Поцелуй принца

Глава 12

…ящик c кудахчущими курами, доставленный в гостиницу «Кларендон», едва не довел здешних благородных матрон до душевного расстройства. Куры стали подарком принцу от одного из почитателей Хамбла в Ланкашире. Говорят, что принц настолько отчаялся отведать хорошей курятины, что самолично отправился за нею на рынок Лиденхолл. Пожалуй, Его Высочеству стоит задуматься над тем, чтобы организовать производство первоклассной курятины на развалинах замка Херстмонсе.

Недавняя встреча в чайной лавке Гюнтера двух джентльменов, один из которых поставил под сомнение долговое обязательство другого, прошла без соблюдения принятых в высшем обществе норм и правил, вследствие чего оба оказались вышвырнутыми на улицу. Пусть это послужит нам напоминанием о том, что при встрече необходимо кланяться знакомому, даже если этот знакомый – ваш злейший враг.

Дамская газета мод и домашнего хозяйства госпожи Ханикатт

Каролина вновь ощутила себя полной жизненных сил. Поездка в Лиденхолл, против которой столь категорично возражал Бек, все-таки пошла ей на пользу. Она не собиралась туда ехать, попросту не хотела этого делать – ничего менее романтичного, чем поездка на рынок, ей и представить-то было трудно. Но тут к ней нагрянул с визитом мистер Морли со своими сестрами, и Каролина, в попытке отделаться от них, заявила, что должна отправиться с новой служанкой в Лиденхолл, рассчитывая добиться своего. Увы, к вящему ее разочарованию, мистер Морли сказал, что с радостью составит ей компанию, и, повернувшись к своим сестрам, поинтересовался, не нужна ли им говядина.

День для нее выдался крайне утомительным физически, поскольку она еще не полностью оправилась от своего недуга, да и в эмоциональном плане тоже, поскольку ей было трудно изображать застенчивость на протяжении столь длительного времени. Но в результате Каролина осталась вполне довольна тем, что ноги исправно послужили ей. Все говорило о том, что вскоре она вновь сможет пуститься в пляс.

Еще одним замечательным результатом поездки в Лиденхолл стала встреча с принцем Леопольдом, рыщущим по рынку с таким видом, словно он и впрямь разбирался в птице. Только не домашней, в чем он с настойчивостью, достойной лучшего применения, пытался ее уверить.

Каролина видела, что он беседовал с Анной Марбл. Заметила она это совершенно случайно, потому что вдруг увидела, как Молли, служанка из кухни, потерянно бродит меж рядов в гордом одиночестве, и стала озираться по сторонам в поисках Анны. Недолгий приватный разговор принца с ней настолько заинтриговал Каролину, что она сбежала от мистера Морли и его сестер и украдкой двинулась в ту сторону, где приметила принца.

Она знала, что задумали эти двое. Она хорошо изучила мужскую натуру, особенно натуру мужчин, занимавших привилегированное положение. Он оказался повесой! Но вопрос состоял в следующем: что она намерена предпринять по этому поводу?

Она спросила себя, а что сказал бы Бек, узнай он об этой гадкой истории. Правда, Каролина ничего не собиралась рассказывать ему об этом… пока, во всяком случае. На то у нее имелись свои резоны. Во-первых, она не хотела, чтобы Анну уволили. Та оказалась примерной служанкой, а кроме того, Каролина узнала от Марты, что бедная девочка осталась одна-одинешенька. Да и Бек выразился весьма откровенно, когда привел ее в дом: «Рассел не захотел оставить ее в услужении, а мне не нравится, когда молоденьких девушек выгоняют на улицу».

Но Каролина не могла допустить, чтобы эта связь продолжилась. Для принца это будет ни к чему не обязывающая интрижка, а вот бедную Анну она запросто может погубить. Одну вещь о мужчинах Каролина знала совершенно точно: их желания всегда требовали немедленного удовлетворения и были настолько сиюминутными, что мужчины не думали о последствиях того, чего добивались. Они думали только о себе. Собственно говоря, в женщине они видели не личность, а способ удовлетворения своих низменных инстинктов.

Она поняла это, раз и навсегда, сразу же после своего дебюта. Она всегда знала, что красива, но до того вечера даже не отдавала себе отчета в том, насколько. Она купалась в знаках внимания и комплиментах, находя их волнующими и восхитительными. И потом, на каждом приеме и каждом балу она искала одного и того же – восхищения собственной персоной. Ей очень нравилось быть желанной.

Но… совсем скоро Каролина заметила, что внимание, которого она так добивалась, уже не удовлетворяет ее. Она знала, как выглядит и как мужчины смотрят на нее. Она начала понимать, что в ней мужчин привлекает ее почти безупречная фигура, лицо, губы, волосы… короче говоря, ее экстерьер. Внешность. Но только не она сама.

Именно об этом она и заявила Холлис в тот день, когда подруга наведалась к ней, чтобы узнать, как Каролина чувствует себя после болезни.

– Никому, кроме тебя, нет дела до того, что со мной происходит в действительности, – пожаловалась она.

– Это неправда! – возразила Холлис. Она как раз примерила последнюю обновку Каролины – очень красивое платье – и любовалась собой в зеркале.

Каролина сидела в шезлонге, устремив невидящий взор в окно.

– Так оно и есть. Всех интересовало лишь то, как я выгляжу. «О боже, ваши волосы, дорогая, они испорчены безвозвратно?» Или «у вас ужасный серый цвет лица». Или «ваше платье слишком свободное, вы должны что-нибудь съесть!».

– Но ведь это и есть искренняя забота, дорогая, – сказала Холлис. – Вот это платье уж точно не болталось бы на тебе. Право слово, мне трудно в нем дышать.

– Но никто не расспрашивал меня о том, как я себя чувствую, Холлис. Ты единственная спросила, понимаю ли я, что одной ногой стояла в могиле, и каково это – осознавать, что ты при смерти.

Холлис замерла на миг и наморщила нос.

– Знаешь, в твоем изложении все действительно выглядит ужасным. Но мне любопытно, а кого же еще расспрашивать об этом, если не тебя?

– А я о чем говорю! – воскликнула Каролина. – Тебе интересна я сама, а не состояние моих волос. Разумеется, ты можешь спрашивать меня об этом, потому что мы с тобой очень близки. Теперь понимаешь?

Холлис рассмеялась, надевая свое платье через голову.

– Думаю, что лихорадка у тебя еще не совсем прошла, Каро.

У нее не было лихорадки. Она просто не могла ясно и членораздельно выразить то, что чувствовала.

В том, что ее раз за разом постигало разочарование, она была виновата сама. Каролина заключила с собой нечто вроде пари – скольких джентльменов она сможет заставить увиваться вокруг себя? Кто из них спросит у нее, что интересует ее больше всего? Или что она думает по поводу торгового соглашения между Алусией и Соединенным Королевством? Или что-нибудь настолько вразумительное, как, например, сколько лет ей исполнилось, когда погибли ее родители?

Но, по мере того, как шли годы, Каролина начала подмечать некую ущербность в затеянном ею же пари: она продолжала привлекать мужчин, но игра обрела новую остроту. Она использовала ее в качестве предлога, пытаясь скрыть за ней свой страх, потому что не знала сама, что в ней есть такого, что может нравиться другим. А вдруг внутри она не так хороша, как снаружи? А что, если ее уродство заботливо спрятано где-нибудь в самом потаенном уголке ее души и запросто вырвется наружу, если кто-нибудь слишком к ней приблизится? Что, если внутри у нее пустота и этому миру она может предложить лишь смазливую внешность?

К счастью, Каролина обладала достаточным состоянием и знатным происхождением, чтобы позволить себе свою игру, и не слишком усердно занималась поисками ответов. Но Анна подобных привилегий была лишена, и Каролина намеревалась защитить ее.

Ей нужно было хорошенько подумать о том, как применить собственное знание об интрижке принца, а до тех пор, пока она не примет нужное решение, она сделает все от нее зависящее, чтобы не позволить ему открыть охоту на других служанок.

Он был повесой и распутником. Симпатичным и очаровательным, но распутником – самым опасным из всех.

Спустя неделю после поездки в Лиденхолл Каролина почувствовала в себе силы принять приглашение леди Присциллы Фаррингтон и нанести ей визит. Каролина была знакома с Присциллой уже целую вечность. Та вышла замуж в довольно-таки юном возрасте, родила одного за другим троих детей, после чего принялась наблюдать за тем, как ее супруг приумножает состояние Фаррингтонов импортными операциями с хлопком. Недавно он был принят в палату лордов.

Каролине нравилось общество Присциллы. Та обладала легким нравом и всегда была не прочь посмеяться. В последнее время ее заботила все усиливающаяся конкуренция со стороны леди Пеннибейкер, супруг которой тоже получил место в палате лордов.

Присцилла очень хотела заполучить Каролину в модистки ради своего нового платья, потому что такого у леди Пеннибейкер точно не будет. Каролина, пока выздоравливала, сделала выкройку для платья, и теперь ей нужно было подогнать ее по крепкой фигуре Присциллы.

Когда она прибыла на место, ее препроводили в гостиную, где к ней тотчас же бросились четыре собачки, каждая из которых жаждала, чтобы ее погладили по голове. Сама же Присцилла возлежала в шезлонге с еще одним песиком на руках. Изысканно украшенная комната походила на псарню и благоухала соответственно.

– Дорогая! – воскликнула Присцилла, взмахом руки подзывая к себе Каролину, за которой неотступно следовал лакей, державший в руках коробку с муслиновой выкройкой будущего платья. – Ты прекрасно выглядишь! Ты ведь уже выздоровела, не так ли? Но из-за своего недомогания ты ужасно исхудала.

– Временное упущение, – заверила ее Каролина. – Зато я совершенно здорова.

Осторожно переступая через маленьких зверушек, она подошла к Присцилле и поцеловала ее в щеку, после чего расположилась на козетке напротив. Одна из собачек подбежала к ней и встала на задние лапы, положив передние Каролине на колени. Она осторожно отпихнула ее. Собачка повторила маневр.

– Ты должна рассказать мне все! – заявила Присцилла. – Но не сейчас. Ко мне на чай должны вот-вот прибыть Фелисити Хэнкок и Кэтрин Моэм.

В своем приглашении, отправленном Каролине, Присцилла ни словом не обмолвилась о сем факте. Кэтрин Моэм приложила массу усилий, чтобы добиться предложения руки и сердца от принца Себастьяна, а потом так и не простила Элизу за то, что та увела у нее столь ценный приз. Каролина, Элиза и Холлис между собой называли ее Гусыней.

– Как чудесно! – отозвалась Каролина и вновь отпихнула собачонку. Но та оказалась настырной, запрыгнула Каролине на колени, немножко покрутилась на месте и улеглась в ожидании чая.

– Он – новый? – поинтересовалась Каролина, глядя на ковер.

– Разумеется! Его изготовили в Бельгии специально для нас и доставили только на прошлой неделе. Кстати, я тебе не говорила, что Том намерен нанять еще несколько слуг? Но только иностранцев. Чужеземные девушки намного лучше наших, ты не находишь?

Каролине не пришлось отвечать на этот нелепый вопрос, потому что в этот момент в гостиную вошел привратник и доложил о прибытии обеих дам. Леди Кэтрин ворвалась к ним в образе драматической актрисы, намереваясь привлечь к себе внимание публики… пока не увидела Каролину. Она тут же замедлила свой стремительный шаг, растерянно глядя на нее. Фелисити Хэнкок едва не врезалась Гусыне в спину, споткнувшись о край нового бельгийского ковра.

Каролина спихнула собачонку с коленей и встала, чтобы поздороваться с вновь прибывшими.

– Как приятная неожиданность! – воскликнула она, протягивая руки обеим женщинам.

– Леди Каролина, вы вернулись к нам! – сказала Гусыня. – А я подумала, что вы наверняка останетесь подле своего очень близкого друга. Я даже испугалась, что больше мы вас не увидим. Именно так я и сказала, правда, Фелисити?

– Кого вы имеете в виду? – любезно осведомилась Каролина. – Герцогиню и будущую королеву Алусии? Так я скоро увижусь с нею вновь. Я намерена вернуться в Алусию весной. Видите ли, я могу навещать ее в любое время, когда мне только заблагорассудится.

– Еще одно путешествие? – осведомилась Присцилла. – Но Том говорил, что как раз после него ты и заболела. Причем так сильно, что едва не умерла, по его словам.

– Все было не так плохо на самом деле, но все равно спасибо.

– Я хочу услышать каждое слово! – в нетерпении вскричала Фелисити, опускаясь в облаке голубой материи на козетку рядом с Каролиной. – Действительно ли все было так волшебно, как о том писали в газете госпожи Ханикатт?

– Во всех отношениях, и даже более того, – ответила Каролина, что было чистой правдой. Необычайно трудно передать всю красоту и очарование свадьбы словами, поэтическими строками, мазками кисти или сплетнями в газете.

– Расскажи, расскажи нам! – потребовала Присцилла, жестом приказывая лакею подавать чай.

Каролина постаралась не упустить ни малейшей подробности. Она рассказала им, как невероятно огромен дворец и что у Элизы теперь имеются две фрейлины, которые прислуживают ей. Она поведала, что король с королевой осыпали ее драгоценными камнями как нового члена королевской фамилии. Что принц Себастьян безумно влюблен в нее. Каролина приложила все усилия к тому, чтобы у дам появилась масса причин завидовать подруге, и была весьма удовлетворена достигнутым эффектом.

– Я до сих пор не могу поверить в то, что Элиза Триклбэнк вышла замуж за принца, – заявила Присцилла, и в голосе ее прозвучало нескрываемое удивление. – Подумать только, Элиза Триклбэнк!

– А почему бы и не Элиза Триклбэнк? – запротестовала Каролина. – Она лучшая подруга из всех, кого я знаю.

– Потому что это оказалась не ты, Каролина. Если хочешь знать мое мнение, то ты гораздо лучше подходишь для такого брака, чем она.

Что ж, с одной стороны, это была правда. С другой – Элиза заслуживала этого куда больше Каролины. И потому она лишь улыбнулась и пожала плечами:

– Провидение имеет привычку отмеривать каждому по заслугам.

– Да неужели? – ядовито заметила Кэтрин. – Если уж говорить о руке судьбы… как насчет принца Леопольда? Неужели вы не сумели заинтересовать его?

Присцилла и Фелисити захихикали.

– Не сомневаюсь, что я привлекла его внимание, – с деланым равнодушием отозвалась Каролина, чувствуя, как загорелись у нее щеки, и вспоминая, как он буквально пожирал ее взглядом в Лиденхолле. Там, стоя посреди мясного изобилия, она даже испытала нечто вроде возбуждения. – Откровенно говоря, он показался мне занудой.

– Да что вы говорите! – Кэтрин даже отставила в сторону свою чашку. – А я была уверена, что, вернувшись, вы станете рассказывать нам о том, что он превратился в вашего бессловесного раба.

– С чего это вдруг вам пришла в голову столь дикая мысль?

– С чего? Потому что ты сама так говорила, дорогая, – мягко напомнила ей Присцилла. – Помнишь? Ты говорила, что он был от тебя без ума, и даже досадовала, что тебе приходится пресекать его ухаживания, когда в зале было столько других джентльменов, с которыми ты желала бы свести знакомство в Хеленамаре.

Румянец на щеках Каролины стал жарче. Иногда она бывала чересчур самоуверенной. Она и впрямь вспомнила, что говорила нечто в этом роде как-то вечером за очередным бокалом вина, который явно был лишним.

– Я никогда не говорила, что мне приходилось отваживать его, – презрительно фыркнула она.

– Говорила-говорила, – заявила Фелисити. – Ты даже показывала нам, как отталкиваешь его, – продолжала она и сделала движение руками, словно отпихивала что-то от себя на уровне груди. – Ты явно сочла его надоедливым.

Каролина вдруг пожалела о том, что в руках у нее нет веера. Хотя… она ведь может посетовать на то, что лихорадка еще дает о себе знать. Правда, особого смысла в этом не было – она ведь действительно любила прихвастнуть. В таких случаях Бек говорил, что ее переполняет чувство собственного величия. Правдой было и то, что еще до отплытия в Алусию она выражала твердую уверенность в том, что принц падет к ее ногам. Но этого не случилось, и теперь ей оставалось лишь спрашивать себя, а не растеряла ли она свое очарование. Ей ведь исполнилось уже двадцать шесть, и она потихоньку приближалась к возрасту старой девы, а красавчика-принца ее служанка интересует куда больше, нежели она сама.

– И все-таки, что же там произошло? – с радостным воодушевлением осведомилась Кэтрин. Чрезмерным, на взгляд Каролины.

– Я сочла его занудой, только и всего. Кроме того, в конце лета будет официально объявлено о его обручении с наследницей из Веслории. Все уже договорено.

Все три дамы перестали хихикать и во все глаза уставились на нее.

– В самом деле? – не веря своим ушам, переспросила Фелисити. – Договорено? Но… но я слышала, что сейчас он пребывает в Лондоне и опять пустился во все тяжкие.

– Разумеется, – фыркнула Присцилла. – А чем же еще ему заниматься, как не прожигать молодость? К нему выстроилась очередь из желающих быть представленными. Он далеко от дома и потому может вытворять все, что в голову взбредет.

– Но… он и мистер Фрейм на этой неделе заходили в публичный дом! – драматическим шепотом сообщила Фелисити. – Я слышала, что он взял с собой женщину.

Каролина вперила в Фелисити неверящий взгляд:

– Прошу прощения, он что сделал?

– Взял ее, – повторила Фелисити. – Он ушел из заведения… с какой-то женщиной.

– И куда он ее повел? – осведомилась Кэтрин.

– Сама знаешь, – ответила Фелисити и порозовела. – В свой… замок или что там у него есть.

Каролина внезапно ощутила горечь разочарования. Она не зря считала его распутником, но это было уже за гранью.

– Ты уверена, Фелисити? Быть может, ты что-либо не так расслышала?

– Да, уверена! Сестра мистера Фрейма – моя близкая подруга, и это она рассказала мне обо всем. Она даже сильно повздорила со своим братом из-за этого, рискуя испортить себе Рождество.

– До Рождества еще несколько месяцев, – заметила Кэтрин.

– Это лишь означает, что ссора вышла по-настоящему крупная.

Кэтрин перевела взгляд на Каролину.

А той оставалось лишь приложить максимум усилий, чтобы ничем не выдать своего разочарования.

– Что ж, я ничуть не удивлена, – сказала Каролина. Он – принц, к тому же вскоре его ждет обручение, невзирая на его поведение. Но я бы не хотела, чтобы моя дочь имела с ним что-либо общее.

– Пожалуй, вы имели в виду себя, а не свою дочь? – насмешливо улыбаясь, заметила Кэтрин.

– После борделей и служанок? Ну уж нет! – чопорно отозвалась Каролина.

– Служанок! Каких еще служанок? – полюбопытствовала Присцилла, поднимая крышку коробки и вынимая оттуда выкройку, изготовленную Каролиной.

Она ведь не собиралась произносить этого вслух. Она ведь не собиралась выдавать все его тайны, особенно те, что касались ее дома. Встав с места, Каролина подошла к Присцилле.

– До меня дошли слухи, что время от времени он заводил интрижки со служанками, только и всего.

– В чьем доме? – не унималась Присцилла, на лице которой отобразилось негодование.

– Не знаю, право слово. – Каролина развернула муслиновую выкройку. – Я имею в виду, что принц он лишь номинально. Ему больше подойдет определение «распутник».

– Но это уже ни в какие ворота не лезет, – заявила Кэтрин, тоже поднимаясь на ноги, чтобы получше рассмотреть выкройку.

От Каролины не укрылось, какими взглядами обменялись Кэтрин и Фелисити. И это ей очень не понравилось. Эти взгляды были полны осуждения. Вот только кого они осуждали – ее или принца? Впрочем, какая разница – принц Леопольд намеревался совратить ее служанку, и Каролина преисполнилась негодования и ревности, а также почувствовала внезапную усталость. А еще ей хотелось поскорее забыть о нем. И более не иметь с ним никаких дел.

– Я должна рассказать об этом леди Монтгомери, – провозгласила Присцилла. – Она ни за что не потерпит подобного скандала на своем балу. Вы знаете, какая она.

Каролина поняла, что наговорила много лишнего.

– Знаю, – согласилась она. – Быть может, не стоит расстраивать ее досужими сплетнями.

– Каролина! Это ты скроила платье? – полюбопытствовала Фелисити.

– Я.

– Просто поразительно! А ты не сделаешь еще одно – для меня? – попросила та.

– О, дорогая, ты просто должна! – подхватила Присцилла и, чтобы расправить и приложить к себе муслиновые рукава, передала Каролине собачку, которую держала на руках.

Уходила Каролина из гостиной Присциллы, имея в кармане еще два заказа. Правда, оба для Фелисити. Кэтрин Моэм с завистью пожирала платье глазами, но так и не смогла заставить себя попросить Каролину сделать выкройку и для нее.