Призрак Сомерсет-Парка

Глава 34

После катастрофического провала в библиотеке мне требовалось уединение, и я попросила подать ужин мне в комнату.

Когда Флора принесла поднос, я порадовалась возможности отвлечься в ее компании. Отголоски моей беседы с мистером Пембертоном и вызванные ею ужасные воспоминания о maman вымотали меня. Одна лишь радость – он не прогнал меня из дома. Пока.

Я села за маленький столик и принялась за мясо с подливой.

Как ни странно, аппетит совершенно не пострадал.

Флора хлопотала по комнате.

– Слуги говорят, мол, сегодня разослали приглашения на прием в честь леди Одры, – сказала она. – На кухне все в трудах, все готовят да готовят.

– Могу представить, – отозвалась я, собирая кусочком хлеба остатки соуса с тарелки.

– А вам разве не надобно готовиться к сеансу? Или, может, на ком-то потренироваться немного? – Намеки Флоры были столь же незаметны, как гроза посреди ясного дня. Она хотела, чтобы я снова вызвала призрака, и я была совсем не против ее ублажить. Было что-то утешительное в привычном занятии, единственном деле, что у меня хорошо получалось.

Я промокнула рот мягкой салфеткой и положила ее на опустевшую тарелку.

– Сегодня вечером даже воздух какой-то особенный, – сказала я. – Когда в том измерении что-то происходит, я чувствую эманации. Они незаметны, как порхание крыльев бабочки.

Флора уставилась на мой лоб, сосредоточенно хмуря брови.

– Я вижу вокруг тебя присутствие сильного духа, – продолжила я. – Он не всегда рядом, но сегодня на тебя пала тень.

– Тень? Звучит скверно… – Она бросила взгляд за плечо.

Флора была из тех, кого maman называла «отменными клиентами».

– Нет, – заверила я ее. – Вообще-то это хорошо. Падающая на тебя тень означает, что дух рядом, поскольку ты к нему взывала.

– Что? То есть прям как вы делаете?

– Не совсем. – Я указала ей на другой стул, приглашая присесть рядом. – Когда мы думаем о любимом человеке, его дух прорывается сквозь завесу, что разделяет наши миры, и обретает способность пересечь границу – хотя бы на мгновение.

Флора улыбнулась.

– Да, – подтвердила я, аккуратно вытаскивая ногу из ботинка. – Закрой глаза и сосредоточься на его имени. Это поможет удержать духа рядом.

Она сделала так, как я велела. Воспользовавшись тем, что Флора отвлеклась, я переставила посуду с приборами на пол и сунула нож под ножку стола.

– Я совсем с толку сбилась, – пожаловалась она, сжимая фартук, и снова посмотрела на меня. – Тот, о ком я думала почти весь день, все еще жив. Утречком точно был, когда я угощала его яблочным пирогом.

Мне вспомнилась добрая улыбка Джозефа.

– Тени не лгут, – сказала я ей. – Кто-то сейчас рядом с тобой. Хочешь узнать кто?

Она кивнула. Я потянулась к ней через стол и велела взять меня за руки.

– Теперь ты должна перестать тревожиться и помнить: ничто не причинит тебе вреда.

Она снова кивнула.

– Есть ли здесь тот, кто желает поговорить с нами? – спросила я.

Из-под стола раздались три стука.

Флора ахнула. Глаза ее стали больше обеденной тарелки. Я подождала, затем подняла колено, пошатнула маленький столик и сказала:

– Вижу букву «М»…

– Мэйзи… – прошептала Флора.

Я кивнула.

– Она что-то говорит. – Я подождала еще два вдоха. – Она знает, что твой возлюбленный рядом.

Флора крепче сжала мою руку и пробормотала:

– Спросите ее, говорит ли он мне правду. Я должна знать, можно ему доверять или нет.

Мне стало любопытно, что такого мог ей сказать Джозеф.

– Она передала, что он говорит почти правду, – уклончиво ответила я.

По выражению ее глаз, так пристально вглядывающихся в мои, трудно было понять, что она думает, но одно я заметила наверняка – Флора недовольна.

– В любом случае, – добавила я, – они не всегда изъясняются прямо. Порой послания приходят в виде ощущений. Полагаю, она пытается сказать вот что: вероятно, он может солгать тебе в том, что ты загадала.

– О… – Выдохнула Флора таким убитым тоном, что стало ясно – она разочарована.

Maman бы это не одобрила.

Мы никого не поучаем, ma petite chérie. Лишь говорим им то, что они жаждут услышать. Говорим достаточно, чтобы сердце само восполнило пробелы.

Сердце видит.

Я попыталась снова.

– Но она говорит, что для лжи у него есть веские причины и он хочет сделать тебя счастливой.

Пальцы Флоры ослабили хватку. Я поняла, что ей понравилось сказанное.

– Она уходит, – продолжила я.

Слабый румянец расцвел у нее на щеках.

– Если позволите, – начала она, – так славно было поговорить с кем-то моего возраста. Я служанка и, ясное дело, в подруги не набиваюсь. Просто очень тоскую по Мэйзи, но когда вы рядом, вроде мне не так уж и одиноко. – Она покачала головой. – Уж простите, так изысканно, как вы, я выражаться не умею.

Я – изысканно выражаюсь? Это что-то новенькое.

– Спасибо, Флора, – ответила я. Я поняла, что ей наконец стало со мной спокойно – она мне доверяет. – Я тоже рада, что ты здесь.

Она хотела встать, но замешкалась, покусывая нижнюю губу.

– Слыхала я, вы с его светлостью были сегодня в библиотеке…

– М-м, да, – коротко подтвердила я. Слуги нас подслушивали? Им всем теперь известна правда? Я почти затаила дыхание, ожидая ее ответа.

Флора сунула руки в карман передника.

– В жизни не забуду, как он первый раз приехал в поместье, – сказала она. – Я подумала, что никогда такого красавчика не встречала. Видали б вы их с леди Одрой вместе – ну будто пара ангелов.

Ужин тяжким камнем ворочался у меня в желудке. Я вспомнила, как покраснела, когда наши руки соприкоснулись.

– Похоже, ты в ней души не чаяла, – заметила я.

Флора шмыгнула носом.

– Вот что я вам скажу, Дженни, – дрогнувшим голосом начала она. – Ночью за пару дней до свадьбы я кой-чего увидала. Ни разу никому о том не обмолвилась. Теперь все гадаю – а может, мне почудилось? А порой думаю, все так и было. Ни словечка никому не сказала, только Мэйзи на ее могилке.

Я тут же навострила уши.

– Ничего страшного, со мной можно поделиться, – заверила я. – Я говорю лишь с призраками. – Я потянулась к ней и тронула ее за руку. – Так что ты увидала в ту ночь?

Она поправила белый чепец, потом несколько раз вздохнула.

– Я на кухне допоздна трудилась, готовила все к свадебному пиру. Нужно было пироги остудить, да не хотелось идти в холодную кладовую. – Она подалась ко мне и понизила голос: – Ненавижу туда ходить.

Я припомнила, как Джозеф не хотел доставать заготовки для миссис Гэллоуэй.

– Тогда я вынесла пироги на задний двор. Уж стемнело, так что я не разобрала, кто идет, пока он не подошел ближе, а он загребал ногами, точно хорошенько набрался.

Ее оборвал быстрый стук в дверь. Флора зажала рот и потрясла головой, будто ругая себя за сказанное. Я испугалась, что наши отношения испорчены. Стук повторился, Флора поспешно бросилась к двери и открыла.

Когда она повернулась ко мне спиной, я легко вытащила нож из-под ножки стола и снова опустила его на тарелку.

– Добрый вечер, милорд, – пробормотала Флора, склонив голову.

Мистер Пембертон переоделся для вечера. Его вкус был безупречен, а золотистые волосы будто притянули к себе весь свет из комнаты. Однако в осанке видна была усталость, что отличалось от его обычной манеры держаться. Он заметил пустую тарелку и с одобрением кивнул.

– Вы поели? Рад видеть. Я тревожился, что вам нездоровится.

– От жаркого миссис Гэллоуэй трудно отказаться, – робко отозвалась я.

Наша последняя беседа закончилась тем, что я выбежала из библиотеки, едва сдерживая виноватые слезы. Боюсь представить, что он обо мне подумал.

– Ох, простите, Дженни, – пробормотала Флора и кинулась поднимать с пола посуду.

Мистер Пембертон озадаченно посмотрел на нее, но потом снова повернулся ко мне.

– Вечерний воздух превосходно освежает, – сказал он. – Оранжерея была любимым местом Одры, и я подумал, что вы захотите туда прогуляться.

Он ни словом не намекнул на нашу недавнюю размолвку. Хозяин Сомерсета оказался куда лучшим актером, чем я подозревала. И все же нельзя было отказаться от приглашения, особенно в присутствии Флоры. Следовало помнить, что слуги сплетничают между собой.

– Хорошо, – кивнула я, выдавив улыбку.

– Буду ждать у выхода. – И с этими словами он развернулся и скрылся из виду.

Флора с облегчением вздохнула и кивнула в сторону шкафа.

– Наденьте шарф, ветер сегодня больно уж кусается.

Когда я подошла к парадной двери, меня уже дожидался мистер Пембертон с цилиндром на голове, зонтиком, торчавшим из-под мышки, и фонарем в свободной руке.

– Извольте, мисс Тиммонс, – сказал он, открывая для меня дверь.

– Лорд Чедвик… – кивнула я.

Вечерний воздух при каждом вздохе царапал горло. Сильный порыв ветра взметнул мои волосы, капор зашуршал. Я ухватилась за него, чтобы удержать. Перед тем, как спуститься в холл к мистеру Пембертону, я вдруг поняла: нельзя оставлять диадему без присмотра в комнате, это очень рискованно. Ее могла обнаружить миссис Донован. Потому я взяла украшение с собой, надев под капор и плотнее прижав к волосам.

– Придется расспросить Флору о том, как завоевать ваше расположение, – объявил хозяин Сомерсета. – Должно быть, она стала вашим доверенным лицом, раз совершенно спокойно называет вас Дженни.

– Она меня так называет, потому что я ее сама об этом попросила, – отозвалась я.

И снова я порадовалась, что у капора широкие поля. Наш последний разговор еще отзывался стыдом у меня в ушах, отчего те краснели.

Мы помедлили на верхней ступеньке.

– Идет дождь, – заметила я без всякой на то необходимости.

Мистер Пембертон раскрыл зонт и взял его в руку с моей стороны. И вновь он предпочел выстроить между нами барьер.

В тусклом свете фонаря мы прошли мимо каменных львов, затем вдоль дома, следуя по тропинке, что вела к садам на задворках. Я шагнула в сторону, чтобы не угодить в большую лужу, зонт переместился следом за мной, не давая промокнуть. Времени оценить галантный жест у меня не нашлось: я постоянно перебирала в голове варианты того, что на самом деле задумал мистер Пембертон. Неужели он ведет меня к приходскому констеблю? Намеревается выгнать в ночь, не дав собрать вещи? Или хочет столкнуть с обрыва? Я тряслась от холода.

Усилился ветер и порывом налетел на нас. Я вцепилась в капор, а мистер Пембертон пытался удержать над нашими головами зонт. В свете фонаря под глазами у него залегли глубокие тени.

– Сюда, мы почти пришли, – сказал он, ведя меня в оранжерею. – В Сомерсете лишь здесь можно по-настоящему уединиться.

«Но для чего?» – задумалась я и первой вошла в стеклянное строение. Мистер Пембертон вручил мне фонарь, отряхнул зонтик и прислонил его к двери. Вода потекла вниз, образуя на каменном полу лужицу.

Нас окутала тишина. Здесь было тепло – в противовес ледяному дождю снаружи. Хозяин Сомерсета снял цилиндр и несколько раз провел рукой по густым белокурым волосам.

– Идемте, – позвал он. Мы стали пробираться по дорожке, вдоль которой стояли горшки с пышными папоротниками. Я подняла фонарь выше и принялась крутить головой, вглядываясь в зелень – нет ли где фараонов. Если бы пришлось, я бы побежала.

Мистер Пембертон кашлянул.

– Я хочу принести извинения за то, что сказал сегодня в библиотеке. Мне нечем себя оправдать, я пренебрег вашими чувствами. Боюсь, я обошелся с вами несправедливо.

Уж чего я от него не ожидала, так это извинений.

Я нерешительно проговорила:

– С тех пор, как я здесь оказалась, я слишком вольно выражаюсь.

Он повернулся ко мне, держа цилиндр обеими руками.

– Я должен с вами объясниться. Когда я понял, что посыльный из Лондона доставил копию вашего полицейского досье, мне пришлось прочесть его целиком. Возвращаясь той ночью к себе, я уже принял решение наутро дать отпор мистеру Локхарту, но тут увидел, как вы стоите наверху лестницы. Вы едва не свалились оттуда кубарем. – Он вымученно посмотрел на меня и покачал головой. – Я, не колеблясь, бросился к вам. Признаюсь, я был сильно испуган. Но когда понял, что вы ходите во сне, я заинтересовался. Мне показалось, что нужно получше в вас разобраться.

Мое сердце бешено стучало. Я не осмелилась ответить. В глубине души мне хотелось выведать, что он думает о наших встречах, хоть я и догадывалась – добром это не кончится. Я потрогала поля капора, желая убедиться, что диадемы по-прежнему не видно.

Мистер Пембертон продолжил:

– Несколько раз поговорив с вами, я осознал: вы совсем не та женщина, которую описывает досье. И тогда я решил положиться на свое чутье и позволить вам остаться.

Я вспомнила, что сказал мне мистер Локхарт в карете, – что лишь я могу помочь хозяину Сомерсета обрести то, чего не купишь за деньги. Покой.

Мистер Пембертон нахмурился, и лоб его прорезали более глубокие, чем обычно, морщины.

– Сегодня, когда вы обвинили меня в том, что я не воспринимаю смерть Одры всерьез, я жестоко отплатил вам той же монетой. И хочу пояснить: мой гнев был направлен не на вас, а на самого себя. Следовало быть к ней более внимательным, независимо от характера нашего соглашения. Мне больно при мысли о том, что она никогда не узнает, как мне жаль.

У меня наготове имелся набор подобающих для такого случая ответов, однако мистер Пембертон был слишком хорошо осведомлен о моей профессии, и, боюсь, что бы я ни сказала, все прозвучало бы неискренне. Так что я просто ответила:

– Благодарю за ваши извинения. – Но удержаться от вопроса не смогла: – Означает ли это, что вы все еще намерены провести сеанс?

Он спокойно ответил:

– Ну разумеется. Наш изначальный план не претерпел никаких изменений.

Мы пошли дальше. Тропинка сузилась, и наши руки слегка соприкоснулись.

Я заметила, что хозяин Сомерсета не упомянул о приходском констебле.

– И где же сейчас досье? – спросила я.

На лице его промелькнуло некое подобие смущения.

– Я заново упаковал все бумаги и велел доставить сегодня мистеру Локхарту. Он не знает, что я их прочел, и, возможно, как раз сейчас сам просматривает.

Меня захлестнуло облегчение. Все это время я тревожилась, что же мистер Пембертон предпримет, узнав о размахе моего преступного прошлого. Однако он не вызвал полицию, а вместо этого попросил меня остаться. В ответ на его откровенность я решила поделиться с ним сутью моей сделки с мистером Локхартом.

– Он обещал помочь меня оправдать.

Мистер Пембертон кивнул, почти не удивившись.

– Я рассудил, что досье потому и прислали. Неудивительно, что вы боялись разочаровать старика.

Тишина оранжереи следовала за нами, будто непрошеная компаньонка. Мои ботинки хлюпали на каждом шагу, но я не обращала на это внимания. Похоже, катастрофы удалось избежать. Меня не только не прогнали из Сомерсет-Парка, но и, по всей видимости, с мистером Пембертоном мы останемся союзниками. Эта мысль успокаивала.

Мы подошли к каким-то мелким цветам, высаженным в несколько рядов. Увидев табличку, я застыла как вкопанная: «Подснежники». То же самое было написано в свадебном списке Одры. Почему она так хотела включить в свой свадебный букет неприглядный цветок?

– Подснежник, – сказал мистер Пембертон, склонившись над моим плечом.

– Вид совершенно непримечательный.

– Не такие броские, как розы, зато в изобилии цветут в самых тяжких условиях. – Он сделал паузу и посмотрел на меня в свете фонаря. – Есть в этом что-то достойное восхищения.

Меня окатило жаром до самых кончиков пальцев. Это прозвучало как скрытый комплимент. Но что ему удалось выяснить из полицейского досье? Он получил полное представление о моей жизни? Может быть, он все-таки говорил лишь о цветах…

– Это любимый цветок леди Одры? – спросила я.

Его лицо вновь стало незаинтересованным и бесстрастным.

– Не имею понятия. Насколько я знал ее, она любила пышные и яркие цветы. А не столь непритязательные, как эти.

Я не упустила из виду отсутствие в его голосе тепла, но замечание вполне соответствовало тому, что я узнала об Одре. Ее комнату украшали броские цветочные узоры. Возможно, эти подснежники ничего не значат.

Я вспомнила о ее списке… Одра никогда не наденет свое прекрасное свадебное платье. Оно так и будет целую вечность висеть в ее гардеробе, дожидаясь хозяйку. Я начала осознавать, зачем мистер Пембертон старается восстановить справедливость. В каком-то смысле именно благодаря Одре мистер Локхарт в ту ночь меня спас. Я была у нее в долгу, но отплатить добром никогда не сумею.

От налетевшего порыва ветра большие стекла оранжереи задребезжали. Смирившись с тем, что нам неизбежно придется еще немного здесь задержаться, мы зашагали дальше и наконец оказались у фонтана с плачущим ангелом. Присев на бортик, я заметила в глубине чаши несколько монет и неосознанно к ним потянулась. Лишь коснувшись воды, опомнилась и отдернула руку. Старые привычки.

Мистер Пембертон опустился рядом со мной.

– Вы уже успели осмотреть местность за садами? – спросил он.

Я покачала головой. Желания взглянуть на обрыв у меня не возникло.

– Честно признаться, – начал он, – все, что меня привлекает в Сомерсет-Парке, это конюшни. Море меня никогда особенно не интересовало.

Я не могла с ним не согласиться. К тому же от моего внимания не ускользнуло, что Одру он среди достоинств Сомерсета не назвал. Я постаралась затушить крошечный огонек надежды, разгоравшийся внутри. Это было бы весьма опрометчиво. К тому же казалось, будто я поступаю вероломно по отношению к самой Одре.

– Знаете, мисс Тиммонс, – сказал мистер Пембертон, – возможно, мы здесь задержимся, так что я был бы признателен за участие в беседе.

– Да, милорд, – отозвалась я.

У него вырвался редкий взрыв смеха.

– Вы нарочно это делаете? Я уже просил вас звать меня просто по имени. К вам ведь даже некоторые из слуг так обращаются.

Я посмотрела на него – вид у хозяина Сомерсета был самодовольный. Вот он, мой шанс побольше о нем узнать.

– Когда вы смеетесь, ваш шрам становится заметнее, лорд Чедвик.

– Хм… – скованно буркнул он и пощупал место под подбородком. Мне сразу же стало неловко.

– Надеюсь, с ним связана интересная история, – продолжила я, скрывая причину своего интереса. – Я ужасно разочаруюсь, если в ней нет пиратов.

Мистер Пембертон опустил взгляд и принялся покручивать золотое кольцо.

– Барнаби упоминал, что успел вам рассказать о том, как спас мне жизнь.

– Вы не справились со своей лошадью, – подтвердила я. Мои щеки пламенели от стыда: я надеялась, его друг не присовокупил рассказ о том, как я заявила, что надо было вместо жеребца пристрелить Пембертона.

Тот кивнул.

– Когда мой отец велел избавиться от коня, мне показалось, что в глубине души я тоже умер. Возможно, то умерла моя детская наивность, – сказал он, уставившись на собственные сапоги. На скулах у него заиграли желваки. – Я заявил, что отныне и близко не подойду к лошадям. Но отец настоял и прямо на следующий день заставил меня проехаться верхом. И тогда я понял: он был прав. Он сказал, что если я буду принимать решения из страха, то никогда не проживу жизнь так, как мне предназначено. Страх толкает людей на неверный путь, где их поджидают одни лишь невзгоды. – Он резко вздохнул. – Желая убедиться, что я усвоил урок, он меня ударил. На нем был этот перстень, и камень рассек кожу.

Я даже не представляла, какова была сила удара, способного оставить такой след.

– Я получил перстень по наследству, когда умер отец, как он сам получил его и многие поколения прежде. Я не хотел нарушать традицию, отказавшись его носить. Но попросил удалить камень.

В его голосе теперь звучали другие нотки, почти смущенные.

– Понимаете, у меня и так есть каждодневное напоминание об этом наследстве.

Он улыбнулся, пусть и слабо, но я впервые увидела его улыбающимся. Это меня поразило.

– Боюсь, я не обладаю даром сочинителя, мисс Тиммонс. Я умею говорить только правду.

Я снова посмотрела на кольцо.

– Я никому об этом не рассказывал. Разве что вам сейчас, полагаю.

Похоже, мне досталась незаслуженная честь – стать его конфиденткой. Я наслаждалась комплиментом, пока меня не осенило: он мог поделиться этим лишь для того, чтобы заслужить мое доверие, и тогда я в ответ поведала бы ему собственные секреты. Этим приемом я и сама нередко пользовалась.

Должно быть, он угадал, что в душе моей идет борьба. Когда мистер Пембертон продолжил, он заговорил нерешительно, что было ему несвойственно.

– Мне следует быть предельно честным. Прочитав полицейское досье, я сообщил ваше имя своему знакомому, надежному поверенному в Лондоне. Он прислал мне дополнительные сведения. После нашей злополучной стычки в библиотеке мне доставили от него небольшой конверт. Там были различные заявления от семей, которые пользовались вашими услугами несколько лет назад. В них не упоминалось ни слова об ограблении, лишь о том, что вы сумели облегчить их горе. Вас даже описывали как ангела.

Я поджала губы, сдерживая дрожь. Я уже и забыла, каково это – испытывать гордость.

– Я глубоко сожалею о том, что насмехался над вашим даром, – сказал мистер Пембертон. – Эти рекомендации позволили мне еще раз оценить ваши способности – то, как вы умеете обращаться с людьми из самых разных слоев общества и утешать их в тяжкие времена. – Прядь светлых волос упала ему на глаза, но он не обратил на это внимания.

Странная волна энергии прокатилась по моей коже. Казалось, будто мое тело впитывает влажный воздух оранжереи.

Хозяин Сомерсета продолжил:

– Я завидую вашему умению столь быстро налаживать личные связи. Никогда не умел непринужденно держаться с незнакомцами.

– Мне ничего не давалось легко. Maman – вот у кого был настоящий дар, – отозвалась я, вздернув подбородок. – Мне с ней никогда не сравниться. – На последнем слове я осеклась, в горле у меня пересохло. Боль всегда напоминала о себе, как и вина.

Новый порыв ветра ударил в стекла. Я порадовалась произведенному им шуму.

– Сочувствую вашей потере, – сказал он.

– Все эти годы я так часто имела дело со смертью, а больше всего боюсь жить без нее. – Я замолчала. Слишком близка оказалась к рассказу о событиях той ужасной ночи.

Мистер Пембертон не нарушил тишину, что повисла между нами.

Но чуть погодя он произнес:

– Я вспомнил, как вы сказали, мол, порой люди принимают решения, зная, что те уничтожат их счастье. Но любопытно – а если бы эти люди задумались о том, по какой причине они чувствуют себя столь недостойными, возможно, тогда они бы поняли, что заслуживают большего…

Чувство было приятным. Его полный надежды голос затронул что-то в глубине моей души. Но какими бы красивыми ни были его слова, правда оставалась правдой. Я точно знала, чего заслуживаю: уж счастья-то – меньше всего.