Дружочек,
эта страница так промокла от моих слез, что, боюсь, чернила никогда не высохнут. Мне приснился жуткий сон, и я очнулась, не в силах вспомнить, каким прежде было лицо отца, до того, как он исхудал и побледнел от болезни. Сама не своя, я помчалась в картинную галерею, чтобы на него взглянуть.
Когда я пришла, в галерее уже был Уильям, он смотрел на мой портрет – тот, для которого я недавно позировала. Уильям стал крепким молодым человеком, мне известно, что половина служанок в него влюблена, однако он так же обойден судьбой, как и я. Как это жестоко, когда твои достоинства и жизненный статус предопределены рождением, независимо от всех твоих благих побуждений.
Но он-то, по крайней мере, родился мужчиной. Уильяму дозволено трудиться и зарабатывать себе на жизнь, ему предоставлена свобода действий – он может отправиться, куда пожелает, и начать все заново. Когда я сказала ему об этом, он так странно на меня посмотрел. И заявил, что никогда не покинет Сомерсет-Парк и никогда не покинет меня.
Уильям взял меня за руку и поцеловал, задержав губы на миг дольше, чем необходимо. Нами будто овладела какая-то сила, притягивая ближе. Тело словно перестало мне подчиняться. В глубине души захотелось поддаться этому теплу, позволить заключить себя в объятия. Но на краешке сознания звенела тревога, приковывая меня к месту. И лишь когда Уильям шагнул ближе, я встрепенулась. Быстро присела в реверансе и убежала в свою комнату.
Но сейчас, когда я пишу эти строки, я понимаю, что те чувства, должно быть, мне померещились. Я люблю Уильяма как брата. Это лишь искренняя благодарность, не более того. Я бы никогда не позволила себе столь пагубной привязанности.
Ну вот, я и прояснила все для себя. Хватит об этом; теперь же, вполне довольная, я могу отойти ко сну.