2007
Почти все время, что я проводила дома, готовясь к выпускным экзаменам, Саша была со мной. Иногда она просто лежала на кровати в наушниках и слушала музыку, дергая ногой в такт, иногда тихонько бренчала на гитаре, пока я штудировала учебник за учебником, а иногда она даже устраивала мне проверки, когда задавала вопросы по подготовительному буклету, а я отвечала. И когда я отвечала правильно, меня вознаграждали долгим и приятным поцелуем. А когда я путалась в ответах, то она наигранно пожимала плечами и говорила, что глупым девчонкам поцелуи не достаются. В общем, тот период, который, как я думала, мы проведем раздельно, мы, напротив, прожили бок о бок. Иногда она оставалась у себя или встречалась с ребятами, а я в эти дни виделась с Веней, которому я снова не могла сказать о наших с ней отношениях. Я решила, что расскажу ему обо всем, когда эта ЕГЭ-шная суматоха закончится. Потому что Веня был сам не свой. В его ВУЗ было поступить еще сложнее, а он метил на бюджет. Поэтому ему нужно было набрать максимальное количество баллов. Но я верила, что мы оба справимся. Мы должны были справиться. Мы слишком долго к этому шли.
Когда я успешно сдала свой последний экзамен, а у Вени оставался еще один, который должен был быть через два дня, мы пошли с ним в небольшое кафе, чтобы отметить окончание моих мучений. Веня без устали трещал, что как только закончатся экзамены и пройдет выпускной, нам нужно непременно на пару недель уехать в деревню к моей бабушке, чтобы как следует отдохнуть, перед тем как ехать поступать. Я молча кивала, запивая торт фруктовым чаем, но мои мысли были далеки от деревни. Я думала о том, что будет со мной и Сашей, что будет с нами. Ведь когда я строила свои планы, в поле зрения не было даже отдаленного понятия мы. А сейчас это было полноценное «мы». Да, у нас все еще ничего не было, но это были другие отношения. Она была более открыта, я многое узнала о ней. Да, кое-что было не самое приятное или веселое, но я знала ее, ее настоящую. И она также знала меня. Мы подходили друг другу, как части пазла. И это пугало и радовало одновременно. Но что будет потом? Я уеду, а она останется здесь. Сможет ли она ждать меня, сможем ли мы? Созваниваться, видеться раз в несколько месяцев, и жить, по сути, каждая своей жизнью. Смогу ли я? Достаточно ли я значу для нее, чтобы она могла ждать меня? Достаточно ли она значит для меня, чтобы я могла этого требовать? Было слишком много вопросов и ни одного, даже самого маленького ответа. А время выпускного и вступительных экзаменов неумолимо приближалось. И я не могла ни замедлить, ни, тем более, остановить его. Оставалось только ждать и надеяться, что все разрешится как-нибудь само собой.
2007
Выпускной был в самом разгаре. Банкетный зал самого крупного ресторана в городе был украшен шарами и разноцветными лентами. Все девочки были в красивых платьях, а мальчики в костюмах. Новых, солидных, купленных специально для них. На одной стороне зала сидели родители и учителя, а на другой – весь наш выпуск. Папа улыбался мне и одновременно болтал с прилипшей к нему новенькой географичкой, по которой сохла большая часть парней нашей уже бывшей школы. А я танцевала с Лешей Ивановым, который что-то бубнил мне на ухо и несколько раз наступил на ногу. Если я правильно разобрала, то он вроде бы признавался мне в любви. Вскоре от его огромных ног меня спас Веня. Буквально «вырвав» меня из объятий Иванова, Веня закружил меня по танцполу. В отличие от Леши, Веня танцевал прекрасно. Мои ноги были целы, и я легко поддавалась каждому его движению.
– Ну, как тебе праздник? Никита уже пытался споить тебя принесенным коньяком? – хихикнул Веня, а глаза его искрились.
– Нет. Никита ко мне не подходил. Но я сама позволила себе бокал шампанского. Мне восемнадцать, и я имею право.
– Да-а, – протянул Веня, разворачивая нас, – а когда мы поступим на первый курс, нам будет по девятнадцать. Ты представляешь? Только вчера, кажется, мы с тобой сели за парту в первом классе. У тебя такие дурацкие банты еще были.
– Ой. А сам-то? Сидел в костюме, потом подошел к доске, взял мел и все. Веня, как зебра. Черный в белую полосочку.
– Было дело, – рассмеялся друг, а я впервые поразилась, как мы выросли.
Я помнила его белые вихры, торчащие в разные стороны, когда он собирался в школу сам. Его дырявый носок на уроке физкультуры, когда он забыл сменку. Его синяк под глазом, когда он в пятом классе подрался из-за меня с каким-то хулиганом из седьмого. Его срывающийся голос в четырнадцать, прыщи, которые прошли только к шестнадцати. Его растущее тело, когда из худого и долговязого, неказистого паренька, он превратился в настоящего подтянутого красавца. И в тот момент, когда он смеялся над моим воспоминанием, его кадык дрожал на шее, а я поняла, что передо мной уже не просто Веня, а мой друг, настоящий мужчина Вениамин. И от этого стало так грустно. Что мы уже не будем теми беззаботными детьми, уже не будет времени, когда от всех проблем можно было спрятаться под одеялом. Когда уже не решится ничего, если прийти к папе и, сев к нему на колени, поплакать на его сильной груди. Теперь все будет по-другому.
Мои мысли развеял приятный и такой любимый голос:
– Вениамин, позвольте, я украду вашу даму на танец?
– Конечно, Александр Юрьевич, – улыбнулся Веня и отошел.
– Ну что? Чувствуешь себя взрослой? – папа аккуратно закружил нас по залу.
– Да, и мне от этого немного грустно, – призналась я.
– Почему? У тебя сейчас начинается самое веселое время. Студенчество, новые товарищи, знакомства, новые знания…
– Да, но это теперь все так серьезно.
– Согласен. Но, поверь мне, в каждом времени есть свои преимущества. Но когда тебе двадцать или около того, то ты все еще можешь делать глупости, но уже учишься ответственности. Это здорово, – подбодрил меня папа.
– Кто-то и после тридцати делает глупости, – усмехнулась я.
– Это камень в мой огород? – шутливо прищурился папа и засмеялся. – Да, это у нас семейное. Ты тоже будешь такой же чокнутой, как я. И как бабушка.
– Не знаю, радоваться ли мне этому, – улыбнулась я.
В этот момент зазвонил телефон. Папа остановился и похлопал себя по карманам.
– Это твой, – сказал он и протянул мне трубку.
Звонила Саша.
– Алло?
– Поздравляю, выпускница, – я слышала, что она улыбается.
– Спасибо. Как ты?
– Хорошо. Все хорошо. Как у тебя? Веселишься?
– Да. Танцуем с папой. Тебе привет от него, – сказала я, увидев, как папа машет рукой перед моим лицом, и покраснела.
– О, ему тоже. Слушай, а ты долго хочешь там протусить? Просто у меня возникла идея, и я могла бы тебя забрать, когда ты закончишь. Но я тебя не тороплю, – тут же добавила она.
– Ой, я не знаю. Официальная часть уже прошла, по сути, мы тут просто уже отдыхаем, общаемся. Может… Подожди минуту, – сказала я и прикрыла трубку рукой, посмотрев на папу. – Что ты машешь руками, как сумасшедший?
– Марина, сегодня выпускной. И если ты хочешь быть в другом месте или с другими людьми, ты можешь это сделать. Время глупостей, ты помнишь? – улыбнулся папа.
– Да, но ты и Веня…
– Я все понимаю, и Веня поймет. Он твой друг.
– Спасибо, – улыбнулась я. – Я люблю тебя, пап.
– Я знаю, милая, я знаю. Но за тобой еще один танец со мной.
– Обязательно.
Я вновь поднесла трубку к уху и сказала:
– Приезжай, как сможешь.
– Отлично. Через десять минут я буду у ресторана.
– Договорились.
– Все, сбегаешь? – папа вновь взял ведущую роль в танце, и мы начали двигаться между других пар.
– Ну… Ты правда не против?
– Конечно. Только помни об ответственности, – поднял бровь папа. – И не делай глупостей.
– Хорошо. Думаю, мы поедем смотреть рассвет за город, – сказала я, повторяя за ним движения.
– Это хорошая идея. Рассвет – это хорошо, – сказал папа, а его лицо стало задумчивым.
Через пятнадцать минут мой телефон запищал, и я увидела смс от Саши. Я поискала глазами Веню, но его нигде не было видно. Папа сказал, что он передаст ему, что я уехала, и отправил меня с чистой совестью продолжать свой выпускной уже в другой компании.
– Откуда эта машина? – удивилась я, садясь в большой, нет, скорее, огромный джип.
– Папа, уезжая в командировку в этот раз, забыл спрятать ключи, – усмехнулась Саша. – Пристегнись. Нам ехать почти час.
– Ого, это куда мы едем?
– Все увидишь на месте, – улыбнулась она и завела двигатель.
Почти через полтора часа мы оказались на какой-то горе. Вокруг был лес, и только небольшая опушка, на которой и стояла наша машина, не была покрыта березами, соснами и осинами. С нее открывался великолепный вид – сначала полоса леса, потом река, а за рекой ночной город, огни которого отражались на водной глади.
– Боже. Это так красиво, – прошептала я, когда вылезла из машины и подошла к самому краю возвышенности. Внизу был обрыв. И, несмотря на то, что была глухая ночь, даже в темноте я понимала, что обрыв был очень внушительный. Под нами была впадина, глубиной несколько десятков метров.
– Я знала, что тебе понравится, – Саша включила ближний свет и постелила перед машиной большой мягкий плед. Потом достала из багажника какую-то корзинку и тоже поставила ее на землю.
– Что это? – заинтересованно спросила я, подходя к корзине.
– Ну… Там фрукты, бутерброды, шампанское. Думаю, сегодня тебе можно пропустить бокальчик. А себе я взяла сок.
– Я уже выпила бокальчик, ты знаешь, как на меня действует алкоголь, – усмехнулась я.
– Хорошо, тогда я поделюсь с тобой соком.
– Другое дело.
Она выключила фары и, освещая путь телефоном, дошла до пледа.
– Присаживайся. Плед теплый, ты не замерзнешь, – сказала она, когда уселась по-турецки.
– Две недели жара стоит под тридцать градусов, думаю, земля еще не остыла, – сказала я и села рядом с ней.
– Тоже верно.
– Как ты нашла это место? – я уже залезла в корзину и начала изучать ее содержимое.
– Случайно, на самом деле. Как-то уезжала кататься, и добралась досюда. Был уже вечер, и я застала закат. И это было потрясающе. Думаю, рассвет окажется ничуть не хуже.
Потом был ужин в полной темноте, шутки, поддразнивания, и разговоры – личные, обнаженные, честные и откровенные. Мы говорили о том, как будем жить, когда я уеду. Я не сдержалась и начала реветь. Как обычно. Мне даже представлять было трудно, как это – не видеть ее, не слышать ее смех у себя над ухом, не чувствовать легкие поцелуи в плечо и горячие ладони на талии. Она меня успокаивала, хотя я чувствовала, как она сама всхлипывает. Она сказала, что будет тоже ко мне приезжать. Договорится с продюсером, чтобы ей можно было отлучаться и по несколько дней мы могли бы проводить вместе. Да, не идеально, да, полутона и полусветы. Но это все, что нам было доступно.
Потом были поцелуи. Жаркие, горячие, разрезающие прохладу ночи объятия, смешанное дыхание, смятое платье, скинутая футболка и штаны.
Я отдала ей все. Я отдала ей всю себя и ничуть об этом не жалела. Было приятно, потом было больно и снова приятно. Сверчки и другие ночные неспящие насекомые явно покраснели, когда увидели, что творилось на этой забытой всеми поляне. Это была первая наша ночь. Первая ночь, когда мы действительно принадлежали друг другу. И я чувствовала, что это было правильно. Мы с Веней еще в детстве решили, что самое важное, сделать это впервые с правильным человеком. Своим человеком. Потому что второго «первого раза» не будет. Это нельзя исправить или переделать. Это совершается один раз. Впервые. И я знала, что все сделала правильно.
Она призналась мне в любви, когда мы лежали рядом и смотрели в постепенно светлеющее небо. И я ответила ей тем же. И я ни капли не кривила душой, когда говорила эти слова. Я любила ее. По-настоящему, по-взрослому. Я понимала, что мне всего восемнадцать, и что, вероятно, глупо заявлять, что это «то самое чувство», что это раз и навсегда, но тогда мне казалось именно так. Я никогда не влюблялась до этого, а теперь, когда я это чувствовала, я ощущала всю полноту жизни. Словно мою личную раскраску наконец-то разрисовали разноцветными фломастерами.
Когда я вернулась домой, встретив рассвет с тем, с кем я действительно хотела его встретить, я поняла, что не могу. Я не могу уехать от нее. Не могу просить ее ждать или томиться месяцами в тысячах километрах от нее, в ожидании встречи.
Я поговорила сначала с Сашей. Сказала, что не хочу уезжать. Она до последнего оставалась серьезной и просила сто раз подумать. Говорила, что хочет быть со мной, но не хочет, чтобы я пожалела и винила в этом ее. Повторяла, что даже на расстоянии мы со всем справимся, и снова просила все обдумать. Я обдумала. И осталась при своем решении.
Потом я сказала обо всем папе. Вообще обо всем. О Саше, о наших отношениях, о том, что его дочь спит с девушкой и что не хочет никуда уезжать. Новости о Саше он вообще не удивился, но мое решение остаться воспринял настороженно. Спросил, обдумала ли я его. Не порыв ли это из-за эмоций и на фоне всего происходящего. Я заверила, что все обдумала. Что уже присмотрела местный технический ВУЗ, ведь в компьютерах я тоже неплохо разбираюсь. А за IT-технологиями будущее, и на кусок хлеба с такими «корочками» я всегда смогу заработать. Папа принял мое решение и даже сообщил, что все-таки рад, что я остаюсь. Пообещал, что сам поговорит с бабушкой.
Самым сложным иногда оказывается то, о чем даже не подозреваешь. Когда я рассказала обо всем Вене, я, конечно, ожидала ворчания, но не такого скандала.
Он громко кричал, а на его лбу от напряжения вздулась вена:
– Марина, ты в своем уме?! Мы сколько к этому шли?! Сколько мы мечтали? И сейчас ты хочешь все разрушить? Потому что твоя подруга остается здесь? Что за бред?! – мы были у Вени в комнате, он ходил туда-сюда и постоянно тер висок. Благо, родителей его дома не было.
– Она не просто подруга, Веня. Мы… Мы встречаемся.
– Ой, я это уже слышал. Пара прижиманий в подъезде не делает вас парой, – раздраженно отмахнулся он. – Не глупи. Ты едешь со мной. Как мы и собирались.
– Ты не понял. Мы действительно встречаемся. Мы… У нас все было… – тихо сказала я и тут же пожалела о своих словах. Казалось, вена на его лбу начнет жить своей жизнью. Глаза Вени налились кровью, и он яростно прошептал:
– Ты издеваешься надо мной?! Марина! Я не узнаю тебя! Что она с тобой сделала?! Мы с тобой обещали друг другу, что когда это произойдет, это будет с правильным человеком, с тем, кого мы полюбим! А ты?! Не смогла держать ширинку застегнутой?!
– Перестань! – возмутилась я. – Я ее люблю, слышишь?! Люблю! И она – правильный человек! Она – мой человек, нравится тебе это или нет! И я остаюсь! Ты мне не отец, чтобы силой заставлять меня что-то делать. Да и он не имеет права, я уже совершеннолетняя!
– А что скажет твой отец?! Ты о нем подумала?! – не унимался друг.
– Я ему уже сказала! Он не против! – продолжала орать я.
– Я не верю, что это происходит, – прошептал Веня и, остановившись посреди комнаты, закрыл глаза. – Она снова кинет тебя, Марина. Как ты не понимаешь, что ты для нее игрушка?
– Вениамин, – сурово сказала я, – я люблю ее. Она меня любит. Мы просто хотим быть вместе. В чем твоя проблема?
– В чем моя проблема? – Веня посмотрел на меня совершенно диким взглядом. – В чем моя проблема?! Я скажу тебе, в чем моя проблема. Смотри, – он схватил со стола рамку с фотографией, где нам было по пятнадцать, и мы стояли на крыше бани в деревне у бабушки, которую Веня помогал нам с папой строить. В моей руке был молоток, а Веня держал пилу. Мы стояли в обнимку и улыбались. – Вот эту девчонку я знаю. Она лазила с детства со мной по крышам, с ней мы строили снежные замки, прятали клады и делились самыми сокровенными тайнами. Марина, ты мне рассказывала о своих месячных, а я тебе о своем первом утреннем «стояке». Я бегал тебе за прокладками зимой, а ты прикрывала меня перед учительницей, когда я вылил банку гуаши Петровой в рюкзак. Марина, вот это – ты. А не та, которая спит с наркоманкой и решает после этого «забить» на мечту своей жизни.
– Я не пойму, тебя больше бесит то, что я не хочу никуда уезжать или то, что мы с ней переспали? – меня очень тронула речь Вени, но нужно было расставить все точки.
– Я сам не знаю, что меня больше бесит, – вздохнул Веня и уселся на стул. – Я всегда думал, что мы будем друг у друга первыми, – грустно усмехнулся он.
– Ты… что?! – я не поверила ушам.
– Марина, я влюбился в тебя сразу, как увидел. В то время, когда даже еще не знал, что это такое. Боже. Это так банально. Парень влюбляется в свою лучшую подругу, – фыркнул он. – Я просто сказочный придурок.
– Но ты… Ты же встречался с другими девчонками, – пробормотала я.
– Я пытался. Думал, пройдет. Я же не тупой, я же понимал, что ты на меня только как на друга смотришь. Да, надеялся где-то в глубине души. А потом эта Саша появилась. Потом ты мне все рассказала, я думал, может, это поможет тебе увидеть все иначе. Посмотреть на меня иначе. Но нет. В итоге – ты с ней. А я, как идиот, пытаюсь тебя тащить наверх. Марина, ты пропадешь с ней. Ну, не командный она игрок. Она эгоистка. Она будет думать только о себе. Переломает тебя всю, а я тебя знаю, ты же до последнего будешь ей оправдания искать. Марина, поехали со мной. Пожалуйста. О себе подумай, о будущем.
– Веня, – тихо сказала я и посмотрела ему в глаза, – она и есть мое будущее. Я не хочу без нее. Только с ней.
– Это твое окончательное решение? – Веня выпрямился и уставился в одну точку.
– Прости. Да.
– Я понял. Ладно. Поступай, как знаешь. Я желаю тебе счастья. Правда. Хоть и не верю в то, что она сможет тебе его дать.
– Это обязательно нужно было добавлять? – улыбнулась я.
– Прощай, Марина. Думаю, тебе лучше уйти.
– Ты что, серьезно? Выгоняешь меня, потому что я решила жить так, как хочу? – я не могла поверить, что он из вредности отказывается от нашей дружбы.
– Марина, уходи, – Веня даже не повернул головы.
– Ну, как знаешь, – фыркнула я и встала с кровати.
Через две недели я стояла на вокзале и провожала взглядом своего друга, который с двумя огромными чемоданами садился в поезд, а его родители остались стоять на перроне. Мы так и не разговаривали с ним с того дня. Я позвонила его маме, чтобы узнать, когда он уезжает – хотела просто проводить его и пожелать удачи. Но не смогла к нему подойти. Так и стояла, пока поезд не прогудел и не тронулся. Веня уехал в свою новую жизнь, а у меня началась своя.