Путь к сердцу

32

Я лежала на чердаке с книгой и бокалом домашнего вина, которым нас угостил Семен Семенович. Честно говоря, пила вино я потому, что оно помогало успокоить боль. Палец ныл, а мне из-за этого было сложно сосредоточиться на книге.

Как я и ожидала, к вечеру пошел дождь, поэтому, когда все поужинали и каждый занимался своими делами, готовясь ко сну, я полезла на чердак. Это было моим любимым местом в такую погоду.

Марат и папа уже ушли спать, так как их ждал ранний подъем на рыбалку. Бабушка, Виктория Павловна и Ирина Викторовна тоже собирались ложиться, а я решила насладиться дождливой погодой и хорошей книгой. И вином.

Я как раз закончила читать первый рассказ о золотоискателях Джека Лондона, когда услышала тихий стук в небольшую дверь. Я перевела взгляд с книги на вход и увидела, как, тихо скрипнув, дверца отворилась. В открывшемся проеме появилась светловолосая голова Ирины Викторовны, и я улыбнулась. Боже, эту женщину я рада видеть всегда.

– Привет, – тихо сказала она и подняла бутылку вина, что держала в руке. – К тебе можно?

Я проглотила слова, что она может приходить куда и когда угодно, хоть ко мне в душ, и ответила:

– Конечно, вы же пришли с дарами, как я могу отказать?

Она хихикнула и забралась на чердак, прикрыв дверь.

– Твоя бабушка сказала, что в такую погоду тебя наверняка можно найти здесь, – сказала женщина, осматриваясь. – Тут… здорово. Атмосферно, я бы сказала.

Я лежала на небольшом матрасе, за головой на полу стояла настольная лампа, свет от которой падал на книгу. На полочках под сводом крыши на обеих сторонах стояли еще несколько книг, а также зажженные свечи. Обстановка была, мягко говоря, романтичной.

– Да, я всегда любила читать тут. Особенно во время дождя. Тут тепло, из-за трубы, – я показала на проходящую в середине чердака трубу, что была сзади меня. – А звук тарабанящих капель успокаивает.

– Это точно, – согласилась женщина. – Будешь вино? – спросила она, увидев мой почти пустой бокал.

– Да, немного, – я подняла бокал и наблюдала, как Ирина Викторовна, опустившись на колени, налила нам темно-красный напиток.

– Оно такое вкусное. Но такое «пьяное», – пробормотала она, отставляя бутылку.

– Да, Семен Семенович знает толк в вине, – усмехнулась я. – Поэтому я стараюсь быть очень осторожной с ним. Пара лишних глотков, и наутро может быть стыдно.

– Надеюсь, до такого не дойдет, – хихикнула Ирина и улеглась на бок рядом со мной, согнув одну руку в локте, придерживая ею голову.

– Марат уже спит? – спросила я, прочистив горло. Такая близость женщины немного сбивала меня с толку, но я мужественно пыталась собраться.

– Да, он уснул почти мгновенно. Сказал, что привезет кучу рыбы, – улыбнулась она.

– Вполне вероятно. Утренние рыбалки часто бывают успешными, – пробормотала я, чуть отодвигаясь. Она, конечно, не делает ничего двусмысленного, но я буду чувствовать себя спокойнее на некоторой дистанции.

– Он в таком восторге, – протянула Ирина Викторовна, смотря на огонек свечи. – Только немного расстроился, что ты не поедешь с ними.

– Да. Утренняя рыбалка означает ранний подъем и много комаров. Пожалуй, я смогу без этого обойтись, – усмехнулась я.

– Он невероятно к тебе привязался. Даже удивительно, – пробормотала женщина, а я не была уверена, что она разговаривает со мной. Слова прозвучали так, будто она просто рассуждала вслух.

– Вы… Вас это беспокоит? – поинтересовалась я, наблюдая, как меняется ее цвет глаз от янтарного оттенка до более темного.

– Что? – спросила она, будто очнувшись. – Нет, нисколько. Напротив, я рада, что у него появился друг. Ему не так просто с ровесниками. Я не слышала, чтобы он о ком-то столько говорил. А теперь он постоянно твердит: «Марина то, Марина это»… Он хочет уметь то же, что и ты. Знать то же, что и ты. Боже, если бы у тебя была татуировка, я не сомневаюсь, что он бы подошел и спросил, можно ли ему сделать такую же, – засмеялась женщина.

– Нет, можете не переживать, ничего такого, – улыбнулась я.

– Это хорошо, – сказала она и легла на спину, уставившись в потолок. – Тут волшебно.

– Да, – ответила я, приняв такую же позу.

Мы молча лежали почти полчаса. И это была комфортная тишина. Мы наслаждались гудением дров в трубе и барабанящим по крыше дождем. Я чувствовала запах ее геля для душа и шампуня. И снова убедилась, что она у меня ассоциируется с летом. Легкий, приятный аромат цветов, травы, какого-то летнего луга. Я даже не могла описать этот запах, лишь понимала, что это самый приятный аромат, который я когда-либо чувствовала. И пока мы лежали, наслаждаясь этим уединением, мне хотелось остановить это мгновение, настолько я комфортно себя чувствовала. Мне хотелось взять ее за руку или почувствовать тяжесть ее головы на своем плече. Хотелось какого-то, пусть даже самого невинного тактильного контакта. И когда я это поняла, стало ясно, что с вином на сегодня пора заканчивать.

Я чуть приподнялась и поняла, что у меня слегка кружится голова. Спасибо, Семен Семенович, удружил. Ирина Викторовна тоже привстала и посмотрела на мою загипсованную руку. Потом поставила бокал около лампы и, не заметив шнур, опрокинула ее. Лампа, повалившись на бок, глухо разбилась. Мы остались в темноте, которая лишь слегка освещалась свечами, стоящими выше.

– Ой, – пробормотала Ирина Викторовна, а я готова была рассмеяться. Давно она ничего не роняла.

– Все нормально. Завтра вкручу новую, – успокоила я ее.

Ирина Викторовна кивнула и снова посмотрела на мою руку.

– Болит? – тихо спросила она.

– Кто? А, да нет, – покачала я головой. – Нормально. Ноет немного, но это пройдет.

Она протянула свою руку и коснулась моей кисти. Пальцем провела по гипсу, убирая ниточку, торчащую из него. Я затаила дыхание, когда она положила руку на гипс и оставила ее там.

– Извини, – слегка улыбнулась она, глядя на меня.

Мне было не ясно, извиняется она за гипс, за лампу или за то, что прикасается ко мне. Да мне это и не было важно. Я смотрела в ее глаза и понимала, что я нахожусь в миллиметре от того, чтобы совершить очень, очень большую глупость.

То ли «пьяное» вино, то ли романтичная обстановка подействовали на меня, но я несмело протянула здоровую руку, чтобы убрать прядь волос с лица женщины, лежащей напротив, за ухо. Она не шелохнулась, лишь смотрела также в мои глаза. Я понимала и отдавала себе отчет, что моя рука находится на ее щеке гораздо дольше, чем того требуют обстоятельства. Но я просто не могла ее убрать. Было ощущение, что рука стала свинцовой, и больше она мне не подчиняется. Видимо, все остальное тоже перестало мне подчиняться, потому что последнее, что я помню очень отчетливо, что я перевела взгляд на ее губы. А потом произошло все так, будто я не участвовала в происходящем, а просто наблюдала за этим со стороны.

Ладонь смелее коснулась ее щеки, скорее, нежно, чем настойчиво. Большой палец осторожно погладил скулу, а сама я медленно двинулась ей навстречу.

Когда я ощутила своими губами ее губы, у меня было ощущение, что где-то внутри меня разбились миллионы осколков, разлетевшись, а потом собрались вновь. Поцелуй был настолько нежным и осторожным, почти детским, что мне казалось, что это сон. Будто любое резкое или неловкое движение может разрушить все это.

Самое удивительное, что она мне, казалось, отвечала. Неуверенно, еле ощутимо, но отвечала. Ее губы также касались моих, как и мои – ее. И я готова была отдать все, что у меня было, чтобы этот момент длился как можно дольше.