Пути судьбы неисповедимы. Сколько раз навещала Марсия Женинью, задерживалась на лестнице, медлила во дворе, надеясь случайно повстречать Элизеу, но так и не повстречала. И всякий раз ей было очень грустно.
Вот и на этот раз, вернувшись от Жениньи, она грустила. И вдруг совершенно неожиданно ее навестила Мария-Антония.
- Приглашаю тебя в ресторан, - весело объявила она. – Рубен сегодня занят до позднего часа, так что у меня уйма свободного времени, и я хочу провести его как можно приятнее.
Рубен Асфора не так давно окончательно переселился к Марии-Антонии, и они составили счастливейшую пару. Все отмечали, что Мария-Антония расцвела, прекрасно выглядела и окрепла физически.
О прошлом она не вспоминала, и было видно, что она довольна настоящим.
Марсия удивилась приглашению сестры – особой близости между ними не было – но согласилась охотно.
Мария-Антония повела ее в уютное кафе, куда, как она сказала, любят ходить Элеонор и Марселу.
Марсия была рада посидеть в уютном месте, отвлечься от печальных мыслей. Они заказали вино, смеялись, болтали.
- Тебе положен только один бокал, - сказала сестре Марсия.
Но и одного бокала Марии-Антонии хватило для того, чтобы начать делиться с сестрой результатами своего любовного опыта.
Щеки Марсии вспыхнули, но слушать ей было любопытно, а Мария-Антония с удовольствием наставляла неопытную младшую.
Взглянув на себя в зеркало и увидев свое пылающее лицо, Марсия засмеялась.
- Мне, кажется, пора охладиться, - сказала она. – Огонь твоей любви пылает слишком ярко.
Она встала и отправилась немножко охладиться и умыться. Поплескалась у раковины и принялась приводить себя в порядок. И вдруг в зеркале встретила тревожные и влюбленные глаза. На нее смотрел Элизеу. Он тоже заглянул сюда, чтобы помыть руки.
- По дороге спустило колесо, пришлось поменять, вот и запачкался, - объяснил он, беспомощно глядя на Марсию, которая казалась ему ниспосланным с небес чудом.
В эту секунду он позабыл все обиды, скандалы, все подозрения и измены. Он смотрел и знал только одно: он любит эту женщину. Ради этой женщины он готов на все.
Глаза молодых людей признавались друг другу в любви, а сами они говорили ничего не значащие фразы о делах, которые идут нормально, о том, что все у них в порядке, все хорошо…
Марсия удивилась Элегантности Элизеу, она его никогда таким не видела.
Он понял это и поспешил объяснить, что пришел поужинать с Жилванией. Как ни странно, но на этот раз ревность не уколола Марсию. Она чувствовала: Элизеу снова принадлежит ей, и это открытие было удивительным и прекрасным.
В зал ресторана они вернулись вместе, вот только сели за разные столики.
Но если Марсии вдруг стало необыкновенно весело, то настроение Жилвании безнадежно испортилось. Она по-женски чувствовала, как далек от нее Элизеу, и ей это было обидно.
Хотя она всегда знала, что он влюблен не в нее, и даже в постели они были скорее добрыми друзьями, чем любовниками. Однако общая постель давала ей кое-какие права на Элизеу, в том числе и право ревновать его.
Элизеу думал только о Марсии. А она очень скоро ушла вместе с Марией-Антонией, которая тихо шепнула сестре:
- Этой девушке я не завидую, дорогая. Героиня романа Элизеу – ты!
На следующий день Марсия как на крыльях полетела к Женинье, втайне надеясь на совсем другую, счастливую встречу. И опять никого не встретила.
Зато всегда благополучный дом Жениньи встретил ее ощущением беды. Глаза у Жениньи были заплаканы, губы скорбно сжаты.
- Что случилось? – испугалась Марсия.
Она боялась спрашивать дальше, потому что ей казалось: она услышит весть о смерти, но чьей?
И она услышала весть о смерти любви и доверия, о гибели домашнего очага.
- Более двадцати лет мы жили с Фортунату душа в душу, и я верила, что нас связывает любовь. Но если за это время он не решился признаться мне, что Адриана – его дочь, то как же он ко мне относился, за кого принимал, кем считал? Врут тем, кого боятся. Значит, он боялся меня? – говорила Женинья Марсии.
Марсия смотрела во все глаза на разом постаревшую Женинью и от души сочувствовала ей. Она понимала, что речь идет вовсе не об обиде, речь идет о чем-то гораздо более сложном и существенном.
В конце концов Женинья рассказала ей, что вчера она набралась духу и сообщила Адриане о том, что она приемная дочь.
- Я очень боялась травмировать ее, - говорила она, - но вместе с тем чувствовала, что она уже достаточно взрослая для того, чтобы знать правду.
- И что же ответила Адриана? – спросила Марсия.
- Она показала мне результат анализа ДНК на предмет установления отцовства, в котором черном по белому было написано, что Фортунату является настоящим отцом Адрианы. Можешь себе представить, как я была поражена. Выходило, что более двадцати лет он лгал и мне, и Адриане. Почему? Чего он боялся? Ты можешь мне объяснить?
Но Марсия ничего объяснить не могла. Она видела, как потрясена произошедшим Женинья. Привычный мир рухнул для нее. Человек, которого она любила и уважала, повернулся вдруг совершенно неведомой стороной. Он не казался – он был другим!
- Я должна как-то справиться с этим открытием, - снова заговорила Женинья. – Должна что-то для себя решить. Пока я попросила Фортунату дать мне возможность подумать. Он переселился в гостиницу. Не знаю, смогу ли я снова вернуться к нему… Моя жизнь, которая была такой простой и ясной, оказалась спектаклем, и мне в нем была отведена самая незавидная роль.
Марсия снова спросила про Адриану. Как она повела себя в этих необыкновенно сложных обстоятельствах? В последнее время очень изменилась и она. Эта всегдашняя отличница и скромница тоже вдруг проявила себя с неожиданной стороны – стала властной, авторитарной, стала делать карьеру, подружилась с Режиной.
- Адриана упрекает отца за то, что он не защитил ее, поставил в ложное положение. Кричит: «Как ты смел говорить всем, что я приемная? Все об этом знали! Все!» Требует, чтобы Фортунату сказал, где ее настоящая мать. Хочет найти ее. Но Фортунату молчит. Может, и в самом деле не знает. А может, продолжает с ней видеться и не хочет ничего говорить при мне. В общем, Марсия, от моей жизни остались одни развалины. Родную дочь я не любила бы больше Адрианы. Я и сейчас считаю ее своей дочерью и очень хочу, чтобы наши отношения опять наладились. Но все повернулось так, что надеяться мне не на что.
Глаза Жениньи вновь наполнились слезами, и Марсии нечем было утешить женщину, к чьим утешениям она так часто прибегала. Она посидела возле нее, повздыхала, и Женинья сама ее попросила:
- Ты уж иди. Что тут сидеть со мной. Я пока всех слез не выплачу, ничего не смогу придумать.
Марсия поцеловала ее и простилась.
Она вышла за дверь и стала подниматься к Элизеу. Она поняла, что именно сейчас и должна решиться ее судьба. Если они с Элизеу любят друг друга, то должны быть вместе. Скрыть эту любовь, сделать вид, будто ее нет, было бы преступлением против самой жизни. Роковые ошибки, как только что она убедилась, остаются роковыми и спустя двадцать лет.
С замиранием сердца она остановилась возле знакомой двери. Собралась с духом и нажала на кнопку звонка. Звонок прозвонил, и она услышала какой-то шорох. Сердце у нее заколотилось: сейчас дверь откроется и…
Но дверь не открывалась. Хотя в квартире явно кто-то был.
«Может, он и Жилвания…» - ревниво подумала Марсия и побледнела.
Наконец дверь открылась. На пороге стоял Элизеу, и было видно, что он был занят работой, что она оторвала его. Но глаза его вспыхнули радостью, и Марсия вошла.
Элизеу, когда раздался звонок, как раз работал над портретом Сары Бернар, заказанный Барони, поэтому он был вынужден на всякий случай убрать и сам холст, и фотографии.
Марсия не стала спрашивать, над чем он работает, и не просила показать. У нее с тайнами живописи были связаны самые неприятные воспоминания.
Они смотрели друг на друга, чувствуя взаимную неловкость. Наконец Элизеу сообразил и пригласил ее на кухню.
- Сейчас я напою тебя чаем, - предложил он.
- Спасибо. От чашечки чая не откажусь.
И вот наконец кипит чайник, а разлитый по чашкам чай стынет. Марсия с Элизеу цедят слова, не зная, с чего начать и как преодолеть неловкость.
«Сейчас или никогда», - твердит себе Марсия, щеки ее вспыхивают, и, набравшись решимости, она произносит:
- Я люблю тебя, Элизеу. Все это время я не могла тебя забыть.
И, произнеся это, понимает, что сделала правильно. Будто гора скатывается с ее плеч, и говорить ей становится легко. Да, она должна была первой признаться ему в любви, потому что первая обидела его и оскорбила, потому что и потом не хотела выслушать его объяснений. А теперь, когда сделан первый шаг, ей легко даже попросить извинения.
- Я была не права, но мне было так больно, так больно, так больно, что я надеялась избавиться от этой боли, избавившись и от тебя, и от мамы, и от всех на свете. Я ведь и с мамой очень долго не виделась и не разговаривала. Мне была нестерпима одна только мысль о том, что…
- Страшно нелепая мысль, - сразу же ответил Элизеу.
- Конечно, нелепая, - согласилась Марсия. – Но мы же не всегда властны в своих мыслях.
Элизеу вспомнил свою ревность к Фигейре и кивнул головой: да, человек не властен в своих мыслях, и тут уж ничего не поделаешь.
- Элизеу! А сейчас у меня есть шанс? – спросила Марсия.
- На что? – Сердце и взгляд Элизеу давно говорили «да», но ему так сладостны были слова Марсии.
- Ты меня еще не разлюбил? – спросила она.
И вот тут он подхватил ее на руки, и их жаждущие губы наконец-то встретились. Лаская друг друга, они погрузились в сладостное забытье.
Очнулись они уже в сумерках, но все еще не в силах были разомкнуть объятия и расстаться.
- А как же Жилвания? – вдруг спохватилась Марсия. – Она же скоро придет!
- С Жилванией мы друзья, - ответил Элизеу. – Она все поймет. Я доживаю здесь последние дни по ее просьбе. Ей одной тоскливо. Но срок контракта истек, и…
- И закончилась старая жизнь, - заключила Марсия.
- И я так счастлив, что она наконец закончилась, - с облегчением вздохнул Элизеу, но по лицу его пробежало облачко: он вспомнил о другом контракте – с Барони.
- Тебя что-то смущает? Заботит? – встрепенулась Марсия.
- Я люблю тебя, - ответил Элизеу.- И буду любить всегда, что бы ни случилось.
Они успели еще и посидеть на кухне и все-таки попить чаю, а Жилвании все не было.
Она сидела у Лавинии, с которой в последнее время подружилась и к которой частенько забегала после работы в ее столовую перекусить и поболтать. А сегодня засиделась.
- Я ведь знаю, что он любит Марсию, - говорила она. – Да и сама к нему никаких особых чувств не испытываю, слишком уж мы разные. Художника себе в мужья я никогда бы не хотела. Но на душе у меня тоскливо. Годы идут, я одна…
- Какие твои годы! – засмеялась Лавиния.
В столовую заглянул Фигейра.
- Здесь еще кормят? – спросил он.
- Конечно, - ответила Лавиния.
И он с облегчением вздохнул. Его рабочий день кончился, и он мечтал об ароматном поелье Лавинии.
Вот уже несколько дней он работал на фабрике, добросовестно осваивал новую профессию камнереза, и ему приходилось нелегко, но он был не из тех, кто сдается. Сцепив зубы, он работал до седьмого пота, потому что хотел почувствовать себя настоящим мужчиной.