не курит! Слон вздрагивает, снова рычит и вдруг прёт на нас… быстро, решительно и неотвратимо.

— Пиzдец! — тихо и обречённо озвучивает Инесса наше общее мнение.

А я вижу только Стефанию с камерой на пути слона и, леденея от ужаса, подаюсь к ней… но не успеваю.

Больше я ничего не вижу. Но почему-то ещё слышу и чувствую. Раздавленная, я чувствую боль в затылке, ноге, заднице… ловлю ртом воздух и слышу… слава Богу! — с невероятным облегчением я слышу возмущённый писк Стешки:

— Дурак! Какого х-хрена ты творишь⁈ Ты мне к-камеру чуть не разбил!

— Да и хер с ней! — рычит Геныч. — Я её сам сейчас грохну! Фанатичка чокнутая, задрать тебя в объектив! Ты своё сраное кино даже в пасти крокодила готова снимать!..

— Да, г-готова! — огрызается Стефания.

Фу-ух, жива, моя маленькая! А я-то где?..

— Аленький, ты в порядке? — звучит у самого лица голос Вадика.

Теперь я вижу и его самого. Так вот кто меня придавил! Спасатель, чтоб его!..

— Нет, не в порядке, — я отталкиваю его в грудь, но тут же цепляюсь за протянутые им руки, чтобы выбраться из-под кресла.

— Извини, я думал, что нам хана, — бормочет он, но я отмахиваюсь.

Почёсывая ушибленный затылок, первым делом нахожу взглядом Стешку — цела, слава богу. Сидит вся сердитая и взъерошенная на том же месте и ковыряется в своей камере. И пусть весь мир подождёт…

Геныч что-то недовольно бубнит себе под нос, а сильно побледневший Жорик, закусив кулак, застыл в позе роденовского «Мыслителя».

— А слон где? — спрашиваю я, оглядываясь и не обнаруживая ни слонов, ни других туристов.

— Съебался! — спокойно выдаёт Инесса, обмахиваясь веером и пыхтя сигаретой. — Всю округу засрал с перепугу.

— No smoking! — с выпученными глазами кричит ей Тайо. Ой, и правда — курить же в заповеднике строжайше запрещено.

— Мальчик, да иди ты в жопу! — Инесса глубоко затягивается и выдыхает сизую струйку дыма. — Мне, может, жить осталось минут десять — меня какая-то африканская пидерсия укусила.

— Это дикие п-пчёлы, — хмуро поясняет Стефания, не отвлекаясь от своего занятия. — Их укус б-болезненный, но не смертельный.

— Ещё какой болезненный, — подаёт голос Геныч, перемежая слова с зубной дробью (похоже, у него откат начался). — Меня тоже погрызли.

— Да и хер с тобой! — выдаёт Инесса. — Нас из-за тебя чуть слон не затоптал.

— А я-то здесь при чём?

— А кто⁈ Ты ж ему своими децибелами все барабанные перепонки погнул, — рявкает Германовна, продолжая отравлять никотином заповедник. — И чего мы тут сидим, кого ждём — возвращения пчёл? Поехали!

И мы поехали.

По пути Инесса, которая во время нападения никуда не пряталась, пояснила нам, почему сбежал слон. Оказывается, ему навстречу ломанулись сразу двое — Тайо, который наверняка знает, как ошарашить и отпугнуть животное. И Геныч, который вообще ни хрена не знает, но решил отвлечь лопоухого зверя от Стефании. А вот кто довёл слона до диареи, можно только гадать. Хотя… чего тут гадать-то?

А Стешка разъяснила, что пчёл очень раздражают незнакомые запахи, и они, вероятно, среагировали на резкий парфюм француженки. Ну а нам перепало из-за непосредственной близости к неудачливой компании. Собственно, от пчёл все туристы и удрали. А самих пчёл, не переносящих табачного дыма, похоже, шуганула Германовна. Или они помчались вдогонку за французами.

— Меня тоже укусили, — тихо поделился Вадик и, заметив мою злорадную улыбку, спросил насмешливо: — Ты, небось, рада?

— Ещё бы!

А уж как я буду рада, когда наши мальчики поймут, что ближайшие две ночи нам предстоит провести на территории заповедника, в котором обитают все самые опасные хищники континента. А может, и всей планеты.