Пылающая для Древнего. Пепел

Глава 40

Я вдохнула ночную свежесть пустыни, запах цветов и масел для кожи.

Взгляд скользил по спящему городу Древних. Золотые крыши домов тянулись к серебристой луне, отражая яркие звезды. Их белоснежные и песочного цвета стены были украшены разноцветными раскрывшимися бутонами цветов. Фонтаны с чистой бирюзовой водой около каждого низкого дома, тихо журчали, утоляя жажду стоявших верблюдов, чьи хозяева, прежде чем пойти спать, заботливо привязали их к деревянным столбам.

Крыши и стены таверн оплетали сочные вьющиеся лианы, которые изящно свисали над деревянными массивными столами. Оранжевые глиняные пузатые вазы, наполненные пресной водой, одиноко стояли на выложенной плоскими прямоугольными серыми камнями дороге, притягивая к себе летающих насекомых. На спящих улицах города неподвижно застыли закрытые светлые шатры, в которых по утрам шумные торговцы продавали свои ароматные лепешки и свежее молоко. Все гармонично вписывалось в изящную архитектуру этого нового города.

Люди, эрны и Древние — все мирно жили в одном городе.

Мне оставалось сделать всего пару шагов, как вдруг снова закружилась голова…

Я оперлась ладонью о стену, надеясь, что это скоро пройдёт, но легче всё никак не становилось.

— Трэпт… — зашипела я, хватаясь за висок.

Из-за этой чертовой боли, мне пришлось здесь задержаться на несколько дней. Если бы не эти видения из прошлого… те дурацкие обрывки, что бессмысленно застревали у меня в голове, я бы уже давно покончила с высокомерным братцем Иштара и его ненаглядной женой, чье милое личико украшал гнев Витара.

Тонкой струйкой холодный пот скользнул по спине. Зажмурившись, сделала несколько глубоких вдохов.

Я ощутила, как в песке нетерпеливо ворочались трэпты, прорываясь сквозь его золотые тиски к вороновой тьме.

Я чувствовала воду, бегущую в его недрах, и каждую песчинку на этой земле под копытами коней, ожидающих своих наездников в небольших стойлах.

Агонию и боль где-то умирающих людей, и волнительное упоение самих убивающих.

Вдалеке шумел ветер.

Совсем рядом, в маленьком доме, мать качала на коленях любимое дитя.

Смеющиеся, плачущие, умирающие — я растворилась в этих звуках, в их эмоциях… отвлекаясь от бегущего за мной прошлого…

Я стала бурей, что проглатывала дома пылью. Пустыней, что вкрадчиво шептала песками, укрывая побелевшие кости трэптов.

Я чувствовала дыхание жизни, как собственные пальцы.

В моем сердце, где раньше теплилась какая-то жизнь, зияла дыра.

Когда-то из этой темной пропасти струилась боль, ненависть и сожаление. И каждая секунда моего существования была невыносима, эта боль терзала меня, пока, чья-то рука не стерла ее из моей жизни, как песчаные волны — следы на песке…

Новая вспышка боли перед глазами.

Теперь я стояла в чьей-то комнате и бесшумно всхлипывала… В один миг я ощутила на своем лице горячие широкие ладони Иштара, что с сумасшедшей нежностью обхватили мое лицо:

— Я не откажусь от тебя…

Я наблюдала за нами со стороны, как он оставляет на мне шрам-обещание.

Невыполнимую клятву.

Злость, чёрная, как паучье гнездо, захватила мое сердце.

— Лжец!! — злясь, крикнула в ночную пустоту.

Секундная эмоциональная вспышка сменилась безмятежностью и равнодушием.

— Чертовы видения… — устало выдохнула, расслабляясь от исчезнувшей боли. Почувствовав крошечное сердцебиение позади себя, раздраженно сказала:

— Выходи, я знаю, что ты здесь, — обернулась к спрятавшейся за белой колонной открытой мансарды дочке Иштара.

Девочка топнула от негодования, недовольно скрестив руки на груди.

Уголок моих губ дернулся в улыбке.

— Отец не говорил тебе, чтобы ты держалась от меня подальше?

— Ты хотела спросить: рассказал ли он мне о тебе?

А девчушка слишком умна для своих лет. Ее желтое платьишко слегка подрагивало на ветру, а длинные волосы неумело перевязаны коричневой лентой.

— Я знаю кто ты. Отец никогда ничего не скрывал от меня.

— Вот как? — откровенно удивилась я, подходя к ней ближе.

— Я, наверное, тоже бы не смогла устоять… — запнулась она.

— Перед чем?.. — залилась смехом от ее неожиданного льющегося откровения.

Девчушка зарделась, сцепив перед собой пальцы в замок, перекатившись с носков на пятки, быстро добавила:

— Ты такая красивая, бесстрашная и… честная… не как моя мать, — девочка замялась и стыдливо потупила взгляд.

Голые пятки вдруг почувствовали, какой холодный каменный пол под ногами.

— Я не была честна с твоим отцом, и страхи у меня тоже есть…

Девчушка с интересом сверкнула своими темными глазками, а ее пушистые ресницы любопытно задрожали.

— Какие? — от волнения она прикусила губу.

— Свое прошлое. Разочарование от той жизни, что вела, — отвернулась от девчушки, всматриваясь в сторону их темного сада. — Ты всё равно не поймешь, — хмыкнула я, направляясь к лестнице, чтобы спуститься вниз и прогуляться среди манящих высоких пальм и редких цветов.

— Наверное… — тихо донеслось мне в спину.

Все в этом доме выбивало из колеи… Иштар со своими бессмысленными фразами, его любопытная дочь…

Обойдя весь сад, забрела в неприметный тупик, заросший зеленым плющом. Подойдя ближе, сдвинула рукой непослушное растение и нырнула в открывшуюся темную глубь.

Замерла на месте от открывшейся красоты.

В этом месте вокруг высокого женского силуэта в позолоченных клетках щебетали пестрые птицы. В глубине сада в невысоких темно-зеленых кустах пряталась обитая красным бархатом позолоченная тахта, а рядом с ней под высокими ветвистыми пальмами стоял низкий резной стол.

Я удивленно рассматривала каждую деталь в этом загадочном месте. Здесь словно застыло время. Будто здесь кто-то запечатал часть своей души…

Серебряный лунный свет мягко играл своими бликами на улыбающемся мраморном женском лице статуи, одиноко стоящей в центре ухоженного сада с младенцем на руках.

— Отец настолько сильно любил тебя, что вместо моей матери запечатлел тебя со мной, — грустный голос позади меня дочери Иштара.

Пытаясь чётче разглядеть скульптуру и увидеть в ней себя, а может, просто желая приблизиться к ней, я стала припоминать разговор одной болтливой сплетницы о скульптуре в загадочном и скрытом от глаз саду, сделанной по заказу Иштара, и то, как мать девочки была вне себя от увиденного…

Я бы на ее месте тоже не обрадовалась, увидев это…

Черты лица каменной женщины были мягче, чем мои, а ее глаза украшали яркие зеленые изумруды. Черный мрамор, точно мягкая глина, гибко и плавно подчеркивал ее длинные красивые волосы.

— Почему он назвал тебя именем моей убитой дочери? — резко повернулась к ней, не задумываясь о том, что могла обидеть ее своим вопросом.

— В память о ней …

В ее глазах блеснули слезы.

— Но я не в обиде на него, имя мне нравится, но вот матери доставляет боль… иногда мне кажется, что она меня ненавидит, — резко замолчала.

Я думала, Иша сейчас заплачет, но она только сжала ладони лежащие по бокам своего хлопково платья в маленькие кулачки, и гордо расправив плечи, закончила:

— Она старается не называть меня по имени, а когда произносит, то морщится как острой зубной боли.

— Не всем везет с матерями, — с безразличием ответила ей.

— Что ты здесь делаешь?! — сумасшедший визг за нашими спинами.

— Не твое дело! — огрызнулась девчонка.

— Ах, ты прошивка, — больно схватив ее за запястье, замахнулась.

— Опусти руку! — рявкнул появившийся из ниоткуда Иштар. — Еще раз поднимешь на нее руку, и я отрежу ее тебе! — стискивая ее ладонь, яростно зарычал ей в лицо.

— Ты же слышал, что она сказала ей про меня?! — вырываясь из его захвата, прокричала она, указывая на меня пальцем.

Что за привычка у всех тыкать в меня своими пальцами. Раздраженно мотнув головой, прикрыла глаза, пытаясь насладится прохладой и необычным ароматом цветов.

Стоящие крики не раздражали меня, а только веселили.

— Да, ты посмотри на нее, она еще и улыбается, трэптова сука!

— Завтра ты уедешь обратно, у тебя будет время все обдумать, — неожиданно сказал ей.

Удивленно распахнула глаза.

— Ты в своем уме?! — зарычала в ярко-пурпурном платье рыжеволосая женщина. — Ты не отошлешь меня снова!

— Иди к себе!

— Ты не посмеешь, — визжит она, а из ее ярко-красного рта от раздражения вылетали прозрачные капельки слюны.

— Уже! — резко и опасно ответил ей, припечатывая взглядом.

— Уведи дочь и собирай свои вещи. Завтра ты покинешь этот дом…

— Ты еще пожалеешь об этом! И ты! — указывает на меня своим острым ноготком. — Камаль это меньшее, что могло с тобой случится! — тихо шипит мне, пытаясь задеть за живое.

Звук звонкой тяжелой пощечины.

— Не нарывайся, Лата… Я не посмотрю на то, что ты моя жена и мать моей дочери… вырву твой поганый язык!

— Прекрати! — с ужасом взвизгнула девочка отцу, подлетая к рухнувшей на землю матери.

— Оставь меня! — гневно отдернула от нее руку, стирая с разбитой губы кровь.

— Иша иди к себе!

Камаль — обычное имя, и не больше, чем пустой звук. Камаль, мой родной брат, которого убили…

Устав от криков, пошла вслед за убегающей женщиной.

— Я не разрешал тебе уходить, — рявкнул Иштар.

— А я и не спрашивала твоего дозволения, — усмехнулась его приказному тону.

— Останься, Амара.

Обернулась, встречаясь с ним глазами.

В них увидела тьму, она клубилась, затягивала…

Столько всего было в этом взгляде: боль, угроза, обещание, сила…

Внизу живота отчего-то сразу стало тягуче жарко, а ветер будто не дергал подол тонкого воздушного белого платья. Не трепал мои волосы, не ласкал мои босые ступни приближая к нему.

На его губах появилась нежная улыбка. Грудь горела, а перед глазами стало черным-черно.

Я не поняла как оказалась в его спальне, как мое платье скользнуло к ногам, и как мои пальцы лихорадочно срывали с него одежду, утягивая его на кровать…

Его руки уже обвивали меня, прижимали к своему сильному, горячему телу. Каждое движение его губ разжигало всё внутри.

Я протянула руку, провела ногтями по его горячей плоти, собрала пальцем капельку, дрожащую на его бархатной головке. Иштар вздрогнул. На его лице исказилось: нетерпение, голодное желание…

Шире раздвинула ноги, приглашая его в себя.

И он вошел…

Я стонала под ним, кричала, совсем не сдерживаясь — плевать, кто там пройдёт мимо его спальни, будь то жена или их дочь.

Иштар целовал меня неистово, жадно, вбивая меня в нашу постель: ритмично, сильно, неторопливо…

Я захотела стать частичкой его души… слиться с ним этой ночью. Хотя бы на то мгновение, когда он входил в меня.

Неутомимый, сильный… Мой мужчина…

Внезапно он вздрогнул, а его тело надо мной напрягалось.

— Повтор-р-р-ри, лиана… — рычит мне в губы, делая резкий глубокий толчок в мои распахнутые бедра, срывая губами мой громкий стон.

— Мой… — закатываю глаза от удовольствия и выгибаюсь, подставляя обнаженную грудь.

— Еще… — хрипло требует повторить.

Плавное движение ягодиц. Толчок.

— Иштар, ты мой и ничей больше, — мой громкий полу стон или полу смех…

Толчок.

— Готова ли ты разделить со мной силу… — его голос сплёлся с тьмой чёрной шёлковой лентой.

Не успев ему ничего ответить, крепкие пальцы легли на мою шею, а черное пламя ворвалось в мою грудь…

От хлынувшего в мое тело жара, стало совсем невыносимо. Иштар вливал в меня часть своей силы, смешивал ее с моей, с нашим пламенем…

Я смотрела в его глаза, впитывала его зависимость от меня и чувствовала себя победительницей…

Застонала, вздрагивая от удовольствия.

— Лиана…

Мне не хотелось думать, происходит это наяву или так переплелись наши души…

Я просто отдавалась ему, а он брал и брал, и наполнял меня так много раз… что я просто уснула под его влажным горячим телом …

Рассвет ударил в лицо полной силой, осветив пот на лбу и искусанные губы. Тело ломило, а живот скрутило от дикого голода. Вспышка гнева на лежащего рядом голого мужчину сменилась возбуждением… Недовольно отвернулась от него, осторожно поднимаясь с кровати.

Мое тело резко покрылось мурашками, обхватила себя руками за плечи. Мне захотелось плакать или громко закричать…

Подняв и надев платье, еще немного постояла рядом с его кроватью.

Я стояла и слушала, как мерно он дышит.

— Ничего не выйдет… — мой голос предательски дрогнул, а слезы потекли по щекам.

Я словно коснулась рукой оголенного нерва… Смесь ярких чувств, что мне были незнакомы, наполняли мою душу этой отравой… Я неожиданно для себя могла их понять, испытать. И мне это нравилось…

Поймав себя на этой мысли. Тихо выскользнула из комнаты и призраком спустилась вниз.

В голове звенело, а звуки сливались в один монотонный шум.

— Этого не может быть! — разъяренный женский шепот за дверью. — А если она узнает?!

— Она знает, — уверенный и спокойный голос Витара.

Придерживаясь за стену, замедлила шаг. Напрягаю слух, стараясь услышать их разговор.

— И ты так спокойно мне об этом гов… — голос его жены резко стих.

Нарастающий гул в моей голове был настолько силен, что заглушил все мои мысли. Зашипев от боли, потеряла к их разговору интерес, растирая кончиками пальцев виски, ускорила шаг к своим покоям.

— Я ненавижу его! — яростный крик девочки доносился из моей комнтаты.

Этого еще не хватало! Зло закусила губу, чтобы громко не выругаться. Что она здесь забыла?!

— Ненавижу его за то, как поступает с матерью и мной!

Звонкий стук. Что-то швырнули в стену.

— Шрам, почему он не понимает, что его ненависть к ней — это ее еще большая ненависть ко мне! — тихий всхлип.

Трэпт… Скажи спасибо, что рядом с тобой не будет этой змеи… подумала про себя, мотнув головой, приближаясь к своим покоям.

— Э-э-э-э… обезьянка… — расстроенный грубоватый мужской голос обращался к плачущей девчушке. — У него трудный…

— Почему ты его вечно защищаешь?! — не на шутку разозлилась дочка Иштара, срываясь на крик. — У него трудный день… месяц… час… сколько можно?! Что с ней будет?! — тихо прошептала она, снова всхлипывая. — Он снова накажет ее?! Из-за нее?! — разозлилась Иша, продолжая засыпать вопросами растерявшегося воина.

«Из-за меня?!» — гневно возмутилась я.

— Она…

— Не смей мне врать! — вскипела она.

В ее тоне проскользнули приказные нотки отца.

Попыталась одобрительно хмыкнуть, но боль продолжала держать в своих железных тисках. Раздраженно стиснула зубы.

— Я не знаю, обезьянка…

— Трэпт! — не выдержала я, врываясь в покои.

Голоса быстро стихли.

— Зачем же так орать?! — возмутилась я, удивленно оглядывая свою комнату.

Вокруг кровати были небрежно разбросаны платья, отчаянно сдернута простыня, безмятежно валяющаяся на покрытом тонким слоем песка полу.

Увидев меня, мужчина с уродливым шрамом на лице напряженно нахмурился. Иша, скрестив руки на груди, недовольно насупилась, прожигая меня ядовитым взглядом.

Отзеркалила ее позу, не обращая внимания на поднимающегося с колен мужчину, который все это время утешал в своих объятиях Ишу.

— Не оставишь нас? — обратилась к громиле.

Он не двигался, переводя беспокойный взгляд на девчонку.

Молчание. Сжатые губы. Короткий кивок.

Проходя мимо меня, Шрам остановившись, тихо произнес:

— Ей тяжелее, чем тебе…

В воздухе разливалась приторная сладость.

— А Иштар в курсе о том, как ты прикипел к ней?

Вперила в него удивленный взгляд, догадываясь о его личной привязанности к дочери Иштара…

В его глазах промелькнула растерянность и тоскливая безысходность.

Мне стало его жаль. Древний не отдаст свою дочь за простого эрна…

— Я ему не скажу… — постаралась улыбнуться, но по растерянному виду мужчины, поняла, что получился хитрый оскал.

В глубине его глаз затаилась тревога. Шрам взглянул еще раз на перепуганную девчонку, чьи щеки покрылись красным румянцем, а затем перевел недоверчивый взгляд на меня.

Кивнув головой, он поспешно вышел.

— Не стоит это говорить моему отцу, Шрам… он…

— Ты ещё ребенок, чтобы иметь дело с такими, как он! — отворачиваясь от нее, подошла к столу, чтобы взять ненужный мне сундучок и занять свои руки.

— Какая тебе вообще разница! — крикнула она мне в спину.

— Никакой… — отметила для себя и для нее очевидную вещь.

Иша замолчала. Поджав губы, посмотрела наверх, чтобы не заплакать.

Я опустилась на кровать, невольно приковывая свой взгляд к утонченному личику девочки: точеный подбородок, четкие линии бровей. Темные, как у отца, волосы мягкой волной рассыпались по ее плечам и спине.

Темно-зеленый бархат ее платья неожиданно вздрогнул, а в черных глазах блеснули слезы, но ни одна слезинка так и не смогла сорваться с её ресниц вниз.

Мне ее стало так жаль… Сейчас Иша казалась мне такой хрупкой и беззащитной, что захотелось обнять…

— Как всё уляжется, твоя мать вернется обратно, — я открыла сундучок, рассматривая золотые безделушки.

— Я не нуждаюсь в твоих утешениях, — отчеканила она.

И она была в этом права.

— Подойди ко мне, — попросила ее, достав из сундучка с украшениями приглянувшиеся мне серьги ее матери.

Она настороженно посмотрела на меня, и не подав виду, что побаивается, подошла.

— Смотри, какие красивые, — подняла на свет понравившиеся серьги.

Металлическое колечко с черным переливающимся камушком плавно соединялось с длинными тонкими серебристыми нитями разной длины, которые мягко покачивались в такт моим движениям.

— Моя мать не разрешает мне их носить, — ее взгляд стал отрешенным, направленным вглубь себя.

— Но сама она не прочь их нацепить! — вдруг разозлилась я на рыжую дрянь, откинув сундучок в сторону, сжимая в руке драгоценные серьги.

— Хочешь их надеть? — взяв себя в руки, успокоившись, спросила у нее.

В ее молчании звучало отчетливое «да».

Долго ждать не пришлось, шустрая служанка быстро принесла нам все необходимое.

Усадив девочку на кровать, повернула ее милое личико на свет, чтобы лучше было видно мочку уха. Взяв с бронзового подноса служанки обработанную иглу и воск, тихо спросила у нее:

— Ты уверена?

Она качнула головой.

Кивнув ей в ответ, вонзила острую иглу в мочку уха.

Иша, не успела и пискнуть, как я уже вдевала выбранные ею серьги в ее маленькое ушко. Закончив со вторым, выпрямилась и довольно посмотрев на нее, поднесла к ее личику маленькое зеркальце.

Она внезапно заплакала, закрывая лицо своими ладошками.

Нахмурилась, не понимая ее поведения.

Я отчетливо ощущала от нее всплеск радости…

Почему она тогда плачет?..

— Тебе не понравилось?..

Она лихорадочно мотает головой, не убирая ладошки от лица.

— Очень нравится… я… я… мне…

— Ты что здесь делаешь?! — противный визг за спиной.

— Мама…

— Иди к себе! — завопила ее мать, сверкая глазами.

— На твоем месте я бы следовала совету Иштара…

— Ты никогда не будешь на моем месте, дворняжка!

Ее неосведомленность обо мне, меня позабавила…

Иша напряглась, когда я подошла к ней ближе:

— Я не убью тебя только из-за твоей дочери…

— Иша, иди вниз, мы уезжаем! — улыбаясь, неожиданно мило защебетала Лата, смотря мне прямо в глаза.

Слегка прищурила глаза, соображая, что она задумала…

— А как же отец? — удивилась девочка.

— Меньше вопросов, прошу тебя, Иша, иди вниз, — она метнула недовольный взгляд на свою дочь.

— Что ты задумала?

— Я тебе покажу! — прервал нас твердый и вальяжный голос Витара.

Лата мигом выпорхнула из моих покоев, закрыв за собой дверь, оставляя нас наедине.

Темные взъерошенные волосы, широкие плечи, подтянутый крепкий живот. Я с интересом разглядывала вошедшего идеально сложенного мужчину, отмечая каждую рельефную мышцу на его теле.

— Ты снова выбрала не ту сторону, Амара, — его игривый тон резал слух.

— Я могу закрыть глаза на то, что ты ворвался в мои покои без дозволения, но на то, чтобы отнимать впустую мое время… никогда! — отвернулась от него, положив иголку на стол.

— Говорят, ты не помнишь свое прошлое: — он медленно и бесшумно подбирается ко мне, точно голодный зверь к своей пойманной и загнанной в угол добычи.

Зло обернулась к нему. Мой гнев, проявлялся быстрыми секундными вспышками, затем также быстро и бесследно исчезал, оставляя наедине с безмятежностью и отстраненностью.

Мужчина заметив резкую смену моего настроения, остановился рядом со мной.

— Я никогда не трачу время впустую, — его ладони обхватывают мое лицо, а его губы впиваются в мои безумным безжалостный поцелуем.

И, прежде чем я успеваю выпустить в его грудь пламя, в сознание врывается сумасшедшим вихрем мое прошлое.

Его покои… Я в его объятиях… наши жадные ласки… его губы на моей плоти… Мои странные и противоречивые чувства к нему.

Воспоминания со скоростью света сменяются другими. Закрываю глаза, цепляясь за его плечи.

Храм. Священный обряд. Его беременная жена. Сумасшедшая ревность. Безжалостная дикая боль. Черная площадь. Иштар. Мой ребенок…

Бездонная воронка всепоглощающей боли…

— Прекрати! — простонала я, желая оттолкнуть его от себя, но он продолжал посылать мне видения из прошлого.

— Иша — твоя дочь.

Этого не может быть…

Я словно перенеслась в самый страшный кошмар.

Растерянно распахиваю глаза, всматриваясь в жестокое и надменное лицо Витара.

— Нет…

Он молчит, дает переварить увиденное…

Я хочу пошевелиться, но не могу, будто потеряла власть над своим телом.

— Я готов подождать, Амара, когда ты покинешь его дом и снова облачившись в белое, предстанешь передо мной на коленях… — его шепот вселял в меня ужас. — А пока ты будешь думать, как объясниться перед моим братом, твоя дочь побудет со мной. Ты же не хочешь лишиться ее снова?..

Его взгляд потемнел, а золото в его глазах растворилось в клубящейся черноте.

— Не разочаровывай меня, Амара.

Тьма сгущалась над нами, обволакивала мое тело, засасывая целиком в свой поток.

— Однажды ты уже совершила ошибку… В этот раз я не пощажу никого.

За окном завывал ветер, вырисовывая на песчаных дюнах утонченные гибкие узоры невидимой кистью.

Амара, не переставая, смотрела на закрытую дверь. Ее сердце тяготило безысходность, которую нельзя было выразить словами.

Она напоминала изваяние из камня. Не изящную статую великого мастера, а высеченную в скале несокрушимую фигуру. Недвижимую, стойкую, ничего не страшащуюся. В глубине ее взгляда таилась боль, переходящая во всепоглощающую ярость — яростное стремление к мести.

Торопливые шаги за дверью. Садира, резко распахнула дверь, и властно вошла в ее комнату.

Быстрым взглядом скользнула по моей фигуре, задержавшись на моем животе, процедила сквозь зубы:

— Больше нет смысла все скрывать, ты все знаешь и так… Иша действительно твоя дочь. Арда сдержала данное тебе обещание, передав ее Лате. Скажу откровенно, мне и в голову не пришло бы такое провернуть, но Ардана всегда отличалась острым умом, и за это я ее уважала.

Женщина говорила размеренно, слишком громко, казалось, что она это делает намеренно, словно для кого-то.

Садира прошла в глубину комнаты, и не соизволив закрыть за собой дверь, опустилась в близстоящее кресло.

Я инстинктивно насторожилась.

— А я ведь и вправду думала, что она сможет родить ему сына и дочь, — хрипло рассмеялась она, осознавая свои ошибки.

— Сына?

— Ты беременна, Амара, и на этот раз это сын, — ее лицо перекосилось в неприятной гримасе. — Я понимала, что мои видения обрывочны, и могут истолковываться неоднозначно… Но уже тогда я начала догадываться, что эта пустоголовая идиотка что-то задумала… Провести меня и моего мальчика, — она истерично захохотала. — Порой жажда власти затмевает глаза, она даже не удосужилась подумать своей прелестной головкой о том, что ее ждет за ложь и измену… Подставила под удар себя, и обрекла на смерть своего любовника. Иштар не оставит Османа в живых. Хоть они и знали друг друга с малых лет… но такое не прощают.

Открыла рот, чтобы спросить, но не смогла выдавить ни звука.

— Судьба благосклонна к Лате, не знаю, чем она ей приглянулась, но если бы не всё это, то свою дочь, возможно, ты не нашла бы никогда, а мой мальчик не исцелился. — И не смотри так на меня! Ты не вправе меня осуждать! Ты не знаешь, что я пережила!!! — вдруг закричала она, подскочив с места. — Я любила своего брата запретной черной проклятой любовью, похоть и страсть застилала мне глаза. Дикая ревность разрывала мое сердце, когда я видела, как он обнимает свою жену, как плавится от ее рук, словно горячий воск от огня. Я ненавидела ее. Желала ей смерти. Долгой, мучительной, изощренной! Хотела убить, пожертвовав всем что есть у меня ради этой сумасшедшей идеи. Но все же поступила иначе… глупо полагая, что одна ночь с ним изменит его отношение ко мне. Не как к родной сестре, а как к созревшей для любви женщины…. Откроет ему глаза на мои истинные трепетные чувства к нему…

Клавдий…

Глаза Садиры загорелись лихорадочным блеском, а губы нервно задрожали, собирая в сухих уголках белую пузырящуюся пену.

Облизав губы, она продолжила:

— Я заключила сделку с Арданой, — ее тон моментально стал грубее. — Эта была лучшая ночь в моей жизни, — в темных глазах женщины застыли слезы. — Он не смог отличить меня от своей жены, Клавдий шептал не переставая мне на ухо, что это была самая странная и самая незабываемая ночь для него, — Садира горько усмехнулась, отворачиваясь от меня. — Сколько раз я умоляла Ардану, дать мне еще действенной отравы, я помню, как я валялась у нее в ногах, лишь бы побыть с ним хоть еще разок, но она отказывала мне из раза в раз, насмехаясь над моей зависимостью от собственного брата. Единственное, что мне нравилось в ее поганом характере: она никогда никого не осуждала. И мы были в этом похожи. Я поняла это лишь тогда, когда она захотела убить твою мать — собственную дочь. За то, что она понесла от проклятого мэрна, думая, что запятнала ваш священный род сомнительной связью.

Женщина залилась смехом, одернув рукава черного платья вниз.

С каждым ее словом на душе становилось еще тяжелее…

— Выполнив свой обещанный ей уговор, я не рассказала ей главного, кое-что утаила… Твой отец — Древний… Думаю, позже Ардана и сама обо всем догадалась. Рассказав это тогда, то твоя мать сейчас была бы жива, как и твой отец… — она зло обернулась ко мне, стряхивая худощавой ладонью свои слезы. — Если бы Ардана дала мне хоть один шанс побыть с ним еще пару ночей, то он бы выбрал меня, а не бесполезную стерву, чьи мысли были только о своей миловидной внешности! — отчаянно и беспомощно завыла она, — Всего этого можно было избежать! — Садира стиснула ладони в кулаки, а затем, как ни в чем не бывало продолжила:

— Как ты знаешь, наша сущность быстро расщепляет яд и действенные снадобья, Клавдий быстро прознал, что его обвели вокруг пальца… Как же я долго смеялась и заливалась слезами, узнав от служанок, что его «жена» принесла ему огромное наслаждение той ночью… Увы, смерть и публичное унижение дышали мне в спину, если бы не снова его жена идиотка Тарина, которая в этот ужасный день моей казни принесла ему благую весть… Она ждала дитя… сына, как и я… Только мой ребенок был от Клавдия, а вот ее… — она снова горько рассмеялась… Мой и его, — ее рука легла на живот, а в глазах промелькнула щемящая сердце боль, быстро сменяясь видимым безразличием. — Тарина не была идеальной, как все считали вокруг, как думал и мой брат… Она обожала купаться в обольстительных тирадах сильнейших мужчин нашего Древнего города. И однажды они ее чуть не сгубили… Я увидела ее в саду мелких пальм с моим будущем мужем… — криво усмехнулась она, нервно растирая пальцами сухие ладони. — Я догадывалась, что у моего будущего мужа кто-то появился, но для меня это было только отрадой… Тарине повезло, что она не была истинной парой моего Клавдия. Брак с ней был выгоден двум сильнейшим родам. А вот мой будущий муж славился только жестокостью. Поговаривали, что он заключал сделки с самой преисподней, бывал там, куда даже мы не решались ступить. Мой брат знал о моей ненормальной тяги к нему и, решив меня образумить, захотел выдать замуж за своего друга — Шамаля. Он был прирожденным тираном и охотником, сходящий с ума по каждой юной особе женского пола. Не ускользнула от него и Тарина. Овладев ею, он сразу же потерял к ней интерес, а стоило ей только раскрыть свой маленький рот, и радостно пролепетать ему о ребенке, как он бесследно исчез, не задумываясь о возможных серьезных последствиях.

— Ну что, Амара, мне продолжать или ты сама обо всём догадалась?! — в ее глазах стоял страх и боль прожитых лет. — Еще одна сделка. Между мной и Тариной. Наша ужасная тайна и три сломленных жизни…

Перед глазами закружился потолок. Пошатываясь, осторожно обошла женщину, цепляясь руками в высокую спинку массивного кресла.

— Знаешь, как трудно жить, когда твои бередящие раны все еще кровоточат?! Обменявшись сыновьями, Тарина могла спокойно спать, зная, что, если мой брат вздумает пролить кровь своего сына, то свою в нем он узнал бы сразу. Все, что я могла дать своему ребенку — власть и беспечное будущее, без возможности быть рядом с ним. Мой сын так стал похож на нее… За это я еще больше возненавидела ее и его. С ее молоком он впитал ее скрытую от всех глаз тьму и дурной характер… Это высокомерие, надменность, грация хищника…

— Иштар?

— Сын Тарины и Клавдия.

— Что стало с ее сыном от Шамаля?

— Мне неизвестна его судьба, — солгала Садира. — Я отдала его на воспитание одному тэрну, который всю жизнь мечтал о мальчике.

— Витар… он твой… — слова сами застряли в горле.

Послышался шум в коридоре.

Садира внезапно бросилась ко мне, впиваясь руками в запястья, а ее лицо резко побледнело. Она резко обернулась назад, будто ей померещился за спиной чей-то шепот. Нервно задержав взгляд на открытой двери, повернулась ко мне, зашептав:

— Мне не изменить прошлое, Амара, и не повлиять на будущее. Я прошу тебя только об одном, когда увидишь его, отдай ему это, пусть он знает, кто его мать, — она срывает кулон со своей шеи и кладет его в мою руку, быстро отшатнувшись назад.

Ветер резко умолк и притаился за толстыми стенами, украдкой подглядывая за нашими неподвижными фигурами.

К покоям приближались тяжелые твердые шаги.

Иштар.

Высокая мощная фигура Иштара застыла в проеме дверей. Черный плотно облегающий камзол, ряд блестящих на нем серебристых пуговиц спускались вниз к широкому поясу из тяжелой парчовой ткани, украшенный драгоценными камнями. Узкие черные штаны, заправлены в высокие блестящие кожаные сапоги.

Взгляд его черных глаз горел звериным безумием.

Иштар, не поворачивая ко мне головы, смотрел сверху вниз на стоявшую рядом со мной Садиру, как на нечто недостойное и позорное, на его лице появился жуткий оскал от презрения и отвращения к ней.

Прозвучал низкий хриплый тембр мужчины:

— Выйди, Амара.

Его взгляд точно холодное сверкающее лезвие вонзился в меня.

Садира, застыла на месте. Медленно закрывая глаза, прятала на их дне злые слезы.

— Когда-нибудь ты поймешь меня… — тихо прошелестела она мужчине, не скрывая от нас своего страха, от его тяжелого угнетающего взгляда.

— Амара! — рявкнул он, теряя терпение, переводя на меня бешеный сумасшедший взгляд.

Взгляд убийцы. Зверя, что теряет разум от солоноватой крови, сочащейся из разодранной раны пойманной в его лапы загнанной добычи.

Сердце забилось быстрее…

Мое прошлое — словно хрупкая ваза, собранная из мутных осколков стекла. Я смогла собрать ее воедино, но сейчас я будто отчетливо услышала ее звонкий хруст. Безжалостный треск. Из тонких сеточек трещин засочился драгоценный нектар — мое утраченное без моей дочери время. Сухая выжженная болью почва под ней с дикой жаждой впитывала в себя стекающую густую жидкость, глотала ее с жадностью, с огненной алчностью. Боль, одиночество, дерущая пустота — всё медленно утекало в ее отравленное чрево. Она их беспощадно поглощала, со звериным голодом опустошала, и ей было все мало, она требовала еще, стараясь вобрать в себя столько, сколько смогла бы взять опустошенная черная пустошь….

Ничего не осталось…

Только темный осадок, испепеляющий мою душу.

— Иштар… — бесцветно позвала его, слегка пошатнувшись.

— Делай, как он велит! — выжидательно испепеляла меня взглядом вдруг побледневшая женщина. — Хочешь, чтобы он выжил, откажись от него! — неожиданно спокойно выплюнула она.

Садира сжалась под взглядом Иштара, тяжело дыша, она взяла себя в руки и расправив плечи, глухо добавила мне:

— Уходи, — с вызовом подняла голову и взглянула на Иштара.

Быстрое движение руки, и ноги женщины резко оторвались от пола. Нервно болтаясь, они пытались найти твердую опору, но Иштар только сильнее сжимал ее глотку крепкой ладонью, поднимая еще выше. Ее руки судорожно цеплялись за его предплечья. Она хрипло вопила, продолжая размахивать руками, буйно царапаясь, а я словно погруженная в ужасный нескончаемый кошмар, вперила свой взгляд к ее телу, бьющемуся в невыносимой предсмертной агонии.

— Всё, что я делала… — вдруг захрипела она, цепляясь за его раскаленную ладонь… — ради тебя… — кровь из ее рта вырвалась наружу, запузырилась, а глаза в облегчении взлетели к светлому потолку.

В комнате появился резкий тошнотворный запах горящей плоти…

Пошатнувшись, отвернулась, ухватившись за кресло, тяжело задышала.

Страхи и эмоции словно выжидали особого момента, чтобы вырваться из моей груди сумасшедшим фонтаном. Твёрдая уверенность в контроле над собой испарилась, вспышки страха и ужаса раздирали на куски.

Меня окутывала липкая паутина грядущего, а я будто снова и снова возвращалась в свое прошлое.

Тот ужас, что стерся из моей памяти, вернулся ко мне новым кошмаром!

Я могу снова потерять свою дочь… навсегда… Глотая слюну, сдерживаю подступающую тошноту.

Эмоции разрывали меня. Накатывали бурлящими волнами.

Ненависть, ярость, отчаяние. Все смешалось в гадливое отравленное ядом вино.

Мое прошлое переплеталось с настоящим, в голове звенело до темных пятен перед глазами, до боли в руках.

Мир застыл, затих с дыханием женщины, от которой остался лишь прах.

Наше будущее стало для меня чёрно-белым.

Мне пришлось собраться с силами, чтобы развернуться и посмотреть Иштару в глаза.

— Ты знаешь, что это никогда не кончится…

Гнетущая тишина убивала нас.

Слезы текли по щекам, капая на мои плечи, они медленно застилали глаза и смазывали черты лица любимого мужчины, замедляя наше с ним время… Открыла рот, чтобы сказать, что я должна сделать ради нее… Ради моей дочери… ради НАШЕЙ дочери. Если скажу, то убью нас, сделаю мертвыми изнутри.

Я не смогла….

Молча сжав кулаки, прикрыла глаза.

Время остановилось, когда он коснулся моего лица.

Мы замерли в сантиметре друг от друга.

Я дышала ему в шею, боясь открыть глаза и поднять взгляд вверх.

Пульс участился.

Наваждение или безумие? Моя боль вырывалась наружу. Сметала нас своей силой. Злость, что проснулась во мне, хотела лишить его жизни! За то, что оставил меня! Бросил нас. Он отнял у меня лучшие годы взросление моей дочери. Разрушил к нему доверие. Предал.

Я закричала. Истошно колотила руками по его груди. Голос срывался на всхлип. Мое черное пламя врезалось в его грудь, оставляя уродливые тонкие сеточки вен. Я боролась, царапала ему руки, лицо и тут же сама льнула к нему, к его губам, точно хотела опустошить, запечатлеть навсегда этот поцелуй в своей памяти.

Отчаяние. Боль. Скорбь.

В зловещей тишине мы сорвали с себя одежду. Его тело по-прежнему было напряжено до предела, но с какой нежностью он касался меня… Я поедала взглядом его упругое тело, рассматривая каждую отметину, каждый шрам, вспоминая как трогала их, как нежно касалась губами.

В глубине души я понимала, что совершаю непростительную ошибку, но понимание заглушил безумный рев плоти. Я стала огнем, столбом пламени, дикого, ненасытного. Я твердила себе: «Остановись! Прекрати!», но было уже слишком поздно. Я тщетно пыталась его подавить.

Больная любовь и непролитые слезы затмевали рассудок, они выжгли наше прошлое и возродили будущее из пепла ненависти.

Страсть я утолила, а нежность к нему… осталась голодна.

Мой гнев исчез, а по телу растекалась истома, точно все это было сном, мрачной тенью на стене, которую, отбрасывает рука.

Я склоняюсь к нему и едва касаясь губами его, тихо шепчу:

— Однажды я доверилась тебе и чуть не лишилась дочери….

Он жмурит глаза, словно от мучительной боли, запуская руку в мои волосы, сжимает их на затылке. Его хватка была крепкой, жесткой, но безболезненной.

— Ты хоть понимаешь, что ты сейчас говоришь?! — хрипло говорит мне в приоткрытые губы. — Не делай того, о чем потом будешь жалеть!

Поддавшись порыву, прижалась губами к его, разжимая кулак, выпуская золотую пыль.

— Амар-р-ра! — отчаянный рев мужчины.

— Прости меня, Иштар… — шепчу я уснувшему мужчине, нежно касаясь пальцами его лица. — Я сделаю все, чтобы ее вернуть…

Обернувшись, я последний раз взглянула на безмятежно спящего мужчину и быстро покинула его дом.