Дружочек,
наконец я с ним познакомилась.
На мне было желтое платье с перламутровыми пуговицами. Миссис Донован уложила мои волосы, оставив у лица несколько свободных завитков, чтобы те подчеркивали его форму, а затем закрепила пучок на затылке. Она предложила мне надеть диадему, чтобы я мерцала в огнях свечей.
Он красив, даже очень. Глаза будто само небо, а локоны светлых волос кажутся золотыми. Я завидую его природной красоте. Он обладает всеми манерами и благородством, которых от него можно было бы ожидать, однако есть в нем какая-то отстраненность, и она меня пугает. Он держится приветливо, но с прохладцей. Я с трудом сумела добиться от него улыбки.
Отец от мистера Пембертона в полном восторге. И надо отдать гостю должное: пока мы прогуливались по портретной галерее, он замедлил шаг, чтобы ступать в ногу с отцом. Хотя тот вскоре устал, и Бромуэллу пришлось увезти его в кресле на колесах. Отец позволил нам прогуляться до оранжереи без сопровождающих. О, у миссис Донован сделалось такое лицо, что я едва не расхохоталась.
Мы шагали по садовой тропинке. К своему стыду, я разнервничалась и несла чушь. Я с трудом узнавала себя. Перед этим джентльменом с севера я, та, которая выходит в свет уже два года, не могла двух слов связать, словно кухарка. Он кажется удивительно горделивым, а ведь я знаю наверняка: хоть мистер Пембертон и приходится мне дальним кузеном, в наш круг общения он не вхож.
Он почти не раскрывал рта, пока я перебирала все темы, что могла придумать. Когда мы дошли до оранжереи, я вздохнула с облегчением, ведь это одно из моих любимых мест в Сомерсете. Я упомянула об этом и провела экскурсию, останавливаясь у отдельных растений и рассказывая о них. В его взгляде не было искры интереса, на который я рассчитывала.
Было тяжело не сравнивать гостя с Уильямом. Уж его внимания мне никогда не приходилось добиваться. Признаться, мне стало любопытно, чем для нас с Уильямом обернулся бы подобный поход в оранжерею без провожатых.
Мы подошли к фонтану со статуей, и, возможно, я отвлеклась, задумавшись о запретной страсти, но прежде чем успела опомниться, поведала ему историю о плачущем ангеле. Мои щеки пылали, когда я говорила об утраченной любви, о том, как девушка бросилась в море, чтобы соединиться с возлюбленным. Я осмелилась посмотреть мистеру Пембертону в глаза, желая понять, что он чувствует. Ведь, конечно, когда вы находитесь в теплом помещении среди роскошных растений наедине с дамой, на которой, возможно, женитесь, то в вашем взгляде должна промелькнуть какая-то искра…
Однако мистер Пембертон отвернулся от статуи и принялся совершенно равнодушно вглядываться через окно в лес. Я легонько кашлянула, но так и не сумела привлечь его внимание. Я даже подумывала, не лишиться ли мне чувств, хотя бы для того, чтобы он вспомнил о моем присутствии.
Наконец я сказала ему, что если он желает увидеть оставшуюся часть владений, то лучше всего отправиться на конюшни, поскольку осмотр верхом доставит наибольшее удовольствие. Его лицо немедля осветилось, будто взошло само солнце.
Я настояла, чтобы он ступал на конюшни, а вернуться домой, мол, сумею и сама. Коротко кивнув в очередной раз, он удалился.
Мне было приятно хоть чем-то его порадовать. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы заручиться его согласием. Я спокойно пренебрегу собственным счастьем, если это поможет сохранить мой дом. Пусть происходящее отнюдь не романтично, но мне нельзя терять голову в бесконечных мечтах о любви. Я должна думать о будущем Сомерсета.