Нежный яд. Признания

Глава 4

- Боже мой! Да ты стала совсем девчонкой! – Нана восхищенно всплеснула руками, заглядевшись на загорелую, похудевшую Элеонор.

Она пришла первой, так ей не терпелось повидать свою старинную приятельницу и наконец-то посекретничать.

Элеонор довольно улыбнулась. Она и впрямь чувствовала, что сбросила лет пятнадцать, не меньше. Став любимой, сделалась молодой, и была счастлива.

- Ты приносишь мне удачу! – то и дело повторял ей Марселу в Венеции.

И почему бы ей было в это не поверить, если поездка и в самом деле оказалась на редкость удачной? Элеонор поверила.

После чуда, которое случилось с Марселу, она готова была поверить всему.

Стоило ей произнести слово «чудо», как у нее перед глазами вставали благородных очертаний колонны белого мрамора, белый каменный пол и высокие окна, смотрящие на канал. В этом чудном старинном дворце они с Марселу и поселились. Издалека он казался игрушкой. Вблизи было видно, что игрушка порядком обветшала. По белоснежному мрамору разбежались темны трещины, превратив стены в таинственное панно, которое можно было рассматривать долго-долго. Помутнели зеркала. Часы в виде танцующих пастушков и пастушек неправильно показывали время. Истерлись ступени, ведущие к резным дверям, за которыми у порога плескалась зеленоватая вода и дожидалась черная лакированная гондола с красными сиденьями.

Среди этой усталой, подернутой патиной времени роскоши Марселу и отыскал картину Караваджо. Она лежала в объемистом кованом сундуке, который занимал почти всю маленькую комнатушку при спальне, торжественно именуемую гардеробной. Кроме этого сундука, ничего более подходящего для хранения одежды в ней не было.

Когда Элеонор застыла со своими платьями в руках, недоумевая, куда бы их повесить, Марселу со смехом сказал:

- Мы будем хранить их по-старинному!

И откинул тяжелую крышку сундука.

- А тут, оказывается, что-то есть. Бархатное. Может, старинное платье? – В его голосе уже звучал азарт коллекционера.

Он наклонился и достал, но не платье, а сверток старинного бархата винного цвета. В нем и лежала картина.

Переглянувшись, они любовались ею и чувствовали себя детьми, попавшими в сокровищницу Али-Бабы. Вот тогда Марселу и сказал ей:

- Ты приносишь мне удачу!

А когда горбоносый старик итальянец, хозяин замка, равнодушно отдал им это сокровище за бесценок, прибавив: «В Венеции есть только два настоящих художника, и оба на Т – Тициан и Тинторетто», - Марселу второй раз сказал ей про удачу.

Об этой их находке написали даже в газетах. «Известный коллекционер сеньор Барони»… и прочее, и прочее. Как могла Элеонор не загордиться?

- Ну какие у вас тут новости, рассказывай! – с радостным оживлением попросила она подругу. Конечно, в Венеции она жила как в сказке, но так соскучилась по своим близким!

- Новости все у вас, у нас сплошные старости, - рассмеялась Нана. – Все это время я совсем не виделась с твоим дядюшкой Алсести. Он ведь сделал мне предложение, а потом застал у меня в гостях Гату, решил, что это мой выбор, и благородно устранился. И вот тут только я поняла, как он согревал мою жизнь своей добротой, предупредительностью, мягким юмором. Я и не подозревала, сколько он для меня значит. И вот вчера мы с ним помирились, и я так счастлива!

Глаза Наны сияли, и Элеонор еще раз от души обняла ее, вспомнив слова Марселу перед отъездом: жизненно важный выбор совершает твоя подруга!

- Поздравляю и тебя, и дядюшку! Я вижу, что не только я приношу счастье. А как себя чувствует Режина? Марсия?

- Режина чудит по-прежнему, - ответила Нана и собралась выложить свои соображения по поводу того, что творится с Марсией.

Она хотела сказать, что, по ее мнению, Марсия все еще любит Элизеу. Что с Фигейрой, хоть он хороший человек, у нее ничего не получится. Это видно хотя бы по тому, как они проходят по двору – идут племянница с дядюшкой, а не влюбленные. И пусть он ни себе, ни ей голову не морочит. Из дядюшек в мужья не прыгнешь.

Много чего хотела сказать Нана, но не успела, потому что на пороге появилась сама Марсия – сама, собственной персоной.

Элеонор кинулась к ней и расцеловала свою ненаглядную доченьку. И впервые за последнее время Марсия поцеловала ее в ответ.

- Такое несчастье, мама! – сказала она. – Иван погиб. Его только что сбила машина.

Побледневшая Элеонор закрыла лицо руками и опустилась на диван.

- Боже мой! Какое горе! Представляю, в каком состоянии Мария-Антония! Потерять мужа, ожидая ребенка! Бедная моя девочка! Марсия! Пойдем к ней! Скорее!

- Да, пойдем к ней, мама. Мне кажется, она в шоке.

Марсия не стала говорить, что страшную весть узнала из уст самой Марии-Антонии и какое странное впечатление произвела на нее новоиспеченная вдова.

Мария-Антония открыла дверь сама, поздравила мать с приездом, а когда мать принялась утешать ее, спокойно сказала:

- Да я очень рада этому, он был настоящим подлецом, обманывал меня и, как я подозреваю, обкрадывал. Так что давай не будем больше об этом. Иди спокойно домой, а то гости заждутся.

В гостиной у нее сидел незнакомый мужчина, и Элеонор с Марсией почувствовали, что они тут лишние.

Переглянувшись, они вышли.

Режина уже сидела в гостиной и ждала хозяев.

- Я думаю, что вечер нужно отменить, - сказала ей Элеонор. – Ты уже знаешь про Ивана?

- Знаю, - ответила старая дочь, - и вижу только лишний повод для праздника. У нас его никто не любил. Кстати, нужно посоветовать Марии-Антонии нанять аудитора и произвести проверку.

Элеонор содрогнулась: неужели это ее дети? Неужели маленькие веселые девочки стали жестокосердными чудовищами?

И она с радостью кинулась навстречу вошедшему Марселу.

- Ты приносишь мне удачу! – произнес он венецианский пароль, целуя расстроенную Элеонор.

- Ты нашел еще одного Караваджо? – пошутила она.

- Нет, я нашел все свои дела в отменном порядке, - ответил он. – Ты же знаешь, что я был у себя в Галерее.

Но Марселу был не только в Галерее, он побывал и у Элизеу.

С тех пор как Жилвания рассорилась со своим женихом из-за морячки, они с Элизеу жили душа в душу и просыпались поутру в одной постели. Хотя сердца у них были не на месте и каждый вздыхал о своем сокровенном, но тем горячее они целовались, убеждая сами себя, что все у них идет очень хорошо.

Марселу был того же мнения.

- Ты читал в газетах о моей удаче? – осведомился он, поздоровавшись. – Заметки были и в бразильской прессе.

- Читал, - улыбнулся Элизеу.

- В газетах, правда, сообщалось, что я купил подлинник Караваджо, но не сообщалось, что я его продал.

- А-а, так вы его даже продали? – заинтересовался Элизеу.

- И принес тебе комиссионные. Позволь вручить.

Марселу протянул Элизеу конверт.

- Тут тридцать тысяч долларов, - прибавил он.

Глаза Элизеу вспыхнули от радости, и он чуть было не запрыгал как ребенок.

- И долг отдам, и еще останется! Я куплю машину, и… – Глаза у него сияли.

- И сядешь за новую работу, - закончил Марселу.

- А стоит ли? – энтузиазм Элизеу мигом потух. – Дело-то опасное. С долгами я расплачусь. Денег и так много.

- Денег никогда не бывает много, - назидательно произнес Марселу. – И дело-то пустяковое. Теперь ведь тебе нужно и со мной расплатиться.

- Но Жилвания… Она же такая любопытная и вечно во все нос сует, когда прибирается. Она просто помешана на чистоте.

- Я ее займу в Галерее, она там будет торчать с утра до ночи. Времени у тебя будет предостаточно. А почему же ты не спросишь, какой будешь создавать шедевр на этот раз?

- И какой же?

- Легендарный портрет Сары Бернар Ван Донгена.

Элизеу пожал плечами – ни то, ни другое имя ничего ему не говорило.

- Имя Сары Бернар гремело по всей Европе, это была необыкновенная драматическая актриса. В шестьдесят лет она умудрилась сыграть Гамлета. Представляешь?

Если бы Элизеу знал, кто такой Гамлет, разумеется, он был бы потрясен, но он этого не знал, и просто кивнул: да, мол, очень даже представляю.

- Может быть, тебе придется прочитать Шекспира. Это английский драматург, который написал трагедию под названием «Гамлет», - со вздохом проговорил Марселу, который очень ценил невинные души, но считал своим долгом как можно быстрее расправиться с этой невинностью. – Так вот, ходили слухи, что Ван Донген написал ее портрет. Но его так никто и не видел, не обнаружился он ни после смерти Сары Бернар, ни после смерти Ван Донгена. Представляешь, какая будет сенсация, когда он вдруг найдется?

Вот это уж Элизеу мог себе представить и невольно содрогнулся.

- Денег будет столько, что всю оставшуюся жизнь ты проживешь, катаясь как сыр в масле, - вкрадчиво прибавил Марселу.

«Я сделаю это в последний раз, и только ради Марсии», - подумал про себя Элизеу.

- Вот и хорошо, что ты согласен, - подхватил сеньор Барони, доставая из кейса небольшую папку. – Я тут прихватил фотографию Сары Бернар и репродукции Ван Донгена. Осваивай материал, стиль, входи в образ. Разумеется, никому ни слова, и чтобы к приходу Жилвании на мольберте стоял какой-нибудь натюрморт.

- Да, конечно, - кивнул Элизеу, а сам уже жадно вглядывался в бледное и совсем некрасивое женское лицо на фотографиях.

«Посмотрим, что он там нарисует?» - бурчал про себя Марселу, и ему это в самом деле было интересно.

Поэтому он и пришел на вечер Элеонор в прекраснейшем расположении духа.

Вслед за Элеонор к Барони подошла Режина, ей тоже хотелось кое-что сообщить ему.

- Рад тебя видеть, дорогая, - расплылся он в широкой улыбке и, обвив рукой за талию, увлек Режину к окну.

«Только любовь и ласка могут помочь моей девочке», - подумала Элеонор, с нежностью глядя им вслед.

- Бриллианты нашлись, - начала Режина. – Они лежал в гробу Клариси, но…

- Но что же? – задал вопрос Марселу, посматривая на нее с необыкновенным лукавством.

- Отец отдал их на экспертизу, - продолжила Режина.

- И они оказались фальшивыми, - закончил с веселым смехом Барони. – Граненные стекляшки, и ничего больше.

- Откуда вы знаете? – поразилась Режина, и ей опять стало не по себе. – Я сама узнала об этом буквально полчаса назад, причем по личному каналу. А вы…

- Я тоже узнаю обо всем по личным каналам, - очень серьезно сообщил Марселу.

- Я даже согласна признать Клариси сестрой, если она была способна так заморочить всем головы, - призналась Режина с внезапным уважением.

Марселу снова засмеялся.

- Поэтому я и прошу тебя найти бриллианты. Вы друг друга стоите. Одна спрятала, другая найдет. Так что продолжай их искать. Теперь я уже согласен на половину, так что половина будет твоя.

Голова у Режины пошла кругом – не много ли событий в один день – фальшивые бриллианты, смерть Ивана, и этот интригующий разговор с Барони…

Странное чувство близости к потустороннему миру возникло у Режины. Неужели возможно общение с ним? Неужели она может узнать, где находятся бриллианты?

О том, что Иван умер, Уалбер узнал во сне. Ему приснился сон про Ивана. Он видел кладбище, надгробную плиту и надпись: Иван Силва Коэлью. А потом и самого Ивана с бледным страдающим лицом. На виске у него была кровь. Он протягивал к Уалберу руки, пытался что-то сказать, но никак не мог ничего выговорить и от этого мучился еще больше.

Проснувшись, Уалбер подумал: Ивану грозит смертельная опасность! Ему необходимо помочь!

Но в следующую минуту уже знал с какой-то потусторонней непреложностью, что все уже свершилось, что ничего ему больше не грозит, а помочь может только горячая молитва, потому что мучается Иван не на земле, а в каком-то темном промежутке между небом и землей. Мучается из-за того, что видел всегда только одного себя, никого не любил и теперь остался совсем уж один и, не умея открыть свое сердце любви, не может увидеть и милосердного Господа…