Нежный яд. Признания

Глава 26

С некоторых пор в баре сеньора Гату одно за другим проходили шумные, многолюдные торжества, принося его заведению немалый доход. Казалось бы, Гату должен был этому радоваться, а он втайне ото всех печалился, усматривая в происходящем лишь воплощение известного принципа: везет в деньгах – не везет в любви.

Лучше бы все было наоборот, рассуждал Гату. Ведь любовь не купишь ни за какие деньги! Тут необходимо везение. А Гату всю жизнь не везло в любви. Только в последнее время он был отвергнут сначала Карлотой, а затем и Наной.

Разрыв с Наной Гату переживал особенно болезненно. И не только потому, что она предпочла ему старика Алсести, а прежде всего потому, что он прикипел к ней всем сердцем и не представлял без нее своей дальнейшей жизни.

Тем не менее жизнь продолжалась, и Гату, не привыкший выставлять напоказ свои душевные страдания, в общем, держался молодцом. Как человек независтливый, он искренне радовался счастью своих более молодых и более удачливых друзей, охотно устраивая для них пышные празднества.

К свадьбе Клаудинора, в частности, он готовился так, словно женил собственного сына – сам гостей созвал, сам оплатил все расходы. И даже в свадебное путешествие хотел отправить новобрачных за счет своего заведения, но Элиети отказалась от столь дорогого подарка: после выздоровления Клаудинора она все же заключила контракт с престижным рекламным агентством, и теперь у нее тоже водились деньги.

Другая пара – Марина и Ренилду – также не обошла стороной заведение Гату. После того победного матча на «Маракане», где с блеском выступил Ренилду, у Гату собрался едва ли не весь Ларанжерайс. Пили и гуляли двое суток – сначала за счет Кловиса, который ради такого успеха пустил в ход все свои сбережения. Когда же они закончились, к бару подкатили на новом лимузине Ренилду и Марина.

На покупку этого лимузина и нескольких нарядов для Марины ушел, однако, не весь гонорар Ренилду за выигрыш Суперкубка. Осталось кое-что и «на жизнь», и на достойное продолжение праздника.

А праздновать Ренилду и Марина имели все основания. Кроме фантастически выгодного контракта с «Миланом», который Ренилду подписал сразу после матча, заманчивое предложение получила также и Марина. Как невеста Ренилду, она буквально за один день стала невероятно знаменитой, потому что во время трансляции финального матча «Фламенго» - «Ривер Плейт» телекамеры много раз отыскивали на трибунах Марину, охотно демонстрируя всему миру ее красивое личико и стройную фигурку. А уж комментаторы футбольного матча не скупились на похвалы, представляя телезрителям невесту звездного игрока!

На гребне этой внезапной популярности Марина и попала в поле зрения директора крупного модельного агентства в Милане. Тот сразу же смекнул, что если Ренилду будет играть за «Милан», то иметь его невесту в качестве модели – весьма прибыльное дело! И не скупясь предложил Марине контракт на сто тысяч долларов.

Марину, конечно же, немного обижало то обстоятельство, что продюсер видел в ней прежде всего невесту Ренилду, а не просто красивую девушку, способную стать высококлассной моделью. Но ее самолюбие было уязвлено не настолько, чтобы она смогла отказаться от ста тысяч долларов и возможности работать фотомоделью в Италии. Поэтому она сумела уговорить даже ревнивца Ренилду, поначалу не разрешавшего Марине идти в модельный бизнес, но затем все же уступившего ей при одном условии: «Голой на подиуме не ходить!»

Таким образом, в Милан эта счастливая пара собиралась отправиться, имея на руках два великолепных контракта, и это был замечательный повод для того, чтобы еще денек-другой повеселиться в баре у Гату.

В разгар этого затянувшегося веселья пришла и печальная новость, которая, впрочем, не слишком омрачила завсегдатаев бара, поскольку касалась новоиспеченной супруги Лео – особы, с который многие жители «Бежи-Баия» не успели даже познакомиться, хотя каждый из них, безусловно, слышал об этом странном браке.

Еще совсем недавно здесь же, в баре, одни беззлобно посмеивались над Лео, другие гневно осуждали его за столь циничный брак по расчету.

А теперь и те и другие выпили за упокой взбалмошной старухи, которая польстилась на молодого жеребчика Лео и приобрела его в обмен на завещанное ему богатство.

О покойниках не приято говорить дурно, и посетители бара искренне пытались остаться в рамках этой гуманной традиции. Но когда им стали известны обстоятельства, при которых умерла Консуэло, бар тотчас же загудел как улей.

Оказалось, что Консуэло умерла в мотеле, прямо во время любовного акта с Лео, на пике блаженства!

Естественно, столь пикантная подробность не могла оставить равнодушными подвыпивших клиентов Гату. Тут было что обсуждать! Многие даже пожалели, что им не довелось узнать Консуэло при жизни. Судя по всему, это была уникальная экстравагантная женщина, точно знавшая, чего она хочет, а вовсе не выжившая из ума старуха, чьим безумием, как считалось, беззастенчиво воспользовался Лео.

Нет! Эта дама бросила вызов старости и самой смерти, ухитрившись отойти в мир иной не на смертном одре, а на ложе любовных утех!

Справедливости ради надо сказать, что не у всех Консуэло задним числом вызвала восхищение. Кое-кто, наоборот, осудил ее. Особенно после того, как стало известно, что Лео из мотеля увезли прямо в полицию – дознаваться, не он ли, часом, придушил старушку, чтобы поскорее получить богатое наследство. При таком раскладе уже не Консуэло, а Лео выглядел несчастной жертвой. Коварная старуха окрутила его, заставила работать на всю катушку, причем авансом, лишь пообещав расплатиться потом, после своей смерти. А он, дурак и клюнул! Теперь вот вместо наследства может схлопотать длительный тюремный срок.

Этот негодующий ропот в течение суток только нарастал и утих лишь после того, как вскрытие подтвердило невиновность Лео и он был выпущен на волю.

В баре его встретили как героя-мученика, пострадавшего от женского самодурствующего деспотизма. Никто не завидовал богатому наследству Лео, которое он вскоре должен был получить, поскольку теперь уже все знали, что добыто оно тяжким подневольным трудом.

А кроме того, бедняге еще предстояло похоронить Консуэло – со всеми почестями, как она завещала, и, между прочим, пока что из собственного кармана!

Так, отвлекаясь на печальные и радостные события в жизни посторонних ему людей, Гату постепенно свыкся с утратой своей дорогой Эмилианы, как он продолжал называть про себя Нану.

В какой-то момент ему даже показалось, что он вновь обрел душевное равновесие и вполне сможет прожить без женщин вообще. Нельзя же до бесконечности испытывать судьбу, наступая на одни и те же грабли! Видимо, ему на роду написано оставаться холостяком всю жизнь. Поэтому и на женщин надо смотреть иначе: как на временное развлечение, и не более того!

Такая философия вполне устраивала Гату, но только до тех пор, пока он не узнал, что Нана выходит замуж за Алсести и свадьба состоится не далее как завтра.

Убитый горем Гату не удержался и пожаловался-таки на свою нескладную судьбу Уалберу. А тот вместо слов утешения пристыдил Гату: что ж ты мол, не борешься за свою любовь!

- Но как же я могу бороться, если она выходит замуж за другого? – буквально простонал Гату.

- Бороться нужно по-мужски, - посоветовал ему Уалбер. – Если любишь, то не грех увести невесту даже из-под венца!

Он говорил это с такой страстью и с такой уверенностью, что Гату и впрямь ощутил в себе недюжинные силы для борьбы за Эмилиану.

Утром, едва рассвело, он позвонил в ее дверь, готовый горы своротить или, наоборот, воздвигнуть их на пути к той церкви, где Нана собиралась обвенчаться с Алсести.

Накануне ночью Нана не сомкнула глаз, испытывая необъяснимый страх перед неумолимо надвигающимся событием, которое должно было круто изменить ее жизнь. Всю ночь она ругала себя за то, что пошла на поводу у Алсести, согласившись обвенчаться с ним. Но отступать уже было поздно, и оставалось только безропотно ждать утра. Единственное, что просто необходимо было сделать в данной ситуации, - это поспать, чтобы не выглядеть завтра на десять лет старше своего престарелого жениха. Но уснуть ей не удалось даже со снотворным.

И вот теперь Нана – бледная, с воспаленными от бессонницы глазами – пошла открывать дверь, мысленно проклиная все на свете: и предстоящую свадьбу, и собственную глупость, и этого раннего шального визитера, который, вероятнее всего, ошибся адресом.

Но за дверью стоял Гату, и, увидев его, Нана спросила изумленно:

- Ты что, пришел пожелать мне счастья перед свадьбой?

Гату, не дожидаясь приглашения, смело переступил через порог и лишь после этого ответил:

- Нет, я пришел, чтобы удержать тебя от непростительной ошибки – от твоей дурацкой свадьбы!

- Ты с ума сошел!

- Нет, я точно знаю, что должен поступить именно так!

Подхватив свою Эмилиану на руки, он решительно понес ее в спальню.

- Отпусти! Ты не имеешь права!… Я сегодня иду под венец! – попыталась воспротивиться она, но под напором Гату очень скоро умолкла.

Женинья, ставшая невольной свидетельницей вероломного вторжения Гату, была ошеломлена. Ну и нравы! Ну и страсти! Что же будет дальше?…

Ей пришлось больше часа теряться в догадках, пока Нана и Гату наконец не вышли из спальни.

- Ну вот, - беспомощно развела руками Нана, - как я посмотрю теперь в глаза Алсести?

- Тебе вовсе не обязательно смотреть в его глаза, потому что свадьба отменяется! – нагло заявил Гату. – Позвони ему и скажи, что любишь другого.

- Нет, это не любовь. Я просто потеряла голову!…

- Да? Так это ж замечательно! – вновь воспламенился Гату и, не обращая внимания на Женинью, принялся страстно целовать Нану.

Она в какой-то момент сумела отстраниться от него, а затем вдруг сама же потащила Гату обратно в спальню.

Боясь, что ее может хватить удар, Женинья поспешила к себе в комнату – пить лекарства.

Прошло еще довольно много времени, прежде чем она робко постучалась в спальню к подруге:

- Извини, Нана… Тут звонит Алсести… Он уже едет в церковь и просит тебя не опаздывать. Что ему ответить?

- Скажи, что я тоже выезжаю! – крикнула из-за двери Нана.

- Ты хорошо подумала? – спросила на всякий случай Женинья.

- Тут уже некогда думать! Надо одеваться и ехать! – ответила Нана, выбежав из спальни.

Гату, успевший поверить в свою победу, на какое-то мгновение растерялся и – упустил инициативу. А Нане понадобилось всего лишь несколько минут на то, чтобы облачиться в свадебный наряд и выпорхнуть из дома, подхватив под руку Женинью.

Гату ничего не оставалось, как выйти вслед за ними и захлопнуть дверь.

Но, как ни странно, побежденным он себя не чувствовал. Наоборот, Гату вдруг понял, что главное сражение за свою любовь он выиграл, и свадьба Наны и Алсести сегодня не состоится. Поэтому он спокойно поехал в бар и стал ждать какого-нибудь посетителя, который расскажет ему о скандале, случившемся в церкви во время венчания.

Откуда у Гату была эта уверенность, он не знал и не смог бы подкрепить ее какими-либо аргументами. Но скандал и в самом деле случился.

Уже подъезжая к церкви, Нана вдруг вспомнила о своей внешности.

- Я даже в зеркало не посмотрела! Женинья, скажи честно: можно в таком виде появиться на людях?

- Можно! – ответила та. – У тебя глаза горят, как у двадцатилетней! Гату подействовал на тебя лучше всякой косметики!

- Господи, что ж я делаю? – опомнилась Нана. – Может, повернем обратно?

- Поздно! Мы уже приехали, - вынуждена была огорчить ее Женинья. – Теперь тебе придется лично извиняться перед женихом и гостями.

- Да-да, - рассеянно произнесла Нана.

Однако, выйдя из машины, она не смогла объявить гостям и свидетелям, что отменяет венчание: не хватило духу.

Под руку с Валдомиру, в сопровождении нарядных детишек – Пати и Рафаэла, а также целой свиты друзей и подруг Нана вошла в церковь, где ее уже ждал взволнованный жених.

Затем она как во сне стояла рядом с Алсести у алтаря, но ничего не видела и не слышала. Священнику пришлось два раза спрашивать у нее, согласна ли она взять в мужья Алсести. Однако Нане и этого было мало. В какой-то момент очнувшись, она попросила падре повторить вопрос.

У того от изумления брови поползли кверху, а челюсть, наоборот, вниз. Но он быстро взял себя в руки и выполнил просьбу невесты.

Услышав, наконец, чего от нее хотят, Нана замешкалась с ответом, а потом вдруг обратилась к священнику, сразив его наповал:

- Извините, падре, мне надо ненадолго отлучиться… в дамскую комнату!

И, не дожидаясь разрешения, быстро проскользнула в какую-то боковую дверь.

Ропот изумления, пронесшийся среди гостей, гулко отозвался под высокими сводами церкви.

Женинья бросилась вслед за Наной. Элеонор принялась утешать Алсести. Валдомиру счел необходимым извиниться перед священником.

Спустя некоторое время вернулась смущенная Женинья и, выполняя просьбу Наны, сообщила, что невеста сидит в туалете, потому что ей внезапно стало плохо.

- Так может, надо вызвать врача? – обеспокоился Алсести.

- Не надо! – твердо произнести Женинья. – Она сказала, что сама так или иначе справится с этой проблемой.

Алсести попросил гостей и священника подождать, пока вернется невеста.

А Нана тем временем действительно сидела в туалете и отчаянно шептала:

- Господи, помоги! Подскажи, что делать!

Но вместо Лика Господнего она видела пытающее страстью лицо Гату и слышала его уверенный голос: «Пойди к своему жениху и скажи, что ты любишь другого!» Такой совет Нану не устраивал, и она продолжала творить молитву до тех пор, пока не услышала громкий стук в дверь и мужские голоса, среди которых явственно различался голос Алсести.

- Нана, ты жива? Отзовись! – кричал он громче всех. – Я уже послал за доктором.

- Господи, не допусти позора! – взмолилась Нана в последний раз и наконец увидела перед собой окошко, на которое до той поры не обращала внимания.

«Вот же он, выход!» - подумала она и, открыв окно, выпрыгнула из туалета прямо на улицу.

Затем села в свою машину и, облегченно вздохнув, поехала домой.

Валдомиру между тем вышиб дверь и – не поверил своим глазам: кабинка пуста, окно распахнуто…

- Посмотри, на месте ли ее машина, - шепнул он Фигейре.

Тот выглянул в окно и доложил:

- Уехала!

- Тогда выведи Алсести через задний двор и отвези его домой, - распорядился Валдомиру. – А я пойду извиняться перед гостями.

Спасая Алсести от окончательного позора, Фигейра сам неожиданно попал в переплет, потому что у ворот церкви столкнулся с Карлотой и… Жилванией.

- Алвару! – бросилась к нему Карлота. – Где Женинья и Валдомиру? Мы пришли за ними, потому что Фортунату попал в реанимацию!

- Что с ним? – встревожился Фигейра.

- Точно не знаю. Не исключено, что он лишился рассудка. Представляешь, вышел из дома в тапочках, в пижаме. Нашли его под мостом, насквозь промокшего. Похоже, он пытался утопиться…

- Но, слава Богу, он жив? И, насколько я понял, в сознании? – прервал ее Фигейра.

- Да.

- В таком случае, извини меня, Карлота. Я должен отвезти домой дядю Алсести. У нас тут тоже несчастье приключилось – свадьба сорвалась. Женинья и Валдомиру еще в церкви, ты найди их сама. И ты, Жилвания, тоже прости меня. Сегодня я позвоню тебе и все объясню.

- Можешь не утруждать! Я и так все поняла, - отрезала она. – Комедиант несчастный!

На том они и разошлись. Фигейра повез домой едва державшегося на ногах Алсести. А Жилвания вместе с Карлотой направились в церковь – уговаривать Женинью хотя бы теперь простить Фортунату и поехать к нему в больницу.

- Я же говорил тебе, что он действительно может покончить с собой! – разгневался на Женинью Валдомиру. – А ты все выдерживала характер! Едем сейчас же в больницу, пока он еще жив!

- Ой, только бы он там еще чего-нибудь не натворил! – заголосила Женинья. – Вези меня к нему быстрее, Валдомиру!

- А мне, наверное, придется съездить к моей подруге Нане, - сказала Марсии Элеонор. – А то я не знаю, что говорить дяде Алсести и как его утешать. Хорошо, хоть Марселу в отъезде и не видит нашего семейного позора!

Марсия при упоминании о Марселу поморщилась, но в такой трудный для всех момент не стала спорить с матерью по поводу ее избранника.

Элеонор поехала к Нане, уверенная в том, что там уже успела добраться до дома.

Нана вышла к ней, обернутая банным полотенцем.

- Извини, я только что из душа. Посиди здесь, пока я закрою воду и надену халат.

- Ты только дверь в ванной не запирай! А то еще опять сбежишь через окно, - мрачно пошутила Элеонор.

Потом, когда Нана все ей рассказала, Элеонор спросила ее:

- Теперь ты выйдешь замуж за Гату?

- Нет! – огорошила ее своим ответом Нана. – Сегодня я поняла, что больше никогда не предстану перед алтарем. Не мое это дело! Понимаешь? Если я ухитрилась оставаться незамужней до сих пор, то и остаток жизни проведу, не вступая в брак.

- А как же Гату? Насколько я поняла, ты его любишь?

- Это страсть, а не любовь, - пояснила Нана. – И ее лучше всего поддерживать, не связывая друг друга брачными обязательствами.