На подкашивающихся ногах я спустилась к завтраку, намереваясь поговорить с мистером Локхартом о беседе в оранжерее, но мыслями отчасти еще пребывала в своей комнате. И пусть дверь была не заперта, сама идея о том, будто кто-то пробрался внутрь и перевернул картину вверх ногами, казалась настолько дикой, что это напугало меня больше прямой угрозы.
Несомненно, картина была очень тяжелой. Даже с помощью Флоры я не сумела водрузить ее на место. Когда я обратила на пейзаж внимание служанки, та побледнела и задрожала. Я попыталась успокоить ее, сказав, что это духи дома так дают понять, будто они близко, и, выходит, перевернутая картина – отличный знак для спиритического сеанса. Флора со всех ног умчалась из комнаты, напоследок пообещав, что пришлет лакея и тот все исправит. Ну, по крайней мере, эта выходка добавит происходящему таинственности, которой мы с мистером Пембертоном рассчитывали достичь.
Мистер Пембертон…
Он тоже занимал мои мысли. Это был уже не тот человек, с которым я столкнулась в первую ночь на кухне. Казалось, ему куда важнее память об Одре, чем сама погибшая невеста. И что за юная дама изображена на портрете в его комнате? Весьма любопытно.
Я плотнее завернулась в шаль и вошла в столовую. Камин источал уютное тепло, а блюда на буфетной стойке соблазнительно пахли. Мистера Локхарта за газетой едва было видно. Прислуживал за столом все тот же Гарри – он отодвинул для меня стул. Я попыталась собраться с духом.
– Доброе утро, – сказал мистер Локхарт, откладывая газету. Под глазами у него залегли тени, а щеки сегодня казались еще более впалыми. – Прошу прощения, вчера я не смог составить вам компанию за ужином. Хотя доктор Барнаби уверяет, что чрезвычайно рад был с вами познакомиться.
– Он оказался весьма приятным собеседником, – отозвалась я. Гарри налил мне кофе. Я взяла яйцо и тост, но лишь для вида. Живот скрутило от тревоги. В свете солнца блеснул серебряный поднос, уставленный различными джемами. Я подметила, что тарелка мистера Локхарта почти пуста.
– Вы завтракали в одиночестве? – спросила я, накладывая себе малиновый джем. Подошел Гарри с тарелкой колбасок, и я согласно кивнула. Добавила в кофе сливки и два кусочка сахара, а потом размешала его маленькой серебряной ложечкой.
– Мистер Пембертон уже ушел, – ответил поверенный. – Он поднимается с восходом солнца. Полагаю, от подобной привычки тяжело избавиться.
Газетой мистер Локхарт больше не заслонялся, но продолжал читать, водя морщинистым пальцем по строчкам.
Я отправила в рот небольшой кусочек яичницы и попыталась собраться с мыслями. Если пригрозить рассказать об услышанном мистеру Пембертону, тогда, возможно, получится обеспечить себе рычаг давления. Мы с мистером Локхартом заключим сделку, чтобы я смогла покинуть Сомерсет при деньгах и оказаться вне досягаемости констебля Ригби и петли. Я проглотила кофе, намереваясь вступить в бой.
– Я тут немного вчера побродила по окрестностям, – заметила я.
– Как хорошо, – кивнул мистер Локхарт. – Я считаю свежий воздух наилучшим средством от почти всех недугов. – Как по команде, он закашлялся и приложил к губам белый носовой платок. – Прошу прощения, – сказал он, промокнул рот и убрал платок в нагрудный карман сюртука. Гарри подлил ему еще кофе. – По словам доктора Барнаби, это якобы помогает раскрыть легкие. – Немного отпив, он слабо улыбнулся. – Лечение, которое так просто вписывается в будничные дела, меня весьма устраивает.
Странно, но в оранжерее он не кашлял. И все же лучше держаться настороже. Даже самый здравомыслящий человек, оказавшись на пороге смерти, способен впасть в отчаяние. А отчаяние может сподвигнуть на опасные поступки.
– Так скажите же, – улыбнулся он, – как вам прогулка? Владения Сомерсета обширны. Осматривать их лучше верхом. Вы умеете ездить на лошади?
Я пропустила его вопрос мимо ушей.
– Я отправилась в оранжерею, – сказала я, пристально глядя на него. В лице поверенного ничего не изменилось, лишь немного дернулся глаз. – Там так красиво и тепло. Неудивительно, что вскоре у меня появилась компания.
Гарри начал убирать со стола посуду. Я с нетерпением ждала, когда же он уйдет, но мне было любопытно, как мистер Локхарт станет выкручиваться в присутствии лакея.
Я продолжила:
– Похоже, у вас с мистером Саттерли вышла весьма любопытная беседа…
Сердце колотилось у меня в горле, но я не отводила от старика взгляда.
Тот словно окаменел. На миг я даже было подумала, что он умер прямо у меня на глазах, но потом мистер Локхарт опомнился и отпустил Гарри.
Поверенному определенно было что скрывать.
Как только Гарри ушел, мистер Локхарт тут же сурово нахмурился.
– Что именно вы узнали? – спросил он.
Я пересказала ему всю их беседу. Утаивать это мне было ни к чему.
– Мне жаль, что вам пришлось это услышать, – сказал мистер Локхарт.
Ошеломленная тем, что он совершенно не стал отпираться, я ответила:
– Вы знали, кто я такая, еще до того, как мы познакомились.
Мистер Локхарт отложил газету в сторону.
– Я уже некоторое время собирался нанять медиума для мистера Пембертона и осторожно наводил справки. Разумеется, я о вас слышал, но вы так часто меняли имена, что вас было совершенно невозможно отыскать. – Он говорил спокойно, однако весьма сосредоточенно. – Наши пути пересеклись в полицейском участке абсолютно случайно. Когда я понял, кто вы, то ухватился за возможность, которой не стоило пренебрегать. – Старик приложил руку к сердцу. – Пожалуйста, вы должны мне довериться.
– Когда вы беседовали с мистером Саттерли, все звучало совершенно иначе. И что именно вы искали в комнате леди Одры?
Мистер Локхарт вздохнул.
– Положение, в котором оказался мистер Саттерли, весьма необычно. Согласно завещанию лорда Чедвика, ему было разрешено остаться в Сомерсете и он получил небольшое содержание. Однако мистер Саттерли сообщил мне следующее: ему удалось выяснить, что нынешний лорд Чедвик, мистер Пембертон, не является истинным наследником поместья. Накануне свадьбы Уильям предоставил доказательства леди Одре, полагая или даже скорее надеясь, что она отменит церемонию. – Его лицо помрачнело. – Но, разумеется, никто из нас не знает, что именно произошло.
– И что же это за доказательства?
– Этого он не говорит, однако в его истории не может быть и слова правды. Я служил поверенным этой семьи много лет, задолго до рождения леди Одры, а до меня эту должность занимал мой отец. Если бы существовал какой-то тайный истинный наследник Сомерсета, я бы это знал.
– А мистера Пембертона вы поставили в известность?
– Если бы был хоть малейший шанс, что это правда, я бы без колебаний доложил о произошедшем милорду. Однако они с мистером Саттерли всегда враждовали, а после смерти леди Одры все помыслы господина Пембертона занимает месть. Я считаю, что эти сведения ничему не помогут, лишь разожгут еще большую ненависть. Милорд засадит мистера Саттерли за решетку или, куда хуже, сам захочет свершить правосудие. – Он вонзил в меня необычайно яростный взгляд. – Я привез вас сюда, чтобы вы помогли этой семье исцелиться, а не рассорили всех навек!
Итак, похоже, пригрозить мистеру Локхарту мне нечем. Однако я еще не закончила.
– Почему мистер Саттерли сказал, что, если б не вы, леди Одра все еще была бы жива? – спросила я.
– Он винит меня в том, что это я отыскал мистера Пембертона. Подозреваю, он даже считает, будто я участвую в грандиозном заговоре по сокрытию истинного наследника. Он никогда не признает мистера Пембертона лордом Чедвиком – особенно теперь, когда тот подумывает о продаже части имения.
Кое-что показалось мне странным, однако я не могла понять, что именно.
– И вы ничего не нашли в комнате леди Одры, – спросила я, – хотя произвели там обыск?
– Когда она пропала, ее спальню перевернули вверх дном. И никто до сих пор не понимает, как ей удалось улизнуть незамеченной. – Поверенный пригубил кофе.
Я помедлила, давая себе время обдумать сказанное. Окно было закрыто, а миссис Донован клялась, что всю ночь не покидала своего поста у двери Одры.
– Как тогда мистер Саттерли попал в ее комнату?
– Наверняка миссис Донован позволила ему войти. Она должна была помалкивать об этом, особенно после того, как тело леди Одры выбросило на берег. – Мистер Локхарт заметно побледнел, глаза его заблестели. Он снова достал носовой платок, чтобы промокнуть слезы.
Я помолчала, прислушиваясь к потрескиванию дров в камине. Но кое-что по-прежнему не укладывалось у меня в голове.
– Вы сказали мистеру Саттерли, что после спиритического сеанса он может не переживать насчет его светлости. Почему?
– Ну разумеется, чтобы его успокоить, – я сообщил ему то, что он хотел услышать. Не существует доказательств, которые могли бы отнять у мистера Пембертона право зваться лордом Чедвиком, мисс Тиммонс, – устало и снисходительно пояснил он. – И я бы солгал, умолчав о болезненной одержимости мистера Саттерли обстоятельствами смерти леди Одры. Я просто надеюсь отвлечь его, пока вы не проведете спиритический сеанс. На самом деле ваша попытка вернуть покой в этот дом пойдет на пользу не только его светлости, но и Уильяму.
Я изо всех сил старалась не замечать привычный укол вины, возникавший каждый раз, когда мистер Локхарт упоминал о моем «возвращающем покой» сеансе.
Мы вместе покинули столовую и шагали молча, покуда не оказались в портретной галерее.
– Вы по-прежнему собираетесь представлять меня в суде? – прямо спросила я.
Мистер Локхарт ахнул.
– Моя дорогая девочка, конечно, собираюсь! – Он потеребил кончик бороды и пристально воззрился на меня. – Конечно, старею я стремительно, однако уверяю вас, у меня многолетний опыт, обещаю вам, я добьюсь справедливости.
Он говорил с убежденностью, и я наконец поверила, что в этом доме у меня имеется союзник. Мистер Локхарт никогда не относился ко мне как к какой-нибудь убогой. Впрочем, ощущения эти быстро исчезли. Меньше чем через неделю мне все равно придется выбрать жертву, иначе мистер Пембертон разоблачит мою попытку мелкого воровства и выдаст меня властям.
– Вы никогда не подозревали, что это мистер Саттерли виновен в исчезновении леди Одры? – спросила я. – Ведь он сам говорит, что входил в ту ночь в ее комнату.
– Это похоже на правду, – ответил он. – Признаюсь, такая мысль приходила мне в голову в те первые ужасные недели после ее пропажи. – Поверенный замедлил шаг и встал, опираясь на трость. – Но опомнившись от потрясения, я с неохотой признал, что леди Одра в ту ночь сама распорядилась своей судьбой. Мистер Саттерли не настолько выдающийся актер, чтобы так долго разыгрывать этот фарс.
Мы подошли к высоким окнам полюбоваться открывшимся видом. Я заметила тропинку, убегающую через лесок к конюшням на поляне.
– Позвольте заверить, – продолжил мистер Локхарт, – я бы не привез вас сюда, будь у меня хоть малейшие сомнения, что я поставлю вас в сложное положение.
– Вы вытащили меня из-за решетки и наняли с тем, чтобы я внушила вашему хозяину, будто дух его невесты пребывает в покое. Это по-настоящему сложно, мистер Локхарт.
Он негромко хохотнул.
– Обещаю вам, что уберегу вас от полиции. Разве не приятно заслужить свободу?
Жить без удавки констебля Ригби на шее было бы и в самом деле приятно. Но от чувства вины мне не освободиться никогда.
Мы вышли в холл и резко остановились. В парадную дверь вошел мистер Пембертон в костюме для верховой езды. Шляпу и перчатки он вручил Бромуэллу.
– Вы как нельзя вовремя, мисс Тиммонс, – сказал хозяин Сомерсета. – Кажется, вы обещали мне список предметов, необходимых для проведения сеанса.
После недавнего моциона его щеки разрумянились, спину он держал ровно, гордо, не то что я в своем изможденном вчерашними ночными приключениями состоянии.
Мистер Локхарт ободряюще мне улыбнулся, вероятно, радуясь тому, что его господин наконец с благосклонностью отнесся к идее спиритического сеанса.
– Желаю удачи, – прошептал он.
Полная противоречивых мыслей, я последовала за мистером Пембертоном в его кабинет. Я была уверена, что, побеседовав с мистером Локхартом, получу ответы на свои вопросы, но лишь запуталась еще больше. К тому же я с прискорбием отметила, что мне становится все труднее отказывать старику в его последней просьбе. Ведь он так добр ко мне. Я начала раздумывать, как же поступить, чтобы сеансом остались довольны оба джентльмена, а я бы выполнила свою часть сделки для каждого.
Несмотря на раздвинутые шторы, что открывали вид на безоблачное небо, кабинет оставался темным и мрачным. Мистер Пембертон затворил за мной дверь.
– Я еще не составила список, – начала я. – Почти весь реквизит у меня с собой.
Он предупреждающе поднял руку.
– Это была уловка для мистера Локхарта. Сегодня рано утром я попросил у миссис Донован ключ от комнаты Одры, она дважды перебрала всю связку и шкаф в кабинете Бромуэлла, а потом заявила, что ключ пропал. Она очень огорчилась и уверила меня, что ключ был у нее за день до вашего приезда.
Я представила, как экономка, прячась в темноте, шпионит за мной прошлой ночью, пока я пытаюсь своим ключом открыть дверь комнаты Одры. Возможно, Флора проболталась остальным слугам о том, как я просила впустить меня туда. Я твердо уверилась в том, что миссис Донован точно знает, где находится ключ, но лжет мистеру Пембертону.
– Неужели она намекает, что это я его украла? Как удобно.
Он провел рукой по золотистым волосам и уселся за стол. Проворчав что-то себе под нос, выдвинул ящик и быстро его захлопнул.
– Откровенно говоря, ситуация крайне неприятная. Я вынужден полагаться на миссис Донован, чтобы остальные слуги не разбежались, но она предана Сомерсету и тем, кто уже обосновался в его стенах, а вовсе не мне.
Похоже, мистер Пембертон чувствовал себя чужаком даже в собственном доме.
– Полагаю, подобная обстановка благоприятна для нашего сеанса, – успокоила его я. – Если кто-то украл ключ от комнаты леди Одры, значит, этот человек боится, что правда выйдет наружу. Страх – точный показатель вины.
Он поднял взгляд и посмотрел на меня с удивлением и благодарностью.
– Спасибо, что сказали это, – вздохнул мистер Пембертон.
Я была сражена столь обходительным обращением. Любопытно, но мне показалось, будто мы пришли к пониманию, которого так не хватало в наших предыдущих беседах. Что же изменилось?
– Надеюсь, вы правы, – продолжил он. – Но даже если так, какой смысл быть графом Чедвиком, если мне недоступен обычный ключ? – Он высказал недовольство, но прозвучало это почти беспомощно.
– Мистер Локхарт упоминал, что вы собираетесь продать часть земель…
– Да, я наводил справки. – Хозяин Сомерсета достал бумагу и обмакнул в чернильницу перо. – Сколько гостей вы намерены пригласить на спиритический сеанс? – спросил он, быстро меняя тему. – У нас уже есть идеи, кто станет целью?
– Пока неясно, – туманно ответила я. Хотя миссис Донован, возможно, только что обеспечила себе первое место в моем списке. – Для вас это непростое решение? – поинтересовалась я. – Разделить Сомерсет? Ведь теперь это ваш дом, не так ли?
Я была не в силах вообразить, как можно отказаться от дома, где всегда полно еды и имеется мягкая постель.
Мистер Пембертон оторвал взгляд от своих бумаг.
– Сомерсет никогда не станет мне домом.
– О… – Больше мне нечего было ему ответить. Для меня понятия «дом» не существовало. Единственной постоянной величиной в моей жизни была maman. – И все же вы можете отправиться куда пожелаете. И выбрать место, которое будете звать домом. Другим подобное удается реже, чем вы думаете.
– Потому что я богат? – В его вопросе сквозила досада.
– Потому что вы мужчина.
Он удивленно моргнул, а потом его лицо приняло задумчивое выражение. Он отложил перо и объяснил:
– Не стану притворяться, словно не замечаю преимуществ своего положения. Я лишь хочу сказать, что Сомерсет, при всем его великолепии, никогда не станет местом, где мне будет спокойно.
Мне пришел на память ключ, что всегда торчал в скважине его двери.
Он осторожно продолжил:
– Мне кажется интригующим, что вы выбрали для проведения сеанса библиотеку. Слуги избегают туда заходить, их пугает портрет деда Одры. Они верят, будто его дух поселился в этом доме. Полагаю, они правы. Возможно, его призрак не живет в Сомерсете, однако старик оставил в память о себе страх.
Волоски у меня на руках поднялись дыбом. Почему он не упомянул об этом вчера вечером?
– Что вам о нем известно?
– Когда мистер Локхарт прислал письмо, в котором объяснялось, что я следующий в очереди на титул лорда Чедвика, оно застало меня врасплох. Прежде я и не слышал о Сомерсет-Парке. Мне стало любопытно, отчего отец никогда не упоминал об этом, так что я обыскал его кабинет и нашел сундук со старой корреспонденцией. Там лежали письма отца Одры, он написал их в ту пору, когда они оба были молоды, им не было и двадцати лет. Прочитав их, я понял, что мой отец несколько раз посещал Сомерсет в юности, но во время последнего визита что-то случилось, и он сюда больше не возвращался. – Мистер Пембертон задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Сомерсет-Парк построил прадед Одры. Ходили слухи, что состояние он нажил на контрабанде. Несомненно, пещеры вдоль береговой линии прекрасно подходят для такого рода дел.
– Он был пиратом? – выдохнула я, не в силах скрыть интерес. О таких приключениях я читала лишь в книгах. – И что же он перевозил?
– Ром, золото… даже людей. Представьте, как дед Одры, лорд Чедвик Третий, рос здесь. Я все думаю, каким же деяниям он мог стать свидетелем, если его отец занимался подобной торговлей. Он заработал себе стойкую репутацию крайне жестокого человека. Возможно, тому есть причины.
– Очень любопытно! – Впрочем, я знала, что мужчинам не нужны особые причины для жестокости.
Мистер Пембертон опустил руки на подлокотники кресла и принялся покручивать свое золотое кольцо.
– Во время того последнего визита мой отец тут все осмотрел и нашел кое-что компрометирующее. Подробности мне не известны, лишь то, что я смог по крохам собрать в переписке, однако поведение старого лорда Чедвика так испугало отца, что он побоялся возвращаться.
– Как вы думаете, что он увидел?
– Не могу и вообразить. Мой отец, по крайней мере уже в мое время, ничего не боялся. Я не верю в призраков, мисс Тиммонс, но я верю, что жестокие отцы порождают на свет жестоких сыновей.
Я как следует обдумала эту мысль.
– Но ведь существует разница между жестокостью и злом?
– Зло – это жестокость, которая вышла из-под контроля, и ей позволяют процветать.
Я вспомнила мисс Крейн и тех мужчин, что она впускала в дом.
– Соглашусь, – отозвалась я.
Я молча гадала, что же такого ужасного старый лорд Чедвик скрывал в Сомерсете. Что так взволновало юношу, если он больше никогда сюда не возвращался и даже мимоходом не упоминал о поместье в беседах с собственным сыном? Мистер Пембертон взирал на меня с тем же задумчивым выражением. На мгновение мне показалось, будто мы с ним заодно, но все же я должна была вести себя более осмотрительно. Я мысленно похвалила себя за умение хорошо разбираться в людях, но этот человек по-прежнему оставался для меня загадкой.
Пообещав провести сеанс в ближайшие же несколько дней, я вернулась к себе в комнату.
Перед моей дверью лежал небольшой сверток. Верная своему слову Флора принесла множество заколок для волос. Большинство из них были простыми, теми, что не видны в прическе, а некоторые – украшены драгоценными камнями и жемчугом.
Я отперла дверь ключом и нашла комнату совершенно такой же, какой и оставила ее. Я уселась перед зеркалом трюмо с набором шпилек, раздумывая, какими из них Флора украсит мою прическу нынешним вечером. И тут я едва не подскочила на месте!
Если я способна открыть шпилькой наручники, то смогу отпереть и замок! А уж шпилек в моем распоряжении теперь предостаточно.
За обедом я до отвала наелась сэндвичей миссис Гэллоуэй и картофельного супа с луком-пореем. Нужно было восполнить завтрак, к которому я едва притронулась. Я намеревалась немного отдохнуть, но вместо этого продремала целый день и проснулась с ужасающей головной болью. Флора любезно передала Бромуэллу, что я не спущусь к ужину. В результате вечернюю трапезу принесли в мою комнату, где я, даже не потрудившись одеться, съела вторую и третью порцию. Однако намеренно ограничилась лишь одним бокалом вина, чтобы впоследствии не терять концентрации. И пусть мистер Локхарт заверил, будто комнату Одры уже обыскали, меня влекло туда нечто неосязаемое, чему я не в силах была сопротивляться. А поскольку ключ внезапно пропал, эта тяга многократно усилилась.
И снова пришлось дожидаться позднего вечера: прежде чем приступить к делу, следовало убедиться, что все спят. С коробкой шпилек в руках я опустилась на колени перед замком спальни Одры. Осторожно просунула шпильку в отверстие. Потом повернула голову в сторону, прижалась ухом к замку, сосредоточилась и мысленно представила внутреннюю часть механизма. Шпилька продвигалась постепенно. Вскоре она встретила преграду и вдруг провернулась. Я отпустила ее, ошеломленно наблюдая, как дверная ручка поворачивается сама по себе. Раздался гулкий щелчок, и дверь открылась внутрь.