28

Я сидела на деревянном, сколоченным папой диванчике, что стоял около клумбы на поляне, и подставляла лицо ласковым утренним солнечным лучам. Конец лета был не за горами, но в эти дни стояла удивительно жаркая погода. Особенно сегодня. Я в очередной раз убедилась, что отпуск был хорошей идеей, поскольку в такую жару в городе было бы невыносимо. О смоге и потных коллегах мне регулярно сообщал Веня в смс или когда звонил по вечерам.

Он спокойно воспринимал нашу дружбу с Ириной Викторовной и ее семьей. Иногда лишь мягко поддразнивал меня на ее счет. Но я всегда умудрялась «отбить» его словесную подачу.

Около меня стояла чашка с кофе и молоком, и я думала, что сегодня можно будет и позагорать. Три дня, что мы были здесь, мы даже не купались. Постоянно находились какие-то дела. Мы гуляли по подножию скалистых гор, на самом верху которых стояли мощные ели. Катались на лодке, на соседской лошади, играли в бадминтон. Марат возился с бабушкиным «скотом» в виде собак и кошек. Я всерьез думала, что если бы ему разрешили, то Марат и ночевать остался бы в собачьей будке.


Когда я поняла, что мне уже становится жарко, и подумала, что самое время достать из сумки купальник, я услышала голоса, раздававшиеся из дома. Повернув голову, я замерла. И я очень надеялась, что мой рот не был открыт в тот момент, когда на крыльце дома показалась Ирина Викторовна. В раздельном купальнике. В чертовом маленьком купальнике. В одной руке у нее была книга, в другой она держала небольшое покрывало, а на голове у женщины были модные солнцезащитные очки. Она опустила их и нацепила на нос, потом мило мне улыбнулась и прошла на середину поляны.

– Еще только одиннадцать утра, а на солнце уже почти тридцать градусов, – сказала она, расстилая покрывало. – Надо ловить момент. Пусть все думают, что я была на море, – хихикнула она и опустилась на плед.

– Ага, – прокашлявшись, ответила я и отвела глаза. Зрелище было, конечно, еще то. Я подозревала, что у нее хорошая фигура, но чтобы настолько – это было выше моих сил. Я увлеченно рассматривала траву под ногами, когда снова услышала ее голос.

– А ты не любишь загорать? – Ирина Викторовна перевернулась на живот и открыла книгу. Легче мне не стало. Ее пятая точка тоже была весьма хороша.

– Люблю. Я загораю. И тоже буду. Загорать. Позже, – пробормотала я бессвязными фразами и покраснела, еле оторвав глаза от ее задницы.

– Все нормально? – голова женщины смотрела в мою сторону. Но из-за очков я не видела, куда был направлен ее взгляд, поэтому мне оставалось только надеяться, что она не заметила, что я красная, как помидор.

– Да, я… – меня «спас» Марат. Он выскочил из дома и через секунду оказался около меня.

– Марина, пойдем на речку? С утра у самого берега плавают мальки, твоя бабушка сказала, что их легко поймать даже стаканом. А если стоять неподвижно ногами в воде, то они будут кусать пальцы, – его глаза буквально горели.

– М-да, а в Тайланде мы за такое развлечение отдали кучу денег, – пробормотала Ирина Викторовна.

– В Тайланде другая рыба. Это не совсем одно и то же, – улыбнулась я и снова повернулась к мальчику. – Конечно. Может, переоденемся сразу? Сегодня можно искупаться. Жара стоит недели две, вода как следует прогрелась после тех дождей, что были тут недавно.

– Да! – восторженно воскликнул Марат и убежал обратно в дом.

– Там… На речке безопасно? Ну, не глубоко? Он умеет плавать, но все же, – неуверенно спросила Ирина Викторовна, чуть приподнимая очки.

– Все будет в порядке. Там глубоко только в средине реки и выше по течению. До туда пешком не так просто добраться, – успокоила я ее. – Вы будете тут? Или присоединитесь?

– Пожалуй, я поваляюсь на травке с книгой, если ты не против. И, кстати, если устанешь от Марата – отправляй его ко мне. Я серьезно, – улыбнулась она, вновь надевая «авиаторы».

– О, не думаю. Мне с ним весело, – пожала я плечами, говоря со всей искренностью.

– Хорошо.

Я развернулась, чтобы уйти, но услышала, как она снова окликнула меня.

– Марина?

– Да? – я снова повернулась, стараясь смотреть ей в глаза, точнее, в очки, а не на ее тело.

– Спасибо тебе. За все, – я увидела ее обворожительную улыбку и почти забыла, куда я шла.

– Не за что. Я… Я пойду, – встряхнув головой, я пошла в дом за купальником.


Мы до обеда носились по реке с Маратом за мальками. Брызгались теплой водой, купались. Я притащила большой и толстый лист пенопласта, и мы плавали на нем, скидывая друг друга в воду. Я выигрывала в соревновании «Кто дольше продержится на ногах на листе пенопласта» ровно до того момента, пока на берегу не появилась Ирина Викторовна. Увидев ее в купальнике, с развевающимися на легком ветру волосами, я забыла о равновесии и через минуту уже оказалась в воде. Мое падение сопровождалось громким смехом Марата и Ирины Викторовны.

Когда мы все вместе сидели и обедали, я поняла, что такая реакция моего тела и разума на женщину – нехороший знак. Это было похоже на то, что она начинает мне нравиться куда больше, чем друг. И если раньше я могла как-то игнорировать потуги своего мозга открыть мне глаза, то теперь это делать становилось все сложнее. В кого-кого, а в нее-то точно мне влюбляться нельзя. Натуралка, старше меня на несколько лет и с ребенком. Кажется, я ничего не забыла?

Пока я раздумывала над этим, поглощая первое и второе, я немного успокоилась. Влюбиться? Нет. Я не влюбляюсь. Я не испытывала этого чувства уже несколько лет. Не может же быть так, что мои эмоции, наконец, проснулись, причем к тому, к кому совершенно не нужно. Нет. Это ерунда какая-то. Вероятно, мне просто напекло голову. А что? Я не надела бейсболку, в отличие от Марата, а на улице было выше тридцати градусов жары. Точно. Это все жара.


Этим же вечером я сидела у костра на берегу реки. После ужина мы все впятером поиграли в карты, причем моя бабушка всех «обула», попили чай с печеньем и разошлись по комнатам. Марат так набегался за день, что уже в девять вечера сонно хлопал глазами, пока Ирина Викторовна с Викторией Павловной не увели его наверх.

На берегу вдоль реки росли невысокие ивы, а наш и соседские дома стояли на возвышении. Так что мне было прекрасно видно, как наши временные «постояльцы» погасили свет в комнатах и, видимо, улеглись.

Дым от костра отгонял назойливых комаров, воздух был комфортно теплым, и у меня была пара бутылок пива с собой в рюкзаке. Моя бабуля оказалась любительницей нефильтрованного, так что я регулярно привозила ей несколько бутылок, когда приезжала. Ей нравился сам вкус, поэтому иногда она баловала себя стаканчиком пенного. Остальную часть бутылки обычно допивала я. Это был наш маленький секрет от отца, потому что он вообще думал, что кроме бокала вина бабушка ничего из алкоголя не пьет. Но благодаря мне она попробовала и настоящий шотландский виски, и ликер, и коньяк. Остатки бутылок она хранила в погребе, называя его «баром». А отец всегда удивлялся, когда на столе появлялся какой-нибудь хороший алкоголь.

Я скучала по тем временам из моего детства, когда я вот также сидела у разведенного костра и думала, мечтала, что-то представляла, периодически подкидывая палки и поленья в огонь.

Я вытянула ноги, сидя на поваленном и кем-то принесенном бревне, и, закрыв глаза, слушала стрекотание сверчков. Размеренный тихий гул ночной жизни разрезал звук чьих-то шагов. Я нахмурилась и повернула голову в сторону тропинки между кустов. Все уже легли спать, кто может болтаться в одиннадцать вечера по берегу?

Но я довольно быстро получила ответ на свой вопрос, увидев знакомую фигуру в темноте.

– Не спится? – улыбаясь, спросила я, чуть пододвигаясь на бревне.

– Ага. Виктория Павловна храпит, как лесоруб. Она всегда храпит, стоит ей пригубить немного вина. Я не помешала? – Ирина Викторовна подошла ближе и скромно встала рядом с бревном.

– Нисколько. Наслаждаюсь тишиной. Можете присоединиться, – я показала рукой на место рядом с собой и еще немного переместилась.

– Спасибо, – женщина села рядом и посмотрела на костер.

– Хотите пива? У меня есть еще бутылка.

– О, да у тебя тут вечеринка, – усмехнулась она. – Да, не откажусь.

– Ну, не совсем вечеринка, скорее, маленькое веселье. Я в детстве постоянно до ночи сидела на берегу, пока глаза не начинали слипаться, – я порылась в рюкзаке и протянула ей бутылку.

– Спасибо. А твоя бабушка не волновалась за тебя?

– Нет, она всегда могла увидеть меня в окно. Вы ведь так и поняли, что я здесь? – усмехнулась я, делая очередной глоток прохладного пива.

– Да, я встала приоткрыть форточку и увидела огонь. Поняла, что кроме тебя, больше тут сидеть некому.

– Это точно. Я единственная полуночница. Когда я была маленькой, в округе не было детей моего возраста. Были либо совсем маленькие, либо слишком взрослые. Поэтому никаких странных компаний, беснующейся молодежи, ничего такого. Все соседи друг друга знают. Так что тут всегда было безопасно.

– Это хорошо. У меня в детстве не было такого волшебного места, – тихо сказала Ирина Викторовна, не отрывая взгляда от огня.

– А где прошло ваше детство? – спросила я, не имея ни сил, ни желания, в свою очередь, отрывать взгляд от нее.

Огонь лизал недавно подброшенные поленья, а его свет падал на наши лица. Я же смотрела в ее глаза и поражалась той теплоте, что в них была. Всегда. Добрые, теплые глаза. Как лето. Они казались в свете огня янтарными, будто светящимися изнутри. Этот вид просто завораживал.

– Я выросла в маленьком городке, где все друг друга знали. У нас пятиэтажек-то было штук пять на весь район. Остальные все двух и трехэтажные дома. Бараков много было. Но сейчас их уже снесли, конечно. В одном из бараков я и выросла. Окончила школу и уехала поступать в другой город. Он был больше по размеру и более крупно населенный. Потом встретила отца Марата, снова переехала, перевелась в другой институт и уже обосновалась, как мне кажется, окончательно. Это вкратце, – улыбнулась она, мельком бросив на меня взгляд.

– А… ваши родители? – осторожно поинтересовалась я, наблюдая за движением ее губ. Клянусь, это были самые красивые губы на свете, и я не могла перестать на них пялиться.

– О, их давно нет. Я была поздним ребенком, и когда Марат родился, их не стало.

– Мне жаль, – пробормотала я, не зная, что еще сказать.

– Спасибо. В общем, теперь мой дом там, где я живу сейчас. Но теперь я думаю о том, что неплохо бы иметь и такое место, как это. Где можно отдохнуть, расслабиться, перевести дух, так сказать. Иногда устаешь от всего этого. От работы, от однообразных забот. И даже… – она на мгновение задумалась, – чувствуешь себя одиноко, что ли. Ну, иногда. Нечасто. Но все равно. Хотя, должна сказать, что с появлением в моей жизни Марата и Виктории Павловны, одиноко мне почти не бывает, – она посмотрела на меня и улыбнулась уголками губ.

Я молча кивнула и отвернулась к костру. Сначала ее родители, а потом муж ее бросил с ребенком на руках. Бедная женщина. Конечно, ей бывает одиноко. А кому нет?

Я смотрела на огонь и злилась на себя. Она мне тут про свою семью рассказывает, про свои чувства, и это не самые счастливые истории, к слову, а я пялюсь на нее, как голодная собака на кость. Просто замечательно, Марина. Человечности в тебе хоть отбавляй.

– У вас растет очень умный и порядочный сын. И это ваша заслуга. Вы должны гордиться тем, что воспитали такого парня, – сказала я, решив перейти на более позитивную тему.

– Спасибо. Думаю, заслуг Виктории Павловны тут не меньше. Иногда она видит его чаще, чем я.

– Все равно. Редко встретишь сейчас таких детей.

– Меня до сих пор беспокоит вопрос о его отце, но Марат упорно твердит, что не хочет иметь с ним ничего общего. Я просто не хочу, чтобы он, когда вырастет, пожалел об этом. Ребенку нужен отец, – грустно сказала она, допивая уже половину бутылки. Она пришла на полчаса позже меня и уже «догнала».

– А почему вы снова не вышли замуж? – задала я вопрос, который хотела задать уже очень и очень давно.

– Когда, Марина? – рассмеялась женщина. – Какой мужчина согласится быть не на первом и даже не на втором месте? Если и не на третьем или четвертом.

– Ну… Тот, для которого важны вы, – ответила я. Я чувствовала ее взгляд на себе.

– Значит, я таких не встречала, – усмехнулась она. – У меня есть два очень важных человека в моей жизни. И есть работа, которая, по сути, тоже является моим ребенком. Я, может, и рада найти того, кто будет рядом, но… Это же надо, чтобы он понравился Марату, а Марат – ему. Плюс Виктория Павловна. Я не собираюсь лишаться этой женщины, даже если выйду замуж. Она мне, как мать. Потом работа. Она для меня тоже очень важна. Тут очень много тонкостей, – сказала Ирина Викторовна и тоже вытянула ноги. – Я просто считаю, что если где-то и есть мой человек, то он найдется. Придет и будет рядом.

– Хорошие слова, – улыбнулась я, поднимая бутылку.

Еще около часа мы просидели у костра, разговаривая ни о чем и обо всем. И с каждой рассказанной историей, с каждым услышанным мнением, в моей голове все прочнее закреплялась мысль, насколько же прекрасна эта женщина. Как будто из какой-то сказки. Ее взгляд на разные вещи, ее мировоззрение в целом просто покоряли меня. У нее были свои правильные принципы, свои ценности. И это было так искренне, что я невольно подумала, как же повезет человеку, которого она выберет себе в спутники жизни.


Когда температура опустилась ниже, и тепло от огня уже не слишком помогало, мы направились в дом. Пробираясь между кустов, Ирина Викторовна шла впереди меня на несколько шагов, освещая дорогу фонариком на телефоне. Я шла за ней и, тоже освещая себе путь фонариком, слышала, как она наступает сланцами на сухую землю. В следующий момент что-то произошло. Я услышала какой-то чавкающий звук, потом поняла, что женщина остановилась, раздался ее сдавленный всхлип, и уже через секунду я увидела, как она резко развернулась и с широко открытыми глазами кинулась за мою спину.

– Марина, что… что это там? Боже, посмотри, что это! Это прыгнуло мне на ногу! – она вцепилась мне в плечи с такой силой, что я даже сжала руку в кулак, чтобы не заорать. Откуда в ней вообще столько силы? На вид она хрупкая и тоненькая.

Я посветила на то место, где только что была Ирина Викторовна, и увидела небольшую лягушку, которая, очевидно, «шла» к себе домой и случайно прыгнула на ногу женщины. Видимо, чавкающий звук, что я слышала – было простым кваканьем.

– Это всего лишь лягушка, вы можете перестать ломать мне плечи, – как можно вежливее попросила я, хотя у самой от боли уже чуть слезы на глазах не выступали.

– Лягушка? Ты уверена? Это было что-то гадкое и холодное. Противное такое, – пробормотала она, тоже направив фонарь на то место, откуда она сбежала со скоростью света.

– Ирина Викторовна, вы видели хоть раз лягушек? Они мокрые и иногда даже липкие. Но весьма милые, – сказала я, выдохнув, когда почувствовала, как ее хватка слабеет.

– Да? Эм… Просто в темноте непонятно было, лягушка это или крокодил, – смущенно пробормотала она, чуть отходя от меня.

– Крокодил? Серьезно? – я выгнула бровь и уставилась на нее.

– Или змея! Почему нет? Что, тут не водятся змеи?

– Водятся, – кивнула я, – но, как правило, в лесу или на скалах. Или в поле. Там, где живут люди, они появляются редко. Тем более, в каждом доме есть кошки. А они известные борцы со змеями.

– А… Ну ладно. Тогда… Тогда пойдем, – сказала она, кивая вперед.

– Пойдете первая? – усмехнувшись, спросила я.

– Нет, давай, пожалуй, ты. И посмотри, пожалуйста, чтобы там лягушки и прочие животные не помешали нам попасть домой, – пробормотала она, слегка подталкивая меня.

– Конечно. А то мало ли, крокодил из кустов вылезет, – захихикала я и направилась к лестнице.

– Очень смешно. Уверена, уже к завтраку Марат будет об этом знать, – язвительно заметила женщина.

– Вполне вероятно, – продолжала смеяться я, чувствуя себя подростком. Мне очень нравилось дразнить ее, и такое наше общение меня воодушевляло. Она мне нравится. Определенно, нравится.

Загрузка...