Пылающая для Древнего. Пепел

Глава 44

Нет никакой необходимости вглядываться в темный мир каждого, чтобы отобрать его жизнь.

Достаточно равнодушно сделать взмах рукой, и они загорятся передо тобой, точно факелы.

На моих руках были их души.

Хрупкие.

Черные.

Теперь забытые навечно.

В воздухе разносится крик.

Я слышу только собственное дыхание и звук собственных шагов по песку.

Я наслаждаюсь пульсирующей краской, которую вижу.

Алая.

Темно-бордовая.

Миллиард запахов и столько же звуков.

Мое лицо было в крови.

Выжившие.

Их было немного.

Они орали, толкались, будто стадо баранов. Но кто-то, все же принял верное решение и опустил свои клинки, преклоняя колени, ведь сражаться со мной бесполезно.

Я приду за каждым из них.

Делаю глубокий вздох.

Через алую пелену ярости смотрю на отчаявшиеся и измученные лица.

У некоторых из них отсутствовали конечности, проколоты легкие, а кто-то корчился от мучительной боли, сгорая заживо от моего пламени.

Неверные.

Те, кто восстал против меня и моего мужа.

Слепящие клинки обнажились.

Еще один отряд… что окропит мои босые ноги своей кровью.

Казалось, что песок под ногами дрожал, кровоточил, изрыгал из себя извивающих тварей, дерущих всех на куски.

Деревья укутались черным пеплом, точно пуховыми одеялами.

Взмах руки.

Сильный воин падает навзничь.

Еще один взмах.

Труп.

Мясистое красное лицо мужчины обрело восковато-желтый оттенок.

Улыбаюсь, поглощенная силой.

Ощущаю, как внутри меня раздувается нечто огромное, необъяснимое, захлестывает с головой.

Дорогу преграждает еще один подготовленный отряд.

Мое терпение начинает кончаеться.

— Мелкое отродье! Как смеете мешать мне!

Подняв ладонь вверх, с медленными движениями пальцев в воздух взлетели тучные туши эрнов.

Из их ртов вырывались крики, но для меня они звучали праздничной музыкой.

Оставшиеся покидав свои мечи, бросились врассыпную — это мало кому из них помогло: вырывающееся пламя, и очередной запах жертв.

Мой звонкий смех отражается от разрушенных стен, а улицы заполнялись запахом жертвенных костров.

— Ва-а-ш-т, — смеясь, зову тэрна. — Где же ты, милый? Почему прячешься от меня?

В порванном окровавленном платье, вглядываясь в лица склоненных передо мной мужчин и женщин. Я медленно прохожу между ними по желтому прохладному песку, а следом за мной изящно тянулась лента кровавых следов.

— Все никак не можешь сдохнуть? — хрипло чеканит мужчина, показавшийся впереди.

От свирепой ярости его кожа на лице натянулась. На бычьей шее вздулись и пульсировали вены. Омерзение ко мне сгущалось на его щеках, оседая на языке смрадной гнилью.

— Каково потерять всё, а? Девка с низов почувствовала власть? — позади него восторженно забуйствовала толпа.

Глупые прихвостни…

Пальцы дернулись от предвкушения…

— Я буду медленно, очень медленно убивать каждого из вас. Иссушая до дна ваши бесполезные сосуды. Наслаждаясь каждой каплей вашей агонии.

Глубокий вздох.

Мои ноздри затрепетали от удовольствия.

Кровь. Страх. Осознание смерти.

— Сначала я вспорю тебе брюхо, а затем найду твою дочь и отправлю к твоему ублюдку.

Тело вздрогнуло, а затем точно окоченело, помня боль утраты.

Перед мысленным взоров пронесся стремительный калейдоскоп сцен, отбирающий мою надежду и силы:

Как я склоняюсь к Иштару, смотрю в его безжизненное лицо и целую в губы, мягко и неторопливо.

На вкус он пыльный и горький.

Вкус сожаления в тени не раскрывшегося бутона любви, мерцание его сгорающей и прерванной жизни.

Я помнила каждый наш поцелуй.

Будь он отчаянный. Страстный. Прощальный.

Я хранила каждый глубоко внутри.

Я целовала Иштара долго и мягко, а когда оторвалась от его губ, еще раз коснулась их пальцами, запоминая каждую морщинку на его застывших безмолвных губах.

Согнувшись, часто задышала.

Мой взгляд застыл, стал мутным, безумным. Руки задрожали, а губы приоткрылись, из них вырвался протяжный отчаянный стон.

Крик такой глубины, что стоящие рядом заткнули уши руками.

Вазы и посуда все вдребезги разлетелось по сторонам.

Я помнила каждый последний вздох Иштара, каждое произнесенное им слово…

Не владея собой, разогнувшись, я направила на Вашта губительное пламя, я убивала каждого, кто стоял у меня на пути.

Лихорадочно поглощала огнем. Теряя свои силы шаг за шагом отнимала чужие жизни, пока не рухнула обессиленная перед разрушенным храмом.

— Как же нам жаль… О, великая Древняя… Силы вас так быстро покинули?! — рядом замурлыкала подоспевшая Лата. — Папочку жаль больше, но он уже все равно был ни на что не способен…

— Заканчивай с ней, — тихо зарычала на нее Тория, за ее спиной, желая побыстрее с этим покончить.

Пока они обходили меня со всех сторон, мое сердце разрывалось на части, ведь я так и не успела сказала ему «прощай».

Не смогла.

Хрустальная слеза рухнула в песок, разбиваясь на тысячи влажных искринок.

Взмах меча над головой.

И мой шепот пронзительно-тихий «любимый…» застревает где-то во рту…

«Отразить удар», — твердил голос на подкорке сознания, но тело отказывалось подчиняться.

Земля вздрагивала от тяжелых шагов приближающихся воинов. Вибрировала от медленно окружающих меня солдат и стервятников жрецов, которые должны вписать в свои бумаги исход решающей битвы.

Я забрала слишком много жизней…

Потеряла контроль…

Сердце отчаянно дернулось в груди.

— Что-то не так, — прошелестела Тория, останавливая Лату и осматриваясь по сторонам.

Дело было не в мольбах умирающих, режущих ее тонкий слух, а в пыхтящей жаром земле.

Дрожь песка под ногами.

Еле ощутимые толчки и вибрации. Невидимые глазу бегущие по нему волны, как круги по воде, он дышал под ними, притаившись в ожидании, чтобы в одну секунду нанести свой смертельный удар.

Тория привыкла доверять своему чутью и, не обращая внимания на визжащую сумасшедшую идиотку, одержимую своей местью, отступала назад.

Ее сын прямой наследник. Единственный выживший Древний, не убивший и не утративший своей силы, не считая ее дочери, а поэтому Тории нужно выжить.

Впереди целая империя.

Настало ее время.

— Трусливая сука! По какой счастливой случайности ты стала женой мэрна?! — орала Лата, оглядываясь на отступающую Торию. — Ни на что не годная дрянь!

— Она потеряла свою силу, убив твоего отца, тебе следует оставить ее, пусть ею займется кто-то другой! — она делает шаг назад, ближе к храму, единственному месту, которое еще не разрушено до самого основания, где сейчас многие укрывались в его стенах, чтобы переждать кровавую бойню.

— Ну уж нет, я не повторю ошибку своего отца, я добью эту суку.

Перед моими глазами мелькнула широкая испещренная шрамами спина.

— Иштар… — потянулась рукой к мерещущимуся видению.

— Да! Сейчас ты отправишься именно к нему! — кричит разъяренной фурией Лата.

«Борись!»

Глухой твердый голос мужчины впился в сознание.

Рука вздрогнула.

Сердце пропустило удар.

Тяжело задышала, впиваясь взглядом перед собой.

Хрипло выдыхаю в песок…

От горячего дыхания в воздух поднялось золотое облако пыли.

Еще один слабый удар сердца в груди…

«Амара…» — твердый голос мужчины держал мое сознание, но оно уплывало от меня.

Я медленно сгорала в отчаянии, захлебывалась в безумии своих грез.

Отдалась в руки непроходящий боли, черной дыре, что снова разрасталась в груди. Она топила меня, засасывала в свое бремя.

«Не смей, лиана»

Властный голос отчаенно тянул на поверхность, но мое тело отказывалось подчиняться, сопротивлялось.

Я видела прихвостня своей смерти… его гнилую слюнявую черную морду…

Обезображенное тело, покрытое нарывающими алеющими язвами, источало адский жар. Грудная клетка твари расширялась и тяжело сдувалась. Дитя мрака вспарывало мордой землю, что-то жадно рыща в ней.

Задрожала от лизнувшей тело прохлады…

Сила еще стремительнее от меня утекала.

«Меня не спасти…» — отчетливо пульсировало в подсознании.

Тело зверя замерло на месте.

Утробное рваное рычание.

Холодный пот стекал по лицу, страх пробирал до костей.

Изуродованная морда резко обернулась в мою сторону, будто все это время я скрывалась от него в полном мраке, а сейчас оказалась перед ним на свету. Горящие алым глазницы жадно впились меня.

Так вот кого ты искал…

Безумный голод зверя ощущался всем нутром.

Обнажив уродливую желтую пасть, тварь в прыжке рванула на меня…

Взмах меча…

С силой впиваюсь ослабевшими пальцами в оранжевую пыль, принимая удар.

Подземный толчок…

Жалобный плач детей…

Обезумевшие крики людей…

Перед глазами предстали адские глазницы твари, сотканной из самого мрака.

Ее острые когти впились в мою душу, раздирая на лохмотья.

Отрывая кусок за куском.

Дыхание замедляется…

Глухие удары сердца.

Последний вздох…

…И рваный прерывистый выдох.

Обреченный удар сердца…

..Остановилось…

С последним вздохом растворилось в пустыне.

Скатившиеся по щеке слеза зашипела, а глаза застыли на ровной глади песка.

«Амара!» — разъяренный голос любимого мужчины врывается яростным ударом в мою грудь.

Беспокойный крик черных птиц, кружащих над головой.

Агония.

Дыхание застыло, как застывает вода, превращаясь в ледяную синюю глыбу.

Душа угасала, как угасает обожженный фитилек в жидком воске свечи.

«Лиана» — душераздирающий рев, от которого содрогаются острые пики красных скал.

Оглушительный грохот молнии.

Яркая вспышка блеснула в огненном небе.

— Это еще что? — отшатнулась рыжеволосая женщина, показывая на огромную надвигающуюся на них песчаную бурю.

— Это…

«Девочка моя…» — тоскливый бархатный голос пытается достучаться до затихающей умирающей души.

Неистовый рев трэпта вдалеке рвётся сквозь бурю.

Еще один…

Затем еще и еще…

Их огромные могучие тела вспарывали песок, надвигаясь на город со стремительной скоростью. Врывались в него один за другим.

Звери сметали всё на своем пути тяжестью тела, вспарывали тела воинов ядовитыми шипами, разрывали их на куски острыми как сталь зубами.

Мир погрузился в пучину хаоса.

Кровь лилась рекой, питала пески, смывала нарывающие гнойные наросты и ошибки своих детей. Сметала руины прошлого….окровавленной рукой.

Круговорот жизни и смерти.

— Всем стоять до последнего! — вооружились воины, оглядываясь друг на друга, оттесняя Торию и ее сына к храму.

— Думаешь я тебя оставлю… — зарычала рыжеволосая красавица, над обездвиженным телом девушки.

— Ла-та… — вскинулась Тория, зажимая от ужаса ладонью рот.

Под ногами Латы разверзлась земля. Столп песка взметнулся вверх, а вместе с ним и хрупкое тело девушки.

Ее беспомощный и отчаянный вопль…

В ее тело впилась мощная пасть обсидианового трэпта, перекусывая ее на части, разрывая на куски.

— Древние… — прошелестела Тория.

Женщина скрылась с сыном в храме, пока верные ее мужу воины стояли до последнего, защищая их от обезумевших древних тварей.

Горячая морда трэпта осторожно ткнулась в бездыханное тело своей женщины.

Но оно оставалось неподвижно. Не откликалось на ласку любимого зверя.

Тоскливый вой трэпта, обреченного на вечное одиночество, смешался с яростной молнией на небе. Серебристая гневная вспышка вспорола его пополам.

Небо бушевало над зверем, кипело. И, сжалившись над ним, дало себе волю, пролив свои дьявольские слезы на залитую кровью землю.

Зверь метался в отчаянии, заключив тело любимой в кольцо своего пышащего жаром туловища.

Его жуткий рокот сотрясал разрушенные стены храма, под ногами людей дрожала земля.

Яростное пламя из его пасти разрывало почерневшее небо.

Выползающие языки пламени обволакивали стены храма, перебираясь на людей.

В воздухе стоял запах гари, горящей плоти и тлеющих надежд.

От жалких строений остались лишь обожженные камни и обугленные обломки, что сейчас медленно тлели в ночной темноте.

Песчаная буря разрасталась. Увеличивалась огненным шаром, закрывая песчаной пеленой все вокруг. Под властью ветра исполняла свой хаотичный безумный танец вокруг мощного туловища трэпта.

В глазах зверя отражался жадно пожирающий всё вокруг огонь, в оранжевых языках пламени ему мерещилась его женщина, что исполняла свой танец смерти, сливаясь с никому не подвластной стихией.

Неукротимый огонь его сердца.

Его страсть.

Его нерв.

Та, кто обрекла его на вечную муку, перестав бороться за свою жизнь и их сына.

Та, которая связала их души воедино, покинув его.

Любимая женщина, что пошла на отчаянный шаг, безжалостно заперев его, словно в прочную клетку в тело Ратмира.

Лишь бы он жил…

Его непокорная женщина.

Его огненное сердце не остановилось лишь потому, что она его безумно любила и не смогла дать ему уйти, как и он не согласен принять ее смерть…

Зверь замер, всматриваясь в огненный мерцающий женский силуэт.

Волосы Амары пылали точно ожившие языки пламени. Ее глаза горели подобно двум ярким рубинам. Оранжевые отсветы на ее бледном лице делали ее отрешенным призраком, но в то же время живой, настоящей.

Она неторопливо двигалась к нему.

А следом за ней, точно ее верные слуги, следовали тени, одна женская, другая мужская… женская…

Мать… Отец… Ардана… Ее брат…

Все стали за ней нерушимой стеной. Были ее непробиваемой опорой.

В тягучем влажном воздухе зазвучал их гневный шепот.

Их голоса доносились до самых небес.

Тягучая темная кровь под ее босыми ногами расползалась по песку багровыми черными реками, точно огненная лава, поглощающая все вокруг.

Она приближалась к нему безмолвно, неторопливо, размеренно.

Стук ее сердца. Он слышал его, как свое.

Их связь подобно тонким стеблям лозы, что обвивала их сердца ядовитыми шипами, навечно врастала в них своими корнями.

Их сердца забились в унисон. Ее и его. В едином ритме.

Зверь взревел.

От его мощного рокота вибрация прокатилась по песку короткой волной.

«Лиана»

— Иштар…

Ее руки поднялись к небу, а затем опустились книзу, касаясь кончиками пальцев песка.

Она глубоко вдохнула, закрыла глаза и отдалась прохладному ветру.

Каждое ее движение было полно грации, необузданной энергии.

Она двигалась медленно, холодно, а затем всё более интенсивно, возбужденно, будто она слилась со стихией.

Танец-свобода. Танец-борьба.

На ее лице застыла безмолвная маска.

Трэпт не отводил от нее взгляда.

Амара вращалась, точно вихрь, настоящее воплощение бури, способная смести с пути всякого, кто окажется пленён её пламенным танцем.

Танец-поклонение. Танец-триумф.

Она расцветала в огненной пыли, под звёздами. Она стала стихией. Его разрушающей бурей.

Глухие удары барабанов.

Непрекращающиеся шепот за ее спиной.

Стук сердец в недрах песка.

Дерущий от боли рев зверя в пылающее чернильное небо.

На мощном теле трэпта загорелась метка богов.

Удар барабанов.

Гром небес.

И едва слышный стук двух сердец…