Подменная дочь

Интерлюдия

Вечерняя заря царствовала над городом, улицы пустели, воздух после краткого ливня холодил тело. Два постоянных посетителя ресторана «Небожителей», заняв привычный номер, приняли решение остаться в нем на ночь: покидая заведение в столь поздний час, можно попасть на глаза городской страже, что для обоих было совсем ни к чему. Долгожданная встреча затянулась, но желания прекратить общение ни один из собеседников не выказывал — уж больно тема была увлекательная.

— Дорогой мой Вэй-ди, ты меня заинтриговал этим Ю Леем! По твоим словам, парниша просто гений, однако ты ничего о нем толком не знаешь. Я удивлен! Безусловно, то, что он пишет, занимательно, при чем, как в романах, так и в этих проектах. Мне даже в голову никогда не приходило посмотреть на учебу в Академии под таким углом. И этот, туристический, да? Бизнес, где деньги можно делать в прямом смысле из воздуха. Очень интересно! Я обязательно покручу эту мысль, пройдусь по городу, поспрашиваю… Ведь может получиться! Императору точно понравится — он гордиться столицей, следит за деятельностью градоначальника не в шутку. Если подать эту идею правильно…

— Цзян Чан Мин, только попробуй украсть идею парня, я тебя не прощу! Дружбе нашей тогда конец! — раскрасневшийся от выпитого Ли Вэй погрозил приятелю пальцем. — Я не шучу, друг. Не хочу обидеть и оттолкнуть от себя талантливого человека. Ты же подтруниваешь надо мной? Даже я, далекий от деловой сферы человек, оценил его способности не только в литературе, а уж ты-то, с твоими мозгами дельца, должен понимать его ценность. А он не простит воровство идеи, сам — отдаст, я уверен, а вот так… Исчезнет и все. Лучше скажи, что думаешь насчет путеводителя? Стоит издать дорогой вариант, с рисунками от руки, цветными, или подешевле, с черно-белой печатью, а? И преподнести ли императору или не рисковать? Наше литературное сообщество оценило положительно сам текст, много цитат поэтических набрали и вставили в нужные места; студенты, благодаря твоей премии, уверен, будут готовы копировать лучшие варианты иллюстраций хоть десятками, лавочник Ван ждет текст для тиражирования, а я все никак не определюсь. Еще и автор уехал куда-то по делам, сказал, что оставляет все на мое усмотрение. Помоги мне, брат!

Собеседник Вэя, красивый статный молодой человек, богато одетый обладатель точеного профиля, четко-очерченных чувственных губ и ярких миндалевидных глаз, потягивал вино, вольготно расположившись на диване, слушал монолог приятеля и думал о сказанном. Они давно не виделись, и за несколько часов академик вывалил на молодого господина Цзян такую кучу необычной информации, что даже привыкший ее обрабатывать пытливый ум предпринимателя находился в некотором замешательстве.

Совсем не так Чан Мин представлял себе их рандеву: думал, выпьют, как прежде, расслабятся, поделятся новостями и планами, посплетничают о знакомых, пожалуются на семейные склоки, карьерные проблемы. Вместо этого неспешного общения Ли Вэй только и говорил о новом знакомце да восхвалял его таланты! Чан Мин даже слегка приревновал закадычного друга: раньше младший уделял столько внимания только ему.

Цзян Чан Мин и Ли Вэй были друзьями детства, вернее — или вместе с тем — спасителем и спасенным, связанными долгом жизни. Хотя они уже много лет не считались между собой, но факт оставался фактом: молодой аристократ Цзян был обязан крестьянскому сироте Ли своим спасением из волчьей ямы.

Случайно упав в замаскированную ловушку, он просидел в ней больше суток поздней осенью и, если бы не забредший вглубь леса за хворостом деревенский мальчишка, вряд ли бы выбрался сам или дождался помощи от посланных на его поиски работников отцовского поместья. Тем более, что дерзкого неслуха-бастарда, отправленного из столицы мачехой на перевоспитание в деревню, по ее указанию, особо и не искали, потому как и не воспринимали хозяином, за которым надо следить и о котором надо заботиться. Ну, и сгинул бы, невелика потеря!

Ли Вэй тогда был тощим оборванцем, чья судьба походила на судьбу Чан Мина с той лишь разницей, что будущий ученый был законным наследником умершего от болезни второго сына старика Ли из деревни Фучен. А так имелась и недовольная его существованием мачеха, и сводные братья, и их нелюбовь к слишком умному родственнику, предпочитающему чтение книг дракам с ровесниками-соседями.

С превеликим трудом вытащив из глубокой, с осыпающимися чуть что краями, западни ослабевшего, но тяжелого парня немного старше себя, Ли Вэй вытащил и билет в новую жизнь: молодой господин Цзян предложил деревенщине стать его слугой — для всех, и другом — между собой. И ни разу с тех пор не подвел ни словом, ни делом.

В лесу мальчишки пробыли еще два дня: Цзян простыл, и Ли пришлось дотащить его до тайного убежища–небольшой хижины под горой, куда парень сбегал от приставучих родственников или отлеживался после побоев. Очаг, ручей, птичьи яйца и травы, в которых немного разбирался Сяо Вэй, вернули Мина-гунцзы в мир живых, а потом друзья «обрадовали» своим возвращением родню с обеих сторон.

Бастард, как всегда называла его мачеха, Чан Мин на самом деле был признан отцом и внесен в родословную клана императорских конюших вместе с другими детьми Цзян, поэтому учился и воспитывался в столице наравне с ними.

Однако, из-за частого отсутствия в усадьбе главы семьи, мачеха всячески пакостила пасынку, провоцируя у того злость и раздражение, которые выплескивались на окружающих, что, естественно, становилось известно старейшинам. Чан Мин дерзил — его наказывали, снова дерзил — снова наказывали, пока, в очередной отъезд отца, не сослали в деревню, где он чуть не погиб.

Тогда, сидя в яме и почти потеряв надежду выбраться, юноша много думал и дал зарок: если выживет, станет учиться всему, что поможет набраться ума, сил и власти, чтобы никто больше не мог угрожать ему или что-то диктовать. Он будет, стиснув зубы, тренировать тело, запоминать многостраничные тексты, льстить старейшинам и мачехе, чтобы отвести подозрения и притупить их бдительность, будет искать способы заработать денег, чтобы его не попрекали одариваемыми семейными благами… Он станет сильным, с ним будут считаться!

Так и случилось: десять лет спустя никто в семье Цзян не смел задевать Чан Мина или требовать от него больше, чем он соглашался дать. К двадцати годам парень зарекомендовал себя лучшим наездником среди аристократов столицы, опытным тренером-лошадником и ветеринаром, получил от отца право распоряжаться собой, сдав императорский экзамен в двадцатке лучших (мог бы и в десятку войти, но сознательно занизил свой потенциал), отказался от стези чиновничества, направив способности на развитие собственного бизнеса.

Молодой Цзян, обаятельный и рисковый, ходил в караванах на запад и север (гнал оттуда табуны лошадей для имперской армии), торговал шелком и драгоценными камнями, выискивал редкости у морских пиратов, держал ткацкую мастерскую, где изготавливали кэсы — многоцветные тканые картины, создаваемые на маленьких ручных станках из шёлка-сырца — в основе и разноцветных шёлковых нитях — в утке.

Были у него и магазины, доли в некоторых ресторанах, кораблях и даже — в охранном агентстве Чжан. С течением времени и благодаря накопленному опыту он мог быстро определять перспективы идей, вещей и людей, что помогало в делах.

Свои первые десять тысяч таэлей он выиграл в шестнадцать лет у сына министра общественных работ, когда на спор переплыл озеро Тайху. Скандал был знатный, сынка министр бил собственноручно после выговора в суде, но свидетели подтвердили, что спор затеял проигравший, при чем, подначивая оппонента, оскорблял не только Мина, но и его семью — для пущей важности, должно быть. Сына опозоренный министр отправил в армию, а Мина больше никто не задевал.

Ли Вэй был слугой, товарищем по учебе, помощником в делах. Единственное, что не давалось будущему ученому — физические нагрузки в равном объеме. Поэтому друзья пошли разными дорогами: Мин — в бизнес и приключения, Вэй — в академию, сумев войти в первую десятку на императорском экзамене. Парень действительно был книжным червем!

Чан Мин не возражал и поддерживал бедного сироту морально и материально, несмотря на сопротивление последнего. Им в обществе даже приписывали «нетрадиционные» отношения, но на самом деле молодые люди считали себя братьями и семьей, а слухи использовали, чтобы избежать матримональных планов родни в отношении себя.

Оба парня уже давно вошли в брачный возраст, но расставаться со свободой не спешили: одного больше привлекали путешествия и приключения, приносящие как впечатления, так и деньги, второго — академическая карьера и укрепление финансового положения.

И оба не желали связывать себя узами брака с неизвестной женщиной, опираясь лишь на мнение родни или социально-экономический статус претендентки. Внешне, по большей части, отстраненные и холодные, они мечтали о тепле семейного очага, коего были лишены в детстве и юности, о ласке и заботе близкого по духу существа, уюте и гармонии в доме, которого пока не имели.

Чан Мин давно подолгу не оставался в особняке отца, где за ним все еще сохранялся дальний павильон, предпочитая жить в купленном в пригороде столицы небольшом поместье или ночевать в одном из своих магазинов в городе: второй этаж он оборудовал под личные нужды.

Ли Вэй вообще жил на территории академии, копя деньги на собственный угол. Потребности в общении с родней молодые люди не испытывали, ограничиваясь визитами в праздники (Чан Мин) либо вообще не поддерживая связь (Вэй сумел выйти из рода покойного отца, когда поступил на службу к молодому господину Цзян).

Никакие уговоры, угрозы или шантаж не имели на них воздействия, поскольку главная составляющая возможного давления — материальная — к ним не могла быть применена, а о моральной без этого и говорить не стоило.

Так что друзья занимались своими делами, предпочитая сохранять статус-кво холостяков как можно дольше.

Цзян Чан Мин так глубоко погрузился в воспоминания, что пропустил момент, когда собеседник замолчал. «Вот так всегда» — улыбнулся парень, глядя на друга, лежавшего щекой на столе: А-Вэй быстро пьянел, становясь вялым и сонным, мог отрубиться на месте и очнуться только через несколько часов крепкого сна. Поэтому и старался пить лишь в компании друга, зная, что тот никогда не позволит ничему плохому или непристойному случиться с бессознательным телом академика и сохранит его репутацию ученого.

Старший парень перетащил тушку приятеля на диванчик, вызвал официанта — убрать свидетельства застолья, а сам расположился на лавке у окна: стоило подумать над словами друга о книге, о бизнесе и новом знакомом, загадочном и занятном. А еще о предстоящей поездке в Лоян, а возможно и дальше — в земли уйгаров.

Он ждал проверенного купца с персидскими коврами, хорезмской керамикой (яркой, глянцевой и узорчатой) и, если повезет, с дамасскими клинками! На последний товар у него уже имелись заказы, но как-то не получалось найти толкового дельца, рискнувшего добыть и доставить дорогой эксклюзив. На ковры и керамику еще предстояло найти покупателей в столице, но негоциант был уверен, что справится.

Молодой Цзян сам собирался в Хорезм, но болезнь отца, вызванная «лошадиным» скандалом и последовавшей за ним отставкой родителя, нарушила планы. Пришлось положиться на партнера и надеяться, что тот не обманет. В авантюре жадных и глупых чиновников отец, слава богам, замешан не был, как и сам Чан Мин, но стыд за подчиненных и собственную близорукость вынудил его уйти с поста министра-конюха, пережить удар и впасть в депрессию.

Родня, вплоть до любимых законных сыновей, отвернулась от потерявшего статус Цзян Ян Фаня, и вернувшийся из очередной поездки на север Чан Мин застал отца в полупустом доме, с кучкой старых слуг, больного и потерянного. Пришлось ругаться с родней, искать лекаря в императорской больнице и дорогие лекарства, заниматься усадьбой и возвращать старика к жизни. К моменту отправки каравана он оставить отца не смог, и вот только сейчас получилось вырваться из столицы больше, чем на месяц.

Вестимо, встретить караван — это одно. Если все заказы выполнены, управляющий доставит товар в Сучжоу, а сам младший Цзян тогда рванет в степь, к уйгарам. Давно он хотел попасть к этим лошадникам! Замкнутые, сильные и выносливые, кочевники славились как коневоды и овцеводы: только им удавалось без потерь привести в Тансун лошадей парфянской (ахалтекинской) породы — дивной красоты коней светлой масти и пылкого и шумного темперамента, которые не подпускают к себе чужаков или незнакомцев, но преданы своим хозяевам. Злопамятные животные, кстати: если кто обидит, запомнят на всю жизнь и будут сторониться, при чем, не только обидчика, увы. Цзян увидел их однажды и влюбился навсегда: кони напоминали ему самого себя! Мечта о таком жеребце жила в его сердце не один год.

Еще у уйгаров были чу́дные кожи и редкие краски для шерсти, которые он надеялся купить и использовать в своей мастерской. В общем, интерес бизнесмена к степнякам был велик. Да и отец просил повидаться с генералом Гу, который тоже пострадал от участия родни в скандале и теперь жил на границе с западной степью: они были давними приятелями. Так что Чан Мин совмещал приятное с полезным. Одно омрачало его предотъездное настроение: босс Чжан отправил племянника, с которым Цзян не раз путешествовал, в Тибет. Придется брать другое сопровождение, жаль.

Так и быть, время до отбытия он потратит на проблемы Ли Вэя, решение и совет в целом готовы. Мысль же о туризме он обдумает, как следует, в дороге. Все-таки, хотелось бы увидеть этого Ю Лея самому… Как вовремя парниша уехал-то, а?