Глава 17
…весь Лондон радуется возвращению солнышка на наши небеса, но многие уже успели отбыть в деревню. Как ожидается, в Сассексе лорд Хок намерен впервые представить на суд почтенной публики свою новую скаковую лошадь из Алусии на скачках «Четыре угла». Говорят, что он перевез ее в Арундель, где она и останется до окончания сезона скачек.
Послеполуденный чай в доме миссис Мориарти получился весьма примечательным оттого, что туда прибыла некая особа, облаченная в утренний халат. Уважаемые дамы, всегда следует помнить о необходимости одеваться соответствующим образом, чтобы не превратиться в ту, которую запомнят все остальные, но совсем не по той причине, о которой вы мечтаете.
Дамская газета мод и домашнего хозяйства госпожи Ханикатт
Аугуста, леди Норфолк, пребывала в крайне дурном расположении духа, что, впрочем, в ее положении было извинительно. Находясь на последнем месяце беременности, она жаловалась на то, что не может влезть ни в одно платье, что у нее болит спина и что она ненавидит своего супруга.
– Аугуста, – сочувственно улыбнувшись, сказала Каролина. – Ты ведь на самом деле любишь Генри.
Примерив на подругу сшитое специально для нее платье, она убедилась, что сделала его недостаточно просторным. Вина за ошибку целиком и полностью лежала на ней – просто она до сей поры еще не видела вблизи огромный живот беременной женщины, а тот оказался… довольно-таки велик. Собственно, Каролина даже встревожилась, уж не носит ли там Аугуста двойню или даже тройню. Он был настолько огромен, что вместил бы целую деревню.
Аугуста тем временем развалилась в кресле, широко расставив ноги. Каролина же неспешно подошла к высокому окну, чтобы полюбоваться просторной лужайкой внизу. День выдался на удивление солнечным, и ей отчаянно хотелось оказаться на свежем воздухе вместе со всеми остальными. Бек и Норфолк расположились в садовых шезлонгах, словно парочка деревенских джентльменов. Под деревом сиделка качала ребенка Аугусты, которому едва исполнился годик. А на открытом месте принц – Леопольд – скакал и дурачился с двумя ее младшими дочерьми и резвой черно-белой собачонкой.
Кажется, он даже получал удовольствие от столь невинной забавы, заливисто смеясь вместе с девочками и подначивая их сыграть с ним в догонялки. Каролина попыталась представить его вместе с детьми, которых выносит для него леди Евлалия. С маленькими принцами и принцессами, которые будут так похожи на него.
У нее это плохо получалось, потому что вдруг защемило сердце.
Она рассеянно поднесла кончики пальцев к губам и вновь, в который уже раз, вспомнила тот потрясающий поцелуй в карете. Принц ведь был таким нежным и предупредительным, и это нисколько не напоминало ту отчаянную страсть, которую она явила ему. Тем не менее она буквально расцвела и потянулась к нему. Она чувствовала, что раскрывается, словно цветок, требуя большего. Он был нужен ей весь, целиком.
Господи милосердный! Быть может, Бек прав и ей действительно пора замуж. Она вела себя как озабоченная вертихвостка, мечтая о том, чего не будет никогда. Каролина отнюдь не была святой – ее целовали, ласкали и не только. Но она неизменно сознавала ценность своей добродетели и необходимость беречь ее. Ее мать всегда говорила, что великие семьи сохраняют свой статус благодаря наследникам, их моральным принципам и благородству. Она неоднократно предостерегала Каролину, чтобы та не натворила чего-нибудь такого, что могло опозорить фамилию Хок. «Мужчине могут простить любые ошибки, – говорила она. – А вот женщине придется нести свой позор до могилы».
По какой-то причине эти слова, сказанные матерью, которую она потеряла много лет тому, навсегда запали ей в душу. У нее уж точно имелась масса возможностей навеки опозорить фамилию. Но вот давеча в карете она впервые задумалась об этом всерьез.
– Куда ты смотришь? – поинтересовалась Аугуста.
– На твоих дочерей и супруга внизу, на лужайке.
Аугуста испустила вздох, больше похожий на истерический всхлип. Каролина тут же отвернулась от окна.
– С тобой все в порядке? – спросила она.
– Да, – ответила подруга, но потом покачала головой. – На самом деле нет. Генри избегает меня с тех пор, как стало ясно, что я на сносях.
Каролина рассмеялась и жестом указала на окно:
– Но он здесь, дорогая. И никуда не исчез.
– Он избегал меня последние четыре месяца беременности, когда я носила Мэри. Стоило ему обнаружить, что я опять беременна, как все повторилось. Телом он здесь, – мрачно заключила Аугуста. – А душой – нет. К тому же он меня презирает, когда я пребываю в таком состоянии. – Из уголка глаза у нее выскользнула одинокая слезинка. – Он заключил какое-то соглашение о поставках товара на экспорт и, в качестве одного из условий, привел домой судомойку. Представляешь? Она была частью этого соглашения. Это уже не в первый раз, кстати, когда он прячет девушек на половине слуг. От последней, правда, мне удалось избавиться.
Каролина была поражена до глубины души.
– На что ты намекаешь?
– А ты как думаешь? – со слезами в голосе откликнулась Аугуста.
– Нет, Аугуста, – сказала Каролина, подходя к подруге. – Это неправда! Он по-прежнему без ума от тебя.
– Не рассказывай мне сказки, Каролина! Я прекрасно знаю, как он относится ко мне и что происходит на самом деле.
Каролина подозревала, что и ей это известно. Вчера вечером, после приезда, Генри умыкнул Бека и принца, как если бы Каролины и Аугусты попросту не существовало. Когда же она попыталась расспросить Бека о том, что происходит, тот лишь отмахнулся, заявив, что все это оттого, что Аугуста не желает иметь ничего общего с Леопольдом. Дескать, неужели Каролине захочется сидеть сиднем в компании джентльменов, когда они курят сигары и разговаривают о сугубо мужских делах?
– И что же это за мужские дела? – пожелала узнать она.
Бек нахмурился:
– Это тебя не касается. Дай волю своему воображению, Каро. – Постучав ей пальцем по лбу, он удалился, оставив ее прозябать в обществе несчастной Аугусты.
– Платье просто чудесное, – заявила Аугуста, поглаживая пальцами украшенную вышивкой планку.
– Это Марта вышивала. Она многому меня научила, – сказала Каролина. – Она обшивала тесьмой карманы, пока я обметывала подол.
– Я и представить себе не могла, что в тебе кроются подобные таланты, – пробормотала Аугуста.
Каролина рассмеялась:
– Я тоже. Но прошлым летом я так и не смогла отыскать модистку, которая сумела бы сшить шлейф для платья по алусианской моде. А так как я всегда недурно управлялась с иглой, то решила попробовать. Все оказалось совсем не так трудно, как представлялось, – пояснила она, пожав плечами.
Дверь в салон отворилась, и вошла молоденькая служанка, держа в руках поднос с принадлежностями для чаепития. Она споткнулась, и заварочный чайник задребезжал, ударившись о блюдце.
Аугуста метнула на нее один-единственный взгляд, и лицо ее потемнело.
– Ради всего святого, осторожнее!
Каролину неприятно удивила эта ее резкость. Она еще никогда не слышала, чтобы подруга так разговаривала со слугами.
– Прошу прощения, миледи. – Молодая женщина говорила с легким акцентом и явно до смерти боялась Аугусты.
Опустив поднос на стол, она прошла совсем близко от Каролины, чтобы забрать использованный бокал. И тогда Каролина кое-что заметила – крошечное пятнышко зелени у нее на воротнике. Что это – простое совпадение или девушка – веслорианка?
– Вам нужно что-нибудь еще, миледи?
– Нет. Оставь нас, – холодно распорядилась Аугуста.
Служанка чуть ли не бегом выскочила из комнаты, а когда Каролина обернулась к подруге, спрашивая себя, как она должна отреагировать, Аугуста вновь удивила ее, горько расплакавшись.
– Аугуста! – вскричала Каролина и, подбежав к ней, опустилась подле подруги на колени, а потом взяла ее руку в свои. – Ради всего святого, что тебя тревожит?
– Это она, – проговорила сквозь слезы Аугуста. – Это – та самая девчонка, горничная, с которой спит Генри.
– Ты наверняка ошибаешься, Аугуста. Я уверена, что произошло обычное недоразумение. Генри никогда бы так не поступил с тобой.
– Неправда! Он думает, что я ничего не знаю, но они все только и говорят об этом. Слуги шепчутся за моей спиной, и я слышу их пересуды. Она спит в комнате рядом с кухней, и вот уже два раза я видела, как он поднимается по лестнице в кухню в одной пижаме. Ко мне он не приходит – он ходит к ней.
– Аугуста, – мягко проговорила Каролина. Но она не могла найти нужных слов, которые значили бы хоть что-нибудь. То, о чем рассказывала Аугуста, было самым худшим из всего, что она могла себе представить, и, пожалуй, именно тем, чего она и ожидала. – Я не… Мужчины… они такие животные, – наконец высказалась она, будучи не в состоянии подобрать эпитет для герцога Норфолка.
– Вот почему я не желаю видеть его здесь, – всхлипнув, пролепетала Аугуста. Слезы катились у нее по щекам.
– Генри?
– Нет, принца! Ты была права насчет него, Каролина. Он – сущий бабник и дурно влияет на Генри. Они ведь дружили в школе. Так что знакомы они очень давно. А после твоих слов я начала задумываться. Они бывают на охоте, вместе посещают мужские клубы. Я слыхала, что принц наведался даже в бордель, после чего увел оттуда девушку, – шепотом заключила она. – И, скорее всего, потащил туда и Генри.
Каролина во все глаза уставилась на Аугусту. У нее не нашлось ни единого слова в защиту принца. До нее дошли те же самые слухи, но он не производил на нее впечатления человека, способного вовлечь других в свои мерзкие деяния.
– Мне очень жаль, Аугуста, – только и сказала она.
Аугуста немного повозилась в кресле, прижала к груди подушку и, уткнувшись в нее носом, дала волю слезам.
Каролина медленно выпрямилась и подошла к окну, глядя на буколическую сцену внизу. Генри спит с этой совсем еще юной служанкой? Леопольд тащит друзей в бордель? Она нашла его взглядом. Он выглядел так естественно, в нем не чувствовалось фальши. Сейчас он сидел на траве, вытянув ноги перед собой, и девочки карабкались на него, как на гору. Глядя на него, было невероятно трудно представить его другую сторону. Еще труднее было понять, что заставляет мужчину вести себя подобным образом. В животе у нее образовался ледяной комок. А вдруг он целовал этих молодых женщин так же, как целовал ее? И не улыбался ли он им так же, как улыбался ей?
Долгий день в обществе Аугусты подошел к концу, когда та заявила, что у нее раскалывается от боли голова, а потом отправила к супругу служанку с сообщением, что не выйдет к ужину. После этого Каролине ничего не оставалось, как ужинать одной в компании троих мужчин. Собственно, такое положение вещей устраивало ее как нельзя лучше. Ради такого случая она даже привезла с собой великолепное зеленое платье, еще три месяца тому назад выглядевшее простым, но теперь оно было снабжено новым прелестным шлейфом – нет, правда, алусианки носят их чересчур длинными, – а также изрядно переделанным вырезом на груди, который спускался куда ниже обыкновенного. Она рассчитывала оказаться в центре всеобщего внимания и обожания, как бывало всегда, но сегодня вечером она чувствовала себя не в своей тарелке. Она более не жаждала мужского внимания и обожания. Больше всего на свете ей хотелось оказаться дома в окружении отрезов материи, иголки с ниткой и своего воображения. Господи, под тиканье часов она стремительно превращалась в старую деву!
Горничная, которую к ней приставили, оказалась изрядной болтушкой. Она сказала, что ее зовут Джейни. Пожалуй, ей вряд ли было больше шестнадцати. Примерно столько же, сколько и той, другой девушке.
Джейни не стеснялась в выражении восторгов по поводу платья Каролины и ее внешнего вида. Когда выяснилось, что она вообще любит поболтать, Каролина тут же этим воспользовалась. Глядя на себя последний раз в зеркало, она сказала:
– Здесь есть еще одна служанка, молодая женщина с темными волосами.
– Ой, здесь очень много служанок, мадам! Арундель – самый большой замок, который я когда-либо видела. Намного больше Виндзора. Так говорит Адам. Он работает на конюшне и бывает с герцогом и герцогиней в Лондоне, чтобы заботиться о лошадях.
– Да, поместье действительно очень велико, – согласилась Каролина. – Но эта девушка… кажется, она – веслорианка?
– А-а, Жаклин! Да, она приехала из самой Веслории. Не пробыла в Лондоне и двух недель, когда герцог привез ее сюда. Она пока еще даже не освоилась здесь.
– Могу себе представить, что все здесь для нее и впрямь внове, – мрачно заключила Каролина.
Она не представляла, как будет смотреть герцогу в глаза сегодня вечером, зная о том, что он сделал, – привез сюда совсем еще юную эмигрантку, чтобы она удовлетворяла его нужды, пока его супруга вынашивает их четвертого ребенка.
Спускаясь к ужину, Каролина пребывала в подавленном расположении духа и была сама на себя не похожа. Бек нахмурился, глядя, как она входит в гостиную, что было вызвано, вероятно, ее уж очень откровенным декольте. Но Каролина предпочла не заметить его недовольства. Он должен быть благодарен ей уже за то, что она не спит с лакеем, как его друг-герцог, и не подбивает своих подруг отправиться на поиски приключений в бордель, подобно его приятелю-принцу.
– Вино, мадам? – обратился к ней с вопросом лакей, предлагая ей поднос с напитками, пока Бек перенес все внимание на герцога.
В дальнем конце огромной комнаты, больше похожей на подземный грот, восседал в кресле Леопольд, держа на коленях раскрытую книгу.
– Благодарю. – Она взяла бокал с подноса, подошла к окну и стала любоваться тем, как заходящее солнце окрашивает в мягкие золотистые тона вечерний пейзаж.
В одиночестве она пробыла совсем недолго и вскоре ощутила чье-то присутствие. Оглянувшись, она приветствовала принца слабой улыбкой. Она ничего не могла с собой поделать – его взгляд будоражил ей кровь, вызывая лихорадку и жар во всем теле. Что с ней не так, если ее так влечет к этому отъявленному повесе?
– Добрый вечер, леди Каролина.
– Добрый вечер, Ваше Высочество.
– Вы выглядите… – Он окинул ее долгим взглядом с головы до ног. – Право слово, превосходно, – сказал он наконец.
Но глаза его говорили кое-что еще. Или, быть может, она лишь вообразила себе это, поскольку желала, чтобы он имел в виду нечто большее. Проклятье, она сама не знала, чего хочет от этого мужчины! Чтобы он оставил ее в покое или заключил в свои объятия?
– Леди Норфолк присоединится к нам? – осведомился он.
– Не думаю, – отозвалась Каролина, вновь перенося все внимание за окно.
Он подошел и остановился рядом с нею, тоже глядя наружу. Несколько долгих мгновений оба молчали. Хотя не исключено, что минул лишь краткий миг. Каролина потеряла счет времени – его присутствие подавляло ее.
– Вы любите детей, – проговорила она наконец.
– Прошу прощения?
– Я видела, как вы давеча играли с девочками.
– А-а, да. – Он повернулся спиной к окну, чтобы видеть ее лицо. – Я действительно люблю детей, причем очень сильно. А вы?
– Да. – Она провела пальцем по кромке своего бокала. – Вы никогда не думали о том, чтобы обзавестись своими собственными? На кого они будут похожи?
Он как-то странно улыбнулся, глядя на нее.
– А вы знаете, думал. По-моему, в какой-то момент об этом думают все, не так ли?
Кроме нее. Она полагала, что когда-нибудь дети у нее появятся, но подобная перспектива представлялась ей очень уж отдаленной, и она никогда особо не задумывалась о том, на кого они будут похожи или кем будут.
– Что ж… я желаю вам с леди Евлалией иметь много счастливых и здоровых детей.
Лицо Леопольда окаменело. Вся его веселость моментально растаяла.
– Да, – пробормотал он и отвел глаза.
Каролина тут же раскаялась в том, что сказала это. Она вовсе не намеревалась быть грубой, напротив, она всего лишь хотела проявить вежливость. Но, учитывая поворот, который приобрело их знакомство, в этих словах прозвучали… обида и раздражение. А ведь она всего лишь выразила то, что было у нее на уме. Что вдруг стало занимать все ее мысли.
– Извините меня…
– Не стоит извинений, – сказал он. – Все верно. – Он снова обратил на нее взгляд и грустно улыбнулся. – Мне не доставляет радости союз, которого я не искал.
Она удивилась тому, что он сделал такое признание ей. Разумеется, он не искал такого союза – но принцам не дозволяется жениться по своему усмотрению. Прошло совсем немного времени с тех пор, как был принят закон о королевских браках, который прямо запрещал членам королевской фамилии сочетаться браком с теми, кто был признан недостойным такой чести. Собственный брат Леопольда изрядно рисковал, остановив свой выбор на Элизе – отец, при желании, мог лишить его инвеституры и сана.
Она вдруг ощутила непривычный прилив симпатии к Леопольду. Как это, должно быть, ужасно – всю жизнь знать, что, пожалуй, самые важные отношения в твоей жизни зависят отнюдь не от твоего выбора.
– Полагаю, браки редко оправдывают наши ожидания.
Он ответил ей рассеянной улыбкой, затем перевел взгляд на свой бокал и спросил:
– А что насчет вас, леди Каролина? Есть ли у вас на примете партия, которую вы ищете? Тот, в браке с которым желаете зачать детей?
Она покачала головой:
– Разумеется, когда-нибудь я бы хотела иметь детей. Но, если уж быть совсем откровенной, не думаю, что это случится.
Он ухмыльнулся, как если бы разговаривал с ребенком, пусть и развитым не по годам.
– Почему же нет?
– Честно говоря, не знаю, но, когда я пытаюсь представить себе будущее, то вижу только себя и Бека. – Она улыбнулась, стыдясь того, что сказала правду. – Мы – странная парочка, мой брат и я.
– Обстоятельства имеют обыкновение привязывать братьев и сестер друг к другу. Для меня и Баса это клетка, в которую мы оказались заключены как сыновья короля. Для вас с Беком, я бы сказал, это трагическая потеря родителей в столь юном возрасте.
Это была правда, а принц оказался весьма проницательным – они с Беком и впрямь всю жизнь были неразлучны. Когда умерла их мама, Беку исполнилось всего четырнадцать, а отец умер задолго до этого.
– Как дела у леди Норфолк? – поинтересовался он.
– Она… – В отчаянии. Раздавлена. Каролина покачала головой. Она вдруг поняла, что ее обуревают прямо противоположные чувства. – Она находится на последнем месяце беременности.
– Ага. Быть может, после того, как я завтра уеду, ей станет легче. – Оглядевшись по сторонам, он негромко сказал: – Вчера вечером я слышал, как они ссорились, посему я вполне представляю, что она обо мне думает.
– Боже. – Если Аугуста была с супругом столь же откровенна, как и с нею, то Леопольд знает все. – Думаю, что она сможет успокоиться только после рождения ребенка. Сейчас она сама не своя.
Он отсалютовал ей своим бокалом с вином:
– За здоровье леди Норфолк.
– За ее здоровье. – Она коснулась своим бокалом его, и взгляды их встретились – и оба не стали отводить глаза. Казалось, во всем мире они остались только вдвоем. Она буквально ощутила, как завибрировал воздух между ними – в точности так, как случилось в экипаже, когда он поцеловал ее. На щеках у нее заалел предательский румянец.
Очарование момента разрушил дворецкий, который, войдя в комнату, громогласно доложил его светлости милорду герцогу, что ужин подан.
– Прекрасно, – бросил Норфолк и быстрым шагом пересек комнату, чтобы предложить Каролине свою руку. – Вы позволите?
В обеденной зале Каролину усадили напротив Леопольда. Она быстро утеряла нить разговора – речь зашла о скачках, разумеется. То и дело поднимая глаза, она ловила на себе взгляд Леопольда. Она же смотрела, как он смеется и поддразнивает своих друзей и как уважительно предлагает совет и свои соображения, когда его об этом просят. Кто же этот человек на самом деле? Тот же самый мужчина, что забрал девушку из борделя для удовлетворения своих потребностей? Чем дольше она находилась рядом с ним, тем больше уверялась в том, что она его совершенно не знает.
Она ничего не могла с собой поделать и беспрестанно, пусть и украдкой, поглядывала на него. В трепетном свете свечей она без конца спрашивала себя, а что, если…
Что, если, что, если, что, если.