Уалбер, вспоминая о Марселу Барони, всякий раз радовался, что Марии дус Карму не было дома. Как бы она испугалась, бедная, сколько бы пережила!
А переживаний ей и так хватало. Мало того, что Женивал оказался игроком, он, когда у него не было денег, играл в кредит и столько задолжал хозяевам казино, что теперь вынужден был приходить и играть каждый день, иначе с него потребовали бы долг, а денег для того, чтобы с ним расплатиться, у него все равно не было и долг этот рос, рос, рос…
Представляя себе запутавшегося в долгах Женивала, Мария дус Карму потихоньку плакала, молилась за него и думала, как был прав Уалбер, когда не хотел возвращения в их дом Женивала… Но что она могла поделать, если блудный муж и до сих пор был ей дорог?…
А дом ее мало-помалу пустел.
Лео почти не бывал в нем, проводя все время с Консуэло. Похоже, что он готов был подписать предложенный ею брачный контракт, по которому оставшемуся в живых супругу доставалось все имущество усопшего. Она оставалась вдовой уже дважды, но Лео был настолько моложе ее, что надеялся на безусловный успех в постельной скачке, надеялся победить и разбогатеть.
И Марина редко появлялась теперь у своей тетушки. После очередной победы Ренилду, увидев, что все свои победы он одерживает в майке с надписью «Я люблю тебя, Марина!», она наконец уступила его любви, и теперь у них был досвадебный медовый месяц, который, как обещал своей возлюбленной Ренилду, должен был стать пожизненным.
Марина открыла для себя сладость взаимной любви, которая, как оказалось, дарит куда более головокружительные ощущения, чем мимолетные связи.
Счастлив был и Кловис, глядя на счастливую парочку, и по-прежнему потихоньку набирался в баре Гату, но теперь уже пил за здоровье молодых и пил от радости.
Зато Гату был мрачнее тучи, потому что стало доподлинно известно, что Нана выходит замуж за Алсести, и он никак не мог с этим примириться. Чтобы такая женщина да за такого старика!
- Главное – душа, Гату, - твердил ему Марселу Барони, который тоже порой заходил пропустить в его бар рюмочку-другую.
Гату отмалчивался. Этого типа он не любил, хотя не мог бы сказать, что ему в нем не нравится.
Зато он любил Ренилду, и когда тот после очередной победы пришел к нему и попросил накрыть для друзей столы, Гату сделал это с удовольствием.
Молодежь веселилась от души. Марина, танцуя, состязалась с Элиети, и поклонники красоты не знали, кому отдать предпочтение – манекенщице Уинтера или «золотой попке Бразилии». Наконец лавровым венком увенчали обеих, от души позавидовав их счастливым женихам.
Уалбер с улыбкой смотрел на веселящихся. Ему было приятно, что Клаудинор заботливо подливает ему вина, обращаясь с ним как с самым почетным гостем.
Но по-иному и быть не могло. Кому, как не Уалберу, он был обязан своим счастьем с Элиети, ведь, когда у него случился сбой, маг и волшебник вернул ему мужскую силу.
Первыми стали прощаться Марина и Ренилду.
- Завтра у меня тренировка, - объяснил футболист приятелям, - так что повеселитесь за меня, а я постараюсь устроить вам на поле очередной праздник.
Его хлопали по плечу, желали ему успеха, потом гурьбой проводили до двери и вновь расселись за столики, болтая и смеясь.
Гату поглядывал на молодежь из-за стойки и видел, что ряды посетителей редеют. Вот еще одна пара распрощалась и направилась к выходу, вот другая.
Оставались Клаудинор с Элиети, Жозуэ, Марли, обычные завсегдатаи его бара. И еще Уалбер, который веселился вместе со всеми.
Дело шло к полуночи, и Гату занялся подсчетом кассы. А когда закончил и заглянул в бар, то увидел две парочки на месте, а Уалбера там не было.
- Он что, ушел один? – забеспокоился Гату.
- Разумеется, - отозвался Клаудинор. – А что?
- Надо было бы его проводить, - укоризненно покачал головой бармен, - час поздний, квартал у нас неспокойный, а Уалбер – фигура экзотическая.
- Да ему не впервой с хулиганами разбираться, - отозвался Клау. – Даже если что-то случится, он выкрутится.
- Дай-то Бог, - вздохнул Гату.
Если бы он знал, как недалек был от истины со своими опасениями.
Уалбер вышел из душного прокуренного бара и с удовольствием вдохнул прохладный воздух. Он поднял голову и над фонарями увидел мерцающие звезды и засмотрелся на них. Ему всегда хотелось подняться к ним и понежиться в их ласковом серебряном свете.
Он не спеша двинулся по тротуару, сделал несколько шагов и опять остановился, любуясь звездами. А когда опустил глаза, то увидел, что его окружила ватага юнцов с собаками на поводке.
- Ползешь, гнида? – злобно осведомился один из них. – Раскрашенный, расфуфыренный!
Уалбер недоуменно смотрел на них, словно бы спрашивая, чем он мог им помешать?
Один из парней сорвал с головы Уалбера берет и кинул его псу. Миг – и от берета остались одни клочья.
- Да кто вы такие? – рассердился Уалбер.
- Мы санитары улиц, - гордо отозвался за всех один из ватаги. – Мы очищаем город от всякой гнили и нечисти вроде тебя. От голубой заразы, понял?
Уалбер понял одно – Марселу исполняет свою угрозу: против него, Уалбера, вновь ополчаются силы тьмы. Вот они образовали толпу юнцов-чернорубашечников, обернулись свирепым псом с мощными челюстями, способными перекусить руку или ногу. Или разорвать в клочья.
«Нет, я не сдамся тебе, Барони! – произнес про себя Уалбер. – Тебе меня не достать. Тебе меня не убить!»
И в этот миг один из парней схватил его за глотку и со всей силы бросил на железную решетку.
Теряя сознание от боли, Уалбер мысленно позвал: «На помощь! На помощь!»
В баре вдруг встрепенулся Гату, а следом за ним Клаудинор, который уже взялся за уборку. Он отбросил швабру и ни слова не говоря помчался на улицу. На улице оглянулся по сторонам, схватил велосипед и помчался на нем, словно услышав сигнал бедствия.
Так оно и было. Клаудинор чувствовал, что с Уалбером что-то случилось. Он увидел толпу юнцов, что как воронье слетелись на невидимую жертву, и с ходу врезался в эту толпу.
Кого-то ударил он, кто-то ударил его. Завязалась ожесточенная драка, но силы были неравны, и вот уже сбитый с ног Клаудинор, истекая кровью, повалился на мостовую.
- А с тобой сейчас собачка разберется, - с усмешкой сказал один из парней Уалберу. – Об тебя и руки марать противно!
Но тут Уалбер увидел бегущих Жозуэ и Марли и крикнул что есть силы:
- Полиция! Зовите полицию!
Ребята, спешащие на помощь, подхватили его крик. В соседних домах стал зажигаться свет и открываться окна.
Юнцы в цепях и кожаных куртках поспешили ретироваться.
Уалбер бросился к Клаудинору, тот был без сознания.
- Я должен был быть на твоем месте, - отчаянно прошептал он. – Но мы все справимся со злобной силой, разобщающей людей. Мы не дадим себя в обиду.
И тут вокруг них стали собираться люди.
- Вызовите, пожалуйста, «скорую», - попросил их Уалбер. – И конечно же, полицию.
«Скорая» приехала первой. Клаудинора уложили на носилки и поместили в машину. Прибежавшая Элиети забралась в машину.
- Я его невеста, - сказала она врачам.
Вслед за ней в машину сел и Уалбер.
- Я его друг, - сказал он.
Гату остался ждать полицию, а Жозуэ побежал предупредить Марию дус Карму.
- Материнское сердце – вещун, - сказала она, выслушав печальное известие, - я чувствовала, что вокруг Уалбера вьются злые силы. помоги Бог мальчику, который спас моего сына. Я буду молиться за его здоровье.
Да, за здоровье Клаудинора стоило молится. Врач, который вышел к Уалберу и Элиети, сообщил, что положение очень серьезное.
- Пострадавший находится в коме. У него черепно-мозговая травма, перелом руки и нескольких ребер, сильно изуродовано лицо. Не исключено, если он выживет, ему придется делать пластическую операцию.
Элиети заплакала, но тут же постаралась справиться со слезами.
- Лишь бы он был жив, - твердила она, - лишь бы он был жив.
- Это я должен был быть на его месте, - повторил Уалбер. – Раз жив я, должен быть жив и он.
- К счастью, у пострадавшего не было внутреннего кровоизлияния, - добавил врач. – Мы делаем все, что в наших силах. Главное – вывести его из комы, а когда он придет в сознание, потребуется ваша помощь.
- Мы готовы, - чуть ли не в один голос отозвались Уалбер и Элиети.
- Вот и хорошо, - кивнул врач и ушел.
Он толкнул тяжелую дверь и скрылся за этой дверью, отделяющую мир живых от чистилища, в котором, опутанные трубками и датчиками, с капельницами и без капельниц, неподвижно лежали те, чью судьбу решали минуты, падая поочередно то на чашу смерти, то на чашу жизни.
- Пойдем помолимся, чтобы Господь Бог оставил нам нашего Клау, - сказал Уалбер Элиети.
Она кивнула и поднялась.
Они дошли до конца коридора и преклонили колени перед глядящей на них с печальным состраданием Богородицей.