Призрак Сомерсет-Парка

Глава 30

Я объяснила мистеру Пембертону устройство Книги духов, показав чистые страницы.

– Вы пишете на маленькой карточке послание для Одры, а я помещаю его между этими листами. – Я закрыла книгу и распахнула вновь, продемонстрировав ему тайник. – Всем покажется, что карточка исчезла, а это сообщение оставил ее дух. Ответ я напишу заранее.

– Гениально, – сказал хозяин Сомерсета и взял книгу, на сей раз очень осторожно. Его рука коснулась моей. Он, прищурясь, уставился на тонкие страницы. – Хм, возможно, мне стоит прочесть послание вслух, прежде чем передать его вам?

– Что вы хотите написать? – спросила я, сняла шаль и положила ее на стул. Я покосилась на камин, удивляясь, что ему удается прогревать столь просторное помещение.

– Нечто, что поможет направить мысли каждого в сторону убийства Одры. – Мистер Пембертон все еще рассматривал книгу. – Что, если я напишу «Укажи на того, кто убил тебя»?

Я поморщилась.

– Если вы пытаетесь добиться признания, это только насторожит виновного. Нужно действовать осмотрительно. Напишите что-нибудь двусмысленное, но в то же время наводящее на размышления.

Он положил книгу на место и отошел к столику, который был накрыт для чаепития. Налил чай в чашку, добавил два кусочка сахара и немного сливок.

– Давайте насладимся угощением, пока все не остыло, – предложил хозяин Сомерсета, передавая мне чашку с блюдцем.

Должно быть, он заметил промелькнувшее на моем лице удивление.

– Да, – кивнул мистер Пембертон, – я знаю, какой вы предпочитаете чай. Для этого не требуются сверхъестественные способности, лишь наблюдательность. Мы несколько раз делили трапезу.

– Спасибо, – ответила я и с благодарностью отпила. Взяла сэндвич, затем еще один. Жареная курица и огурец показались мне вполне удобоваримыми.

– Очень рад, что ваш аппетит вернулся, – сказал он. – За обедом вы едва притронулись к супу.

Моя рука неуверенно зависла в воздухе. Неужели постоянный голод так очевиден? Должно быть, Бромуэлл что-то сказал. Мое лицо горело от смущения. Не иметь приличных платьев – это одно, но жить изо дня в день на овсянке – совсем другое. Вместо того чтобы взять еще сэндвич, я снова отпила чаю. Да, нелепо, но я хотела сохранить эту часть своей жизни в тайне от него. Я не желала, чтобы у мистера Пембертона сложилось обо мне такое впечатление.

– Это все ваше упоминание о танцах, – ответила я, – оно отвратило меня от еды.

– Похоже, мы то и дело возвращаемся к этому вопросу, – сказал он, беря себе два сэндвича. – Нельзя отправлять обратно на кухню полную тарелку. Миссис Гэллоуэй будет оскорблена. Вы пробовали те, что с маслом и маринованными огурчиками? Это мои любимые.

Я кивнула и взяла еще пару сэндвичей, а он снова наполнил чаем мою чашку. Молчание затянулось, но на сей раз оно было уютным.

Когда мы закончили, я разгладила платье спереди и вернулась к большому столу.

– Я и так вас чересчур отвлекла сегодня. Я обещала вам провести сеанс, и сейчас вы будете на нем присутствовать.

Я взяла одну из стеклянных колбочек и опустила ее поверх свечи.

– Перед каждым, кто сидит за столом, я поставлю такую свечу, – объяснила я, – чтобы создать впечатление, будто призрак выбрал кого-то определенного – свеча этого человека погаснет первой.

– Но как? – Мистер Пембертон снял сюртук и пристроил его на спинку стула.

Я продолжила расставлять реквизит на столе.

– Чтобы все казалось правдоподобным, вам не стоит знать всех моих приемов. У меня сложилось впечатление, что вы не в состоянии разыграть широкий спектр эмоций.

Послышался вздох.

– Пытаетесь намекнуть, что я скверный актер?

– Лучше всего наш план сработает, если вы будете так же потрясены, как остальные. – Я подняла взгляд, и мое внимание привлек шрам у него на подбородке. Maman говаривала, что шрамы – истинные свидетели сражений. Интересно, что это было за сражение… Тут я поняла, что теряю нить рассуждения. – Не стоит… Лучше не ждать слишком многого, и тогда мы добьемся большего эффекта.

– Я изо всех сил постараюсь принять удивленный вид.

Я продолжила:

– Я выбрала этот стол, потому что его ножки представляют собой четыре когтистые лапы. Если накрыть поверхность достаточно большой скатертью, она будет свисать до пола, пряча то, что внизу.

Я поставила к столу два стула напротив друг друга и уселась на один из них.

– И зачем это нужно?

– А затем, что под одну из лап я подсуну деревянный клинышек, довольно длинный, и стану нажимать на него ногой. Будет казаться, что стол раскачивается сам по себе.

Мистер Пембертон промолчал, но взирал на меня с удивлением и одобрением. Затем уселся напротив. Наши колени почти соприкасались, я протянула к нему руки ладонями вверх и сказала:

– Возьмите меня за руки.

Не отрывая от меня взгляда, мистер Пембертон легко опустил свои ладони на мои. Я представила, как румянец расползается у меня по шее.

– Я редко обращаюсь с такой просьбой, – сказала я. – Однако на сей раз мы закроем глаза.

Он повиновался. Я чувствовала, как подрагивают кончики его пальцев. Я задела кольцо у него на мизинце и ощутила углубление там, где когда-то мог быть камень.

Я начала:

– Леди Одра, мы приносим вам дар любви от всего сердца, чтобы дотянуться до вас в посмертии. Свяжитесь же с нами и проявитесь среди нас! – Я услышала, как он сглотнул. – Свяжитесь же с нами и проявитесь… – Тут я ахнула. – Она здесь!

Между нашими ладонями разлилось влажное тепло.

– Вы будете говорить с нами? – продолжила я. Ответом послужили три отдаленных стука.

Стул мистера Пембертона скрипнул, я почувствовала, что он склонился ближе. Я приоткрыла глаза и увидела, как он смотрит на меня с дерзким, почти хищным выражением лица.

– Вам следует сидеть зажмурившись, – упрекнула я. – Вы портите атмосферу.

– Но я хочу знать, как вы это делаете.

– Когда подавляешь одно чувство, остальные обостряются, – объяснила я. – Я собираюсь вас испытать. А теперь закройте глаза.

Казалось, объяснение его удовлетворило, и он снова смежил веки.

Поддавшись наитию, я решила воспользоваться этой возможностью и рассмотреть его. Шрам, проходивший вдоль подбородка, был едва различим, но под правым ухом, где он начинался, виднелся след, похожий на прокол. Мне стало интересно, чем можно нанести подобную рану. Ресницы мистера Пембертона дрогнули, возвращая меня в настоящее.

– Леди Одра, – опять начала я, – будете ли вы говорить с нами?

И снова мы услышали три глухих стука.

– Как вы это делаете? – спросил он.

Комнату будто окутал кокон, любой звук или ощущение казались многократно усиленными.

– Хватит перебивать! – прошипела я.

– Сделайте так еще раз, – сказал он. – Хочу проверить, смогу ли я угадать.

Ему явно было очень любопытно.

Я снова постучала три раза.

Он открыл глаза, затем склонился вбок и сунул голову под стол.

– Ага! – воскликнул мистер Пембертон. – У вас на ноге нет ботинка.

Я отдернула ногу и проворно втиснула ступню обратно в обувь. Было что-то необычайно постыдное в том, что он увидел мой чулок.

Мистер Пембертон снова выпрямился. Виду у него был крайне самодовольный.

– Кажется, вы стучали пальцем ноги.

– Хрустела лодыжкой, – поправила я, не сумев скрыть раздражение.

– Расскажите, вам повезло родиться с таким удачным строением суставов или замогильный холод уже успел превратить вас в камень?

Теперь я уверилась в том, что он меня дразнит, и все же поняла – вопрос он задает вполне сознательно.

– Нет, – честно ответила я. – Произошел несчастный случай с каретой и лошадью – мне было семь лет.

Он побледнел.

– Семь? Должно быть, вы сильно перепугались.

Такое участливое замечание от меня не ускользнуло.

– Я не слишком хорошо помню произошедшее, – солгала я.

– И тем не менее, у вас отлично получается. Я бы ничего не заметил, если б не прислушивался столь напряженно. Даже зная, что вы пытаетесь меня надуть, я вам верил. – Он уставился на меня своими голубыми глазами. – Я недооценил ваши таланты. Будь я немного менее внимательным, мог бы даже поверить в существование призраков. Похоже, я уже попал под ваши чары.

От его лукавой похвалы меня будто овеяло приятным летним ветерком. Я начала прикидывать, как бы так затянуть сеанс, чтобы мы могли здесь же поужинать. Только вдвоем. Мне никогда не было так хорошо. Почему я считала эту комнату холодной и промозглой?

Пробили часы. Я покосилась на портрет лорда Чедвика. Тот взирал на меня сверху вниз, словно читал мои мысли. Через несколько дней его заменят портретом леди Одры. Настоящее будто влепило мне пощечину.

В голове зазвучал укоряющий голос maman.

Остерегайся следовать зову сердца, Женевьева. Из-за него ты можешь вообразить себя неуязвимой.

Должно быть, противоречивые мысли отразились у меня на лице, потому что веселье мистера Пембертона исчезло.

– Неужели моя сообразительность уязвила вашу гордость? Приношу извинения.

– Меня не пугает ваша способность разгадывать мои трюки. Я едва не забыла о цели нашего предприятия, так что это мне следует извиниться. Мы решили поймать человека, который, как вы считаете, убил вашу невесту, а сами забавляемся тут, будто это всего лишь игра в карты.

От потрясения он приоткрыл рот.

– Искусство иллюзии и обмана – не моя сильная сторона. Вся власть в ваших руках. Я не более чем ваш реквизит.

Разумеется, мистер Пембертон был прав. Я поднялась – ноги дрожали. Я злилась на него за то, что он решил меня очаровать, злилась на несправедливость мира, но больше всего – на себя, поскольку забыла основные правила maman.

– Я должна утешать тех, кто отчаянно нуждается в покое, – пробормотала я, – а не плести гадкие козни, в которые вы меня втянули.

Он встал в полный рост – на голову выше меня.

– У вас короткая память, мисс Тиммонс. Это вы приехали в Сомерсет, вознамерившись меня обмануть. – Его глаза яростно сверкнули. – Вы собирались одурачить меня, человека с разбитым сердцем, как и прочих своих клиентов, с помощью своих грандиозных трюков, разве нет? Соблазнить мою скорбящую душу, втайне трепеща от всего этого жуткого великолепия.

Его слова так и звенели у меня в ушах, отдаваясь жестоким эхом.

– Вы и представления не имеете, кто я такая.

– Вообще-то имею. В том пакете, что доставили из Лондона прошлым вечером, было ваше досье из полиции.

Я едва не рухнула на ковер. Образы заполонили разум мгновенно и без предупреждения: крики, раздающиеся по всему дому, стук головы о дерево, вырванные страницы «Собора Парижской Богоматери», летящие вниз.

– И все это время вы знали?

– Расскажите, что произошло на самом деле. – Неприкрытая мольба в его голосе ошеломила меня.

Я принялась собирать свечи и бросать в саквояж. Стеклянную колбу я сунула под мышку.

– Почему вам интересна моя версия событий? – Я выронила одну свечу, и та покатилась по столу.

– Совершенно ясно, что полиция предвзята. – Он поднял свечу и протянул мне. – Я лишь хочу услышать от вас правду, и тогда буду считать вопрос решенным.

Сказать правду было немыслимо.

– Для меня он никогда не решится. – Я взяла Книгу духов и прижала к груди. Невыносимо: все переросло в битву характеров. Не существовало версии, которая бы оправдывала меня полностью. – Я здесь, чтобы провести сеанс, – задыхаясь, выпалила я. – Это не дает вам права вмешиваться в мою жизнь. Надеюсь, вам все ясно.

Мистер Пембертон провел рукой по лицу и отступил. Я попыталась понять по его виду, о чем он думает, но передо мной стоял лишь человек, которому никогда не грозила виселица.

Воспоминания, от которых я так пыталась избавиться, вырвались на волю. Застывшее в смертной маске лицо maman, рот, распахнутый в беззвучном крике.

Слезы потоком хлынули у меня из глаз, и я выбежала из библиотеки. Когда я примчалась к себе в комнату, руки мои тряслись так сильно, что я не сразу совладала с ключом. Я рухнула на постель, зарывшись лицом в подушку, и дала волю слезам.

Когда они перестали литься и дыхание успокоилось, я осознала горькую истину: мне не сбежать, как бы далеко я ни умчалась, на сколько бы ключей ни заперла свои секреты.

Правда всегда будет ждать меня.

Я ложью зарабатывала на пропитание, но среди всех этих закрытых сборищ одно оставалось неизменным – моя правда. Я жаждала семьи.

Во время спиритических сеансов, когда я становилась проводником для их любимых, родные усопших смотрели на меня так, словно я была самым важным человеком в их жизни. Я чувствовала, что меня любят. Только посреди смерти я по-настоящему оживала – такое вот жуткое великолепие.

Именно это я и должна была сказать мистеру Пембертону, но страх заставил меня держать язык за зубами. Я не могла поведать всей правды о себе.

За всеми моими тревогами таилась улыбка констебля Ригби.

Полагаться ты можешь только на себя, ma petite chérie.

Я подошла к окну и посмотрела в сторону обрыва. Теперь он казался ближе, чем вчера. Я представила, как следующая волна хлынет на землю, подкрадется к дому и не остановится, пока не окажется у моей двери. И хотя окно было закрыто, в воздухе остро пахло морем.