Призрак Сомерсет-Парка

Глава 49

Я мрачно уставилась на последнюю фразу в дневнике.

Произошедшее с Одрой по-прежнему оставалось загадкой. Ясно вот что: она обожала доктора Барнаби, они задумали вместе сбежать. Меня потрясло, что Уильям говорил о своем наследстве правду.

В голове моей бурлили смутные предположения. Возможно, прежде Одра была влюблена в Уильяма, но обстоятельства изменились, когда она познакомилась с доктором Барнаби. Уильям же все еще любил Одру, несмотря на их кровное родство. Он говорил о ней, будто одержимый. И раз уж он сам не мог жениться на Одре, возможно, устроил так, чтобы та не досталась никому?

Затем я попыталась примирить у себя в голове образ учтивого доктора с образом господина, который завел интрижку с невестой лучшего друга. Мне не удалось представить Барнаби пылающим от страсти. Как он сумел убедить ее покинуть Сомерсет? Я со свежими представлениями перебрала в памяти все наши встречи. Мужчины обладали непостижимым талантом влиять на женщин с помощью романтических чувств. Хотя в любви я не очень-то разбиралась.

На ум пришел образ мистера Пембертона, и снова меня захлестнуло смятение. Одра считала жениха совершенно равнодушным, что затмевало его привлекательную наружность. А еще, подобно Флоре, она ему не доверяла.

Одра не любила мистера Пембертона, однако же приняла его предложение во имя спасения Сомерсета. Теперь я знала, что и он считал их брак разумным соглашением, но я разглядела иное под завесой его холодных манер и могла бы подтвердить, что в нем есть и скрытая глубина, и страстное сердце.

Что же будет, если мистер Пембертон узнает о докторе Барнаби? Двойное предательство лучшего друга и невесты могут побудить мужчину к безрассудным поступкам, а я на собственном опыте убедилась, как он жаждет справедливости.

От отчаяния я застонала. Мистер Пембертон по-прежнему был решительно настроен провести сеанс, чтобы изобличить убийцу. Он сам говорил, что Одра заслуживает большего, чем та история, которой все объясняют ее гибель.

Я выбросила его из головы, он мешал мне мыслить ясно.

Итак, нужно было понять, что произошло той ночью, после того как Одра в последний раз оставила запись в дневнике и спрятала его. Теперь она казалась настоящей, как никогда. У меня даже ухо еще горело, словно она прижала к нему губы и сама прочла все свои записи. Ее тоска по матери, желание обрести друга разожгли в глубине моей души искру, мне уже не было так одиноко.

Я снова пролистала несколько первых страниц. Кто же этот «Дружочек» с печальным взглядом? Что за секрет у них был, который помог Одре бежать?

Кто-то в этом доме знал больше других.

Я перебрала всех, живущих в имении, даже предупредительного конюха Джозефа, но никто не подошел. Это должен быть тот, кому были известны все тайны Сомерсет-Парка, тот, кому Одра совершенно доверяла. У меня зародилась одна идея, но тут снаружи послышался раскат грома.

Я посмотрела в окно на сбивающиеся в тучи облака, и мысль ускользнула.

Одра писала о голосе, зовущем на помощь, – в точности как тот, что слышала я. Но я верила в родовые проклятия не больше, чем в призраков. Человек, который преследовал Одру, теперь принялся строить козни мне. Вероятнее всего, чтобы довести до погибели или, по меньшей мере, вынуждая покинуть Сомерсет. Знает ли он о плане мистера Пембертона заставить убийцу признаться? Или виновник полагает, что дух Одры намереваются вызвать для возмездия? «Иные мужчины, сдается мне, напрямую связаны с самим дьяволом», – писала Одра. Я была с ней согласна.

Никаким призракам не сравниться в жестокости с живыми мужчинами. Снова загрохотал гром, на этот раз ближе. Я покинула комнату Одры, убедившись, что никто не видит, как я пробираюсь по коридору. Дневник я сунула под мышку – он был слишком важен, чтоб вот так просто оставить томик в спальне. Я ведь не краду его, как диадему, рассудила я, и все же он бесценен. И я точно знала, кому прежде всего должна о нем рассказать.

Я сбежала вниз по лестнице, перепрыгнув две последние ступеньки. Из-за угла вывернул Бромуэлл с пачкой писем. Дворецкий удивленно приподнял кустистые брови.

– Прошу прощения, мисс Тиммонс, – сказал он. – Вам требуется помощь?

Я кивнула.

– Мистер Пембертон у себя в кабинете? Мне нужно с ним переговорить.

Бромуэлл выпрямился.

– Его светлость на конюшне.

– Как вы полагаете, когда он вернется?

Он нахмурился.

– Кажется, они ушли около часа назад. К обеду приехал доктор Барнаби и решил прогуляться с милордом, чтобы взглянуть на нового жеребенка.

Поспешный восторг сменился тревожным волнением. Доктор Барнаби – обманщик и лжец. И он ушел с мистером Пембертоном, который совершенно не догадывается о коварстве своего лучшего друга. Нужно немедленно спешить туда!

Я вернулась в комнату, спрятала дневник, а потом схватила пальто и капор. В добавок к тому, что мне хотелось уберечь его от доктора Барнаби, я не желала рисковать: томик мог намокнуть, а чернила – размазаться. Затем я как можно быстрее пошла по лесной тропинке по направлению к конюшне. Меня окутала мелкая туманная морось, что подкралась со стороны моря.

Я ворвалась в конюшню с колотящимся в такт топоту ботинок сердцем. Эсмеральда была в большом загоне вместе со своей матерью, и вид у них был замечательный. Мистер Пембертон, в костюме для верховой езды и высоких сапогах, стоял спиной ко мне и вел беседу с конюхом. Светлые волосы растрепал ветер, а их медовый оттенок золотом сиял на фоне серого дня. Держался он совершенно не скованно, не в пример обычной чопорности. Хозяин Сомерсета рассмеялся, и я удивилась тому, насколько вольготно он чувствует себя среди лошадей.

Я покрутила головой, но доктора Барнаби не заметила.

– Какой приятный сюрприз, – сказал мистер Пембертон, увидев, что я приближаюсь, и беспечно улыбнулся. – Я намеревался заглянуть к вам перед выходом, но не хотелось вас тревожить. – Он говорил искренне, а беззаботное очарование шло ему больше, чем графская суровость, которой он одарил меня в тот вечер, когда мы познакомились. – Хорошо, что вы пришли по собственному почину, – добавил он едва ли не смущенно.

При взгляде на хозяина Сомерсета – в одежде для верховой езды, бодрого и полного сил – вряд ли кто-то мог бы догадаться, что он всю ночь помогал кобыле ожеребиться. От него веяло заразительной энергией – чего я прежде не замечала.

– Бромуэлл сказал, что сюда направился доктор Барнаби, – начала я.

– Да?

Повисло молчание, и я заподозрила, будто он хочет, чтобы я поведала ему, по какой причине разыскиваю доктора, но я ничего не сказала.

– Он только что ушел, – наконец отозвался мистер Пембертон. – У него длинный перечень пациентов, которых следует навестить. Кроме того, он опасался попасть под дождь.

Эсмеральда толкнула носом его руку. Он опустился на колено и погладил жеребенка.

– Как она? – спросила я, подходя ближе.

– Эсмеральда само совершенство, – ответил мистер Пембертон. Его любовь к ней было сложно не заметить. – Идите сюда. Погладьте и вы, если хотите.

Я услышала, как он произносит вслух имя моей любимой героини – имя, что я сама использовала в качестве вымышленного, – и во мне зародился легкий трепет. Я сняла перчатку, неуверенно поднесла к малышке руку, и жеребенок потянулся к ней. Шерстка у нее была теплая и бархатисто-мягкая.

Я хотела сберечь этот миг без единого напоминания об Одре. Чтобы история Эсмеральды была только нашей историей. И я помолчала еще немного, позволив себе окунуться в уединенный мир, который мы создали, поскольку знала: очарование разрушится, как только я объясню причину своего прихода сюда.

– Все готово, милорд, – сказал Джозеф, подавая хозяину пальто.

Тот подошел и сунул руки в рукава. Великолепный конь гнедой масти был уже оседлан и ждал наездника чуть в стороне.

– Могу я предложить вам подвезти вас в поместье? – спросил хозяин Сомерсета. – Джозеф мог бы вас подсадить. Сомневаюсь, что в Лондоне у вас был большой опыт верховой езды. – Говорил он серьезно, но в уголках рта играла улыбка, и я подумала, знает ли он, насколько она обезоруживает? Полагаю, он с самого моего приезда сюда так не улыбался.

Дневник Одры мог уничтожить его права на Сомерсет. Мистер Пембертон кажется слишком достойным человеком, который вряд ли просто отмахнется от этих записей. Уильям – законный наследник, и все по праву будет принадлежать ему: и конюшни, и даже Эсмеральда. Лишь только я открою мистеру Пембертону тайну, все изменится.

Так что я попыталась немного растянуть эти последние минуты.

– На самом деле, – сказала я, – я хотела поинтересоваться, не согласитесь ли вы дать мне урок верховой езды?

Удивление у него на лице сменилось очередной улыбкой. Он посмотрел на Джозефа и сказал:

– Лучше оседлать Сэйди.

Джозеф ушел в другое стойло, а мы с мистером Пембертоном, который вел своего коня в поводу, вышли на улицу.

– Когда мы вернемся в дом, мне нужно будет переговорить с вами наедине.

Он с удивлением приподнял бровь.

– Разве здесь недостаточно уединенно?

Не успела я ответить, как Джозеф вывел хрупкую с виду белую кобылку.

– Вот, мисс, – сказал конюх.

Я сглотнула сухой комок в горле, взирая на лошадь с любопытством и ужасом.

– Она не из быстроногих, – заметил Джозеф, – зато старушка Сэйди всегда слушается всадника.

Он присел, сцепив руки в замок, чтоб я могла воспользоваться ими как подножкой.

Я сильно оттолкнулась и отнюдь не изящно приземлилась в седло, отведя ноги в сторону. Немного поерзала и мне удалось выпрямиться, но я все равно чувствовала себя стесненно. Земля оказалась намного дальше, чем я ожидала. Я решила, что верховая езда мне вовсе не по душе.

– Да вы прирожденная наездница, – сказал мистер Пембертон.

Я кашлянула и поправила капор. Сэйди фыркнула, напугав меня.

– Стой! – Я крепко вцепилась ей в гриву.

Джозеф неуверенно посмотрел на меня, а потом все же передал поводья.

– Не тревожьтесь, – сказал он. – Сэйди лучше всех знает местность. Она была любимицей леди Одры.

Мистер Пембертон взлетел в седло с легкостью, от которой меня с головы до пят пронзила дрожь. Он подъехал к моей лошадке.

– Вы точно желаете прокатиться, мисс Тиммонс? – поинтересовался он с дразнящей ухмылкой.

– Ну конечно, – фыркнула я. Может, я казалась ему глупой, но я так хотела в последний раз увидеть его счастливым и запомнить таким. Сохранить этот миг, чтобы воскрешать в памяти, когда станет совсем одиноко.

– Очень хорошо, – кивнул мистер Пембертон. – Все, что вам нужно сделать, – крепче держать поводья.

И конечно, паинька-кобылка сразу направилась в лес. Я замерла, будто одеревенела, изо всех сил держась за поводья, но потом прислушалась к размеренному топоту копыт и начала успокаиваться.

Ветер дул в лицо, неся с собою привкус соли. Край капора сполз мне на глаза.

Мистер Пембертон придержал коня и потрусил рядом.

– И каково вам ехать верхом на Сэйди?

– Я бы остереглась называть это словами «ехать верхом». Но раз уж я еще не свалилась, буду считать прогулку успешной. – Одной рукой я пыталась поправить капор, а другой продолжала сжимать поводья.

Он запрокинул голову и рассмеялся – не надо мной, а потому что оценил мою попытку пошутить. Мне захотелось вновь заставить его смеяться.

– Вы смущаете меня, – призналась я. – Я не могу уложить в голове ваше веселье и того господина, которого повстречала в первую ночь в кухне. Я и в самом деле приняла вас тогда за конюха, мрачного и покрытого грязью, а сегодня вы улыбаетесь и смеетесь.

И словно чтобы доказать мне, что я ошибаюсь, его улыбка исчезла. Голубые глаза зажглись пламенем, согревавшим будто очаг. Это было желание – намного более откровенное, чем любая непристойная усмешка.

– Вы выбили меня из колеи, – отозвался он. – Когда мне сообщили, что мистер Локхарт привез медиума, я вообразил какую-то мрачную старуху. Я не ожидал, что она окажется столь красива.

В груди загорелся жар такой силы, что у меня закружилась голова. Я безмолвно уставилась на него.

Он щелкнул языком и сорвался с места, умчавшись вперед. Всадник и его конь являли собой образцы мужества, не то что моя милая лошадка. Я порадовалась ее медленной поступи, которая позволяла перевести дух.

Пелена тумана уже надвигалась на лужайку, и мистер Пембертон скрылся в дымке, вероятно, желая продемонстрировать, какой он прекрасный наездник. И признаю: я нарочно за ним наблюдала. Но вдруг Сэйди остановилась. Я поежилась и цокнула языком, но лошадка не обратила на меня внимания. Я повернулась в седле – посмотреть, нет ли где Джозефа, который мог бы прийти на выручку, но оказалось, что мы уехали от конюшен дальше, чем я рассчитывала, – пик кровли едва виднелся вдалеке.

Я снова подалась вперед, в надежде, что мистер Пембертон вернется. Туман вихрился вокруг меня, становился все тяжелее, медленно окутывая пейзаж и превращая мир в белую пелену тишины. Сэйди стояла совершенно неподвижно, лишь время от времени прядая ушами. К чему она прислушивалась? Я прищурилась и вгляделась в туман, но не смогла ничего увидеть.

Вдруг до меня донесся аромат роз, и я замерла.

Но это же невозможно – все кусты уже засохли.

Сэйди, раздув ноздри, резко качнула головой. Ветер принес слабый зов:

Помоги мне…

– Кто здесь? – Я развернулась всем телом, насколько сумела, но не разглядела ни одной узнаваемой фигуры.

Сэйди всхрапнула и ударила копытом о землю.

Помоги мне…

И тут Сэйди с места сорвалась в галоп. Я с криком вцепилась в поводья.

Мы скакали так быстро, что у меня заслезились глаза. Лошадь несла меня прямо в центр тумана, и мы обе окунулись в его клочья. Я изо всех сил натянула поводья и закричала ей в ухо, но Сэйди мчалась неудержимо. Я даже не видела, куда она направляется. Я сгруппировалась, ожидая, что мы в любой миг врежемся в чащу деревьев.

Ветер растрепал мои локоны, туман рассеялся, и передо мной открылась невозможная картина. Время словно совершенно замерло. Она стояла у обрыва, будто поджидала нас. Длинные белокурые волосы развевались у ангельского лица, руки она умоляюще тянула ко мне. Рот открыт в немом крике. Я не могла произнести ни слова – сама смерть вцепилась мне в грудь и тащила вперед.

Тут сбоку на Сэйди что-то налетело, и я разжала хватку. Рядом скакал мистер Пембертон. Он мгновенно перехватил поводья и заставил лошадь остановиться на краю обрыва. Кобыла запрокинула голову и закричала, встав на дыбы. Из-под копыт ее брызнули камешки, посыпались вниз на острые скалы и исчезли в неистовых волнах.

Мистер Пембертон обхватил меня за талию и втащил на лошадь перед собой. Я бросилась ему на грудь, вцепившись в отвороты пальто, а Сэйди продолжала фыркать и брыкаться в приступе ярости. На это было невыносимо смотреть. Я уткнулась в плечо своего спасителя, черный ореол затуманил края зрения, и я позволила ему меня поглотить.