Охота на Трясогузку

Глава 21

С новым счастьем!

1 января

Вадим

Я хочу…

Нет, не так.

Аленький, пожалуйста, забудь всё то, что мешало тебе простить меня… и, прошу, давай начнём сначала!

Удерживая зрительный контакт с единственно важной и необходимой мне женщиной, я одним махом запиваю своё желание отвратительно сладким шампанским.

— Ур-р-а-а! Ура-а! А-а-а!

Ровно в полночь ликование на множество разных голосов и языков сливается в единое «ура», и этому немало способствует Геныч, самый громкоголосый участник праздничной вечеринки. «С Новым годом! С новым счастьем!..» — звучит отовсюду, бомбят оглушительные залпы фейерверков, кто-то целует меня, кто-то хлопает по плечам, но сейчас мне совершенно похер на всё, что творится вокруг…

Я отстранённо киваю друзьям, улыбаюсь и продолжаю смотреть на Александрину. Смяв в ладони стакан и отбросив его в сторону, я жду, когда допьёт она. Но Сашка будто специально не торопится — цедит мелкими глотками, не сводя с меня смеющихся глаз. Интересно, что она загадала?..

Я всегда считал бредовым утверждение, что с кем встретишь Новый год, с тем его и проведёшь. Но сейчас, как утопающий, готов цепляться даже за идиотские приметы или это народная мудрость… неважно… Только бы снова не потерять этот взгляд и не увидеть в нём презрение. А с ненавистью и злостью бороться намного легче.

— С Новым годом, Аленький, — в этом диком гвалте я даже сам себя не слышу, а едва Сашка делает последний глоток, накрываю её влажный рот поцелуем.

— Горько! — рычит над ухом Геныч, а мне в шею с силой впиваются острые ногти моей любимой ведьмы.

Боль нарастает, но это лишь сильнее подстёгивает, и я углубляю поцелуй с горько-сладким вкусом игристого виски и неповторимым опьяняющим ощущением любимой женщины. Целую так, как никого и никогда в своей жизни… выпиваю, как последний глоток надежды перед прыжком в неизвестность. И даже сдираемый с меня скальп — не повод остановиться.

Однако сжатые до хруста яйца и прокушенная губа всё же возвращают меня в реальность. Я с шипением прикрываю ладонями пах и, слизывая с губ кровь, отступаю на шаг назад. Алекс яростно вытирает ладонью губы, хищно улыбается и салютует мне выхваченной из рук Геныча бутылкой шампанского. Я морщусь, уже уверенный, что сейчас этот пузырь встретится с моей башкой… но обошлось — рыжая бестия присасывается к горлышку и делает жадный глоток.

— И мне дай, Аленький, — я протягиваю руку к бутылке.

— На хрен эту газировку, Вадюх, — Геныч протягивает мне наполненный стакан. — Давай, брат, за суку-любовь.

— Минутку, — я поднимаю стакан. — Я хочу выпить за мою жену Александрину…

— Бывшую жену! — рявкает Алекс.

— К сожалению, да, — согласно киваю. — Но я очень благодарен тебе, Аленький, за тот год, когда мы были счастливы. А без тебя… всё не то. Клянусь, ты — лучшее, что было в моей жизни. Жаль, я не сразу сообразил. За тебя!

— И за тебя, Рябинин! — Алекс снова салютует мне игристым. — Я тоже хочу сказать спасибо моему бывшему… за все те незабываемые, наполненные радостью дни, которые мне посчастливилось прожить после развода! Спасибо, что не задержался в моей жизни!

Я с досадой ловлю сочувственный взгляд Стефании и хитрый прищур Германовны, а на моё плечо опускается дружеская рука Геныча.

— Да-а, сильней любви в природе нет печали, — рычит он угрожающе. — Крепись, брат, и помни: женщина — зверь лютый и беспощадный.

— Да! — весомо и жёстко подтверждает Жора.

— Всё нормально, пацаны, — выдаю самым оптимистичным тоном.

Но на деле… херово мне. А эта ненормальная ночь только начинается.

Если бы ещё пару недель назад меня спросили, умеет ли моя жена танцевать…

Я даже не знаю… умеет, конечно! Танцевали же мы с ней… а кстати, где мы с ней танцевали?.. А-а, так на свадьбе же! Ну и потом… наверное. Да и какая девчонка не любит и не умеет танцевать⁈

Впрочем, такой вопрос передо мной не стоял, а сам я вряд ли задумался бы об этом, если б не просмотрел видос из «Трясогузки». Сложно описать словами весь тот шухер, который случился с моим организмом. Напряглось и взволновалось всё — сердце, мозг, член…

Я представил себе, сколько народу всё это видело и как капали слюной, глядя на МОЮ женщину… это пиздец! Моргала бы всем выстегнуть!

А сейчас-то что делать⁈. Перекинуть через плечо и бежать отсюда, чтобы спрятать?

То, что в эту минуту творит моя Алекс под бешеные ритмы афро-хаоса, вызывает во мне целый ураган эмоций — от восторга до дикой ярости. Как⁈. Когда она этому научилась? Где?.. Ух, блядь, но как же она это делает!

И это во много раз круче и куда откровеннее памятного видео. Теперь, когда не скованное платьем тело Алекс прикрывают лишь несколько мелких треугольников, каждое движение её обнажённых упругих бёдер отзывается буйством в паху и болью в сердце. И наблюдать за этим уже нет никаких сил и терпения… И не смотреть невозможно.

Восторженные свист и возгласы толпы ещё хлеще заводят её провокационный жопный танец, который, в свою очередь, всё сильнее разогревает публику и опасно накаляет атмосферу. И я, раскалённый до предела, подбираюсь ближе и грубо оттесняю каждого, кто пытается потереть свой вонючий лобок о мою женщину. А таких охотников, сука, немало — чёрные, белые, красные… Ар-р-р-! Ну всё!..

— Спокойно, Вадюх, — между мной и очередным танцующим хером возникает Геныч. — Тихо, тихо, не кипишуем, пацаны.

С торчащими из трусов пальмовыми листьями, он очень органично вписывается в дуэт с Алекс, не ограничивая свободу её движений и не подпуская к ней остальных плясунов.

Я без украшений, но тоже на стрёме. И пусть моё покачивание с ноги на ногу мало похоже на энергичную африканскую хореографию, но сейчас это максимум, на который я способен.

— Сделай лицо попроще, брат, — Геныч хлопает меня по предплечью. — И выключи уже маятник, а то в глазах от тебя рябит. Ну что, весело нашей девчонке — это ж хорошо! Да и пусть развлекается, праздник как-никак.

— На херу я видал такой праздник!

— Не, как мужик мужика, я тебя понимаю, но, согласись, какой смысл портить табло дружественному народу? Рыжуха же сама их провоцирует. А к чему нам здесь международный скандал? Ща потанцуем, понаблюдаем… ну а уж если кто рискнёт перейти к активным действиям, выпишем ему на первый раз лёгкое физическое предупреждение. Та-ак, а что это за херня?..

Геныч бросает свирепый взгляд мне за спину и тут же срывается с места. Оглянувшись, я понимаю, что кое-кто, слишком тесно приблизившись к Стефании, уже заработал себе физическое замечание. К счастью, и танец булок подошёл к логической развязке.

Однако спокойней от этого не становится, а охотников на мою безбашенную женушку прибывает всё больше. Я же только сейчас замечаю, что Сашка уже никакая. Странно, пока танцевала, это не было настолько заметно, но теперь её штормит неслабо. Пытаюсь поддержать, но…

— Руки от меня убрал! — взвизгивает она, и я тут же получаю пинком по голени.

А очередной ушлёпок, что-то радостно лепеча по-французски, уже настраивает на Сашку свои щупальца, и она демонстративно не против.

— Ушёл отсюда на хер! — я отбрасываю француза в сторону, а с другой стороны мне тут же прилетает в челюсть.

Так себе подача, и я сразу нахожу взглядом своего оппонента. А на-ка, сука!..

— Да задрать вас в пальму! — рядом снова вырастает Геныч, мгновенно блокируя мою ответку.

А Сашка заливается весёлым пьяным смехом.

— Геныч, ты прям как Фигаро — то здесь, то там.

Но Геныч не реагирует, переключив всё внимание на французов. И такой с ними, сука, вежливый, улыбчивый… Да и похер!

— Ну что, отхватил, Рябинин? — ехидно интересуется моя жена и затягивается невесть откуда взявшейся в её руке сигаретой. — А вот не хрен лезть без очереди

Спокойно… Вдох… Выдох.

— Аленький, ты ж не куришь… выбрось эту соску, плохо ведь будет.

— Да что ты знаешь-то обо мне, пиндос блудливый? Плохо мне только рядом с тобой! Понял? Потому что я тебя НЕНАВИЖУ! Ненавижу тебя!

По яйцам было не так больно…

— Вадик! — с радостным воплем мне на шею бросается какая-то полуголая баба (хотя тут все полуголые). — Глазам не верю! Это правда ты?

— Анастасия Михайловна? — я всё же распознаю свою тещу. — Шикарно выглядите! — говорю правду, да и сложно этого не заметить, хотя в моей голове продолжает жёстко долбить: «Ненавижу тебя!»

— Узнал, мой зайчик! — Анастасия раздражающе ласково треплет меня по щеке и переводит взгляд на старшую дочь: — Шурик, неужели это то, о чём я думаю?

— Вот и апс… обсудите это между собой, а меня уже тошнит от его рожи.

— Аленький, тебя от сигареты тошнит, — я протягиваю руку, чтобы забрать окурок.

— Да пошёл ты, мудак!

— Дочь, ты пьяная, что ли? — хихикает тёща.

— Вадь, мы с Генкой п-присмотрим за Сашком, — шепчет мне возникшая рядом Стешка и ловко утаскивает внезапно обмякшую и послушную сестру.

— Вадюх, мы к воде прошвырнёмся, догонишь, — кричит Геныч, и я киваю, не оглядываясь.

«Ненавижу!.. Ненавижу!.. Ненавижу!..»

Вот так-то… от любви до ненависти — один косяк, а обратно… никак. И с этим надо что-то делать.

Я почти не вникаю в щебетание тёщи: ну как ты, где ты, с кем ты, откуда… Киваю и отвечаю невпопад, но всё же отмечаю недобрый взгляд отирающегося рядом итальянца с мужественным именем Анастасио.

Пообещав никуда не теряться и завтра вместе пообедать, мне, наконец, удаётся избавиться от общества обоих Насть.

Двигаю к океану.

Ненавидишь, значит? Есть за что, но главное, что неравнодушна… а значит, у меня ещё есть попытки всё изменить. И начать можно с особенного новогоднего подарка девчонкам. Да хоть прямо сейчас, а чего откладывать?

А на берегу…

Да твою ж мать!

Да твою ж мать!

Заварухи внутри коллектива ну никак не входят в мои планы, а именно это сейчас и происходит. С чего они завелись-то? Громкая музыка не позволяет разобрать слова, но жестикуляция и тон Геныча не оставляют сомнений — у нас разборки. Я ускоряю шаг и разыскиваю глазами Александрину, а обнаружив, понимаю, что той явно всё до звезды. В позе той самой звезды она раскинулась на кромке воды, разметав свои рыжие кудри по мокрому песку, и самозабвенно и фальшиво горланит «Пропади, пропади ты пропадом…»* (От автора: песня Любы Успенской). Хохочет, когда её язык заплетается, икает от смеха и радостно взвизгивает, когда её тело окатывает волнами. Но едва я пытаюсь подойти, Алекс яростно отбрыкивается и швыряет в меня мокрым песком.

Тем временем Жора — а он-то когда так набрался? — стоя на четырёх точках и покачиваясь, мычит и полощет голову в океане, Геныч с Германовной выясняют отношения, а Стефания безуспешно пытается сдвинуть мужа подальше от взбесившейся тётки.

— Генка всё, х-хватит! Инесса Германовна, ну п-праздник же!..

— А я уже говорила твоему кабану, чтобы он не совал свой кривой нос в чужую кухню! — злобно рявкает Германовна и опасно размахивает когтистым пальцем перед носом Геныча.

— Тогда и разделывайте его, — он кивает на Жорика, — на своей кухне без свидетелей, и никто к вам не подвалит с советами.

— Да, — без особого энтузиазма отзывается Жора.

— Манда! — гаркает его фурия. — Ты ещё там хрюкаешь!

— Хрю-хрю! Ик! — веселится Алекс и снова продолжает петь: — Прощенья от меня не жди-и, да провались ты, пропади-и-и!..

— Вы ж по каждой херне к нему придираетесь, — не унимается Геныч.

— Придирасты! — орёт Алекс.

— Да! — сипит Жора.

Дурдом на выезде!

— Геночка, сыночек, — ласково воркует Германовна, — а не пошёл бы ты во́ пизду?

— Инесса Германовна, Вы х-хоть думайте, что г-говорите! — возмущается Стешка, и я тоже не выдерживаю:

— Ну ни хрена себе заявочки! Почему Вы себе позволя…

— А тебя кто спрашивает, внучок?.. Вездесущий стручок!

— Ряби… Ик! Рябиновый с-сучок! — хихикает Алекс.

— Лучше молчи, Вадюх, — с досадой отмахивается Геныч и отворачивается от Германовны, и я не настаиваю.

— А из-за чего весь кипиш?

Геныч многозначительно вращает глазами, давая понять, что не здесь, и вслух поясняет:

— Забей, короче… Пьяные бабы, скажу я тебе, — это неуправляемая беда.

— Да! — подаёт голос Жора.

— Заглохни там, оратор сраный! — командует его неуправляемая беда.

— Я не игрушка завалящая… Ик!.. Не дрянь панельная, пропащая, — а это уже пьяно распевает моя персональная напасть.

— Аленький, а давай-ка до виллы прошвырнёмся? — я делаю очередную попытку к ней приблизиться.

— Прш-ш-швырнись до своей Санта-Барбары, — Алекс отмахивается руками и ногами. — Отвали, сказала! Я лежу на пороге больших перемен!

— Я понял…

— Вот как её отсюда п-перетаскивать? — потерянно бормочет Стефания.

— Всё путём, мой Ангел, — успокаивает Геныч, — я сам её отнесу.

Подавляя неуместную ревность и раздражение, я всё же отступаю, а Сашка охотно протягивает руки к Генычу.

— Я поеду на руках самого сильного самца! Только мне надо отжать мокрые трусишки… Ик!.. — и легко подхваченная Генычем, восторженно пищит: — И-и-и… полетели! С новым счастьем, придурки!

А уже спустя полчаса, обретя напряжённое перемирие, мы рассредоточились на длинной террасе — вместе, но не сказать чтоб дружно. Стешка хлопочет у круглого столика и зажигает свечи в попытке настроить пошатнувшуюся праздничную атмосферу… Инесса хлещет шампанское из горла, закусывая мундштуком… Жорик, шмыгая разбитым носом, сосредоточенно ковыряется в лобстере… а моя Александрина плещется в бассейне, исполняя очередной шлягер о недостойных мужиках.

Недостойный я и хмурый Геныч бухаем на другом конце террасы, мусоля печальную историю Георгиоса.

Как выяснилось, пока мы с Генычем охраняли трясущую задом Алекс, Германовна настраивала международный мост с немцами — типа исключительно по работе. Но Жорик заподозрил неладное, а поскольку его переговорный аппарат неисправен, сразу полез в драку, где и отхватил по сопатке в неравной борьбе.

Геныч этот замес не застал, но зато успел в тот момент, когда грек наклонился к воде, чтобы отмыть от крови руки, а Германовна пнула бедолагу под зад, и тот рухнул разбитым носом в солёную воду.

— Веришь, Вадюх, она его заебала! Вот на хера унижать пацана?

— Но он же не сопляк… Может, его это устраивает?

— А у него есть возможность высказать альтернативное мнение? — вскипел Геныч.

— А оно у него точно есть? Он же вроде… немного того?.. — осторожно предположил я.

— Чего — того? — взревел Геныч, привлекая к себе общее внимание.

— Ну ВЫ ещё п-поругайтесь, — прикрикнула Стефания.

— Не дождётесь! — протрубил Геныч и снова понизил тон только для меня: — Жорик не идиот, ясно? Руки у него откуда надо растут, в тачках нормально шарит и водит, кстати, отлично. А ты видел, чтоб дебилам права выдавали?

— Да через одного!

— Ну это да, — тоскливо признал Геныч. — Но Георгиос — нормальный пацан… только у него с речевым аппаратом проблемы. Может, травма была… хер его знает, но соображает он нормально. Просто добрый чересчур и наивный немного.

Я издали сочувственно оглядываю доброго и наивного Жору и думаю, что его проблемы гораздо глубже, но обсуждать это прямо сейчас у меня нет желания. И хотя моя проблема на фоне Жориных уже не кажется слишком тяжкой, решать её нужно немедленно.

— Слышь, Геныч, у меня там подарок для девчонок, а сейчас как раз самое время их встряхнуть. Я отскочу ненадолго.

— Я с тобой! — подрывается Геныч и отставляет наполненный стакан. — Всё равно не в коня корм.

— Может, и грека захватим? — предлагаю, глядя на грустного Жору.

— Не, пусть тут приглядывает, а то мало ли кого принесёт.

— Молоток, Вадюх! Это охренеть как романтично! — радуется Геныч, узнав, что за подарок я приготовил для наших дам. — И как я сам-то не допёр? Стефания сто пудов будет в восторге.

— Слышь, я ещё думаю организовать полёт на воздушном шаре, у них тут есть такое…

— О, не-э… это уже без меня. И без Стефании! Я, честно говоря, не особо доверяю этим неконтролируемым леталкам… а вот тёщу можешь прихватить. Вадюх, а куда мы идём?.. Чего так темно-то?

— Пришли уже, — объявляю я и освещаю мобильным фонариком своё жилище.

— Задраться в пассатижи! — Геныч тоже включает фонарь и обходит мою избушку по кругу. — Это что, твоё бунгало⁈. Хех! А что, мне нравится! Вот это я понимаю — экзотика! И, знаешь, будь я один, махнулся б не глядя. Ну давай, хозяин, приглашай!

Внутри мы не задерживаемся, да и вдвоём в моём бунгало уже не развернуться. На выходе Геныч освещает огромную пёструю коробку в моих руках.

— Впечатляет. Я бы ещё накрутил каких-нибудь ленточек-бантиков для пущей романтичности… но и так сойдёт.

— Надеюсь.

— Ладно, погнали, я дорогу подсвечивать буду. Слышь, Вадюх, а ты напиши своей рыжухе стихотворение. Долбани-ка рифмой по её строптивой натуре.

— Да я как-то с рифмой не особо в ладах.

— А чего там ладить?.. Всё ж на поверхности: любовь-кровь-морковь… хочу-лечу-кричу-торчу… Только поострее надо!

— Му-гу… я к Вам летел в такие дали, а Вы мне взяли и не дали, — срывается с языка недавно услышанное.

— Отлично, Вадюх! И поконкретнее! Типа: Коварная Александрия!..

— Александрина, — исправляю я.

— Тогда нет, — расстроился Геныч, — а то с этим именем у меня только неприличные слова рифмуются, а мы же хотим её завоевать… а не воевать против неё, правильно?..

— Факт!

— Во-от! Поэтому надо начать с главного! Зашёл, вручил ей приз и…

Вот я, мой хер и мой презент!..

Но… ты учти ещё момент…

Как я на чёрный континент

Летел, забросив все дела…

А ты мне, сука… не дала!

— Круто, Геныч! Но лучше без стихов.

— Ну да, согласен — херня получилась, — недовольно ворчит Геныч.

И оставшийся путь мы шагаем молча.

— Девчонки, а вот и мы! А что Вадюха для вас приготовил!.. Э, а где Александрия?

— Сейчас п-придёт, она в душ пошла. Ой, а что это у вас? — Стефания с любопытством осматривает коробку.

— Кажется, я догадываюсь, — фыркает Германовна.

— Это пока секрет, — с нажимом рычит Геныч и загораживает меня широкой спиной. — Так, вы сидите тут, а мы вас позовём.

Внутри виллы мы размещаем коробку на низком столике в общей гостиной, вырубаем кондиционер и включаем освещение по всему периметру комнаты. Ну вроде всё готово. Осталось собрать всех девочек.

В ожидании Алекс мы, довольные и загадочные, возвращаемся на террасу, где атмосфера уже намного веселее, чем до нашего ухода. Это радует. Геныч разливает по стаканам виски и шампанское, прижимает к себе Стешку:

— Ну что, друзья мои, за Новый год⁈

А меня вдруг посещает запоздалая мысль…

— Геныч, наверное, зря мы там коробок оставили… вдруг Сашка его обнаружит раньше вре…

Истошный визг Александрины прерывает меня на полуслове, но не замолкает, а перерастает в вопль ужаса.