Разрушительные истины

Глава семнадцатая

РОУЭН

Все болит.

У меня раскалывается голова.

У меня болят ребра.

Не говоря уже о том, что за последние несколько ночей, каждый раз, когда я закрывал свои гребаные глаза, появлялось ее лицо, лишая меня шанса уснуть. Черт. Меня душит глупое решение отпустить ее. Я измучен своим самоуничижением. Но больше всего я сгораю от сожаления.

Это для ее же блага. Я не могу быть тем, кто ей нужен, особенно когда мой отец крепко сжимает петлю на моей шее. Полный решимости сделать меня одной из своих комнатных собачек, Габриэль сделает все, чтобы держать меня на коротком поводке, используя единственных людей, о которых я забочусь, — помимо Сирши, — чтобы держать меня в узде.

Эта безмозглая пизда знает, что я готов на все ради своей мамы и младшей сестры. Если это означает, что они в безопасности, вдали от него и его расчетливых схем, я буду играть по его правилам. По крайней мере, отчасти.

Когда вы проводите достаточно времени в аду, вы учитесь танцевать среди пламени.

У Габриэля есть план, который включает в себя уничтожение Сирши Райан. Он дал мне строгий набор инструкций, прежде чем вышвырнул меня на порог Деверо. Мало ли что он знает, у меня есть собственный план игры, который обеспечит безопасность и моей семье, и Сирше.

Держи ее рядом, сказал он. Заставь ее выбрать тебя. Не облажайся, Роуэн, потому что, если ты это сделаешь, я вырву последний вздох из ее легких, заставляя тебя смотреть.

К несчастью для него, в ту секунду, когда он сказал мне оставить Сиршу, я понял, что должен ее отпустить. Обычно я эгоистичный ублюдочный сын, но когда дело доходит до нее, все, что я когда-либо знал о себе, вылетает в окно. Чтобы моя уловка сработала, мне нужно убедить Габриэля, что я следую его сценарию. Даже если это последнее, что я когда-либо сделаю.

К сожалению, Габриэль расчетливый, самовлюбленный ублюдок. Но никто не знает дьявола так хорошо, как его отродье. То, что он считает своими сильными сторонами, я использую против него. Он хочет передвигать меня по доске, жалкую пешку в своей игре, но он забывает важную деталь — он создал во мне монстра, и этот ублюдок готовится вырваться на свободу.

Мой папа хочет, чтобы я поджёг мир Сирши, прекрасно. Мало ли он знает, что пока ее дом горит, я укрою ее от пламени. Перво-наперво, мне нужно убраться из ее жизни и держаться на гребаной дистанции. Вот тут-то и появляется Лиам. Он был единственным выходом из этой передряги — моим единственным вариантом. Конечно, меньшее из двух зол по-прежнему остается злом, но, по крайней мере, таким образом, Сирша в безопасности от любой извращенной игры, которую затевает мой донор спермы.

Она — любовь.

Я — ненависть.

Сегодня я разобью ее сердце, но я соберу каждую частичку, сохраню их в безопасности и буду охранять ценой своей жизни. Как и подобает ее королю.

Моя ручка скользит между пальцами, как дирижерская палочка, когда я откидываюсь на задние ножки стула, не обращая внимания на других учеников, толпящихся в нашем классе английского языка. Школа — последнее гребаное место, где я хотел бы быть, но окончание школы — это требование синдиката. Не говоря уже о том, что я бы не доставил своему отцу удовольствия, прячась за синяками, которые он оставил.

Если я чему-то и научился за последние недели, так это тому, что никогда ничего не получается от бегства от своих проблем. Вот почему, когда Лиам и Беван ушли в домики, я собрал свое барахло и потащился обратно к домику у бассейна — с неохотной помощью Айдона. Нравится мне это или нет, но если я хочу следить за каждым шагом Габриэля, мне нужно быть рядом, а проживание на территории Кинга позволяет мне следить за каждым его шагом. Небольшая цена за обеспечение безопасности Сирши.

Внезапно, словно вызванная из моих мыслей, Сирша появляется в дверном проеме, выглядя так же чертовски захватывающе, как всегда. Ее волосы ниспадают на плечи соблазнительными темными волнами, безупречно обрамляя тонкие черты лица. Стремясь запечатлеть в памяти каждый изгиб, мой взгляд скользит по ее черно-фиолетовой униформе, задерживаясь на подоле юбки.

Черт! Чего бы я только не отдал, чтобы задрать ее юбку вокруг талии и полакомиться ее сладкой маленькой киской.

У меня пересыхает в горле, когда комок застревает в дыхательных путях, но это не мешает моему рту наполниться слюной при виде ее загорелых, подтянутых ног, которые почему-то кажутся такими, как будто они растут не один день, хотя она едва ли на волосок выше пяти футов.

Гребаный Христос! Держать свои руки подальше от нее будет намного сложнее, чем я думал.

— Ты великолепно скрываешь свою симпатию, приятель.

Отрываю взгляд от Сирши, мой пристальный взгляд падает на Айдона, сидящего за столом напротив моего. Он скрючился на своем сиденье, оглядываясь на меня с самодовольной улыбкой, дразнящей его большой гребаный рот.

— Отвали.

Его зубы впиваются в нижнюю губу, и он смотрит на меня, нахмурив брови.

— Я упоминал, что считаю твой план смехотворно глупым?

Возвращая свое внимание к соблазнительнице, пробирающейся по проходу между рядами столов, я бормочу:

— Только один или два раза в минуту.

Взгляд Айдона прожигает дыру в моей щеке.

— Да, хорошо, позволь мне сказать это снова. Ты идиот, если думаешь, что сможешь толкнуть ее в объятия Деверо и не поджечь фитиль.

Я сжимаю зубы, скрежеща от нарисованного им образа. Убийственные мысли застилают мне зрение, когда образы Лиама, обнимающего руками что-то, что принадлежит мне, вторгаются в мое сознание. Я стряхиваю ощущение жжения и отрывисто произношу:

— Принято к сведению.

Опустив голову и уставившись в пол, Сирша проскальзывает сквозь толпу других учеников, направляясь в конец класса к своему месту.

Féach suas, mo bhanríon. Is breá liom do shúile ar dom. - Посмотри вверх, моя королева. Мне нравится, когда ты смотришь на меня.

Поднеся руку к лицу, она кончиками пальцев теребит выбившиеся пряди, закрывающие глаза. Наконец, она заправляет их за ухо и слегка приподнимает подбородок. Как противоположные концы магнита, наши взгляды соединяются, и ни один из нас не может оторваться. Ее шаги замедляются, останавливаясь, отражая стук в моей груди.

Голос Айдона переходит в невнятное бормотание.

— Это добром не кончится, Ри. Ты позволил ей забраться тебе под кожу, и ты, мой друг, в полной заднице. — С этим бесполезным количеством информации он смотрит вперед. — Доброе утро, Сирша. С возвращением.

Улыбка, которой она одаривает его, пробуждает зеленоглазого монстра, обитающего в глубине моей души. Айдон — мой лучший друг, но в данный момент я хочу оторвать от его тела все конечности и засунуть их прямо ему в задницу.

Взгляд Сирши перебегает с Айдона на пустой стул рядом со мной, обратно на Айдона и, наконец, на меня. Надевая маску на место, я откидываюсь на спинку стула, казалось бы, меня не смущает ее присутствие. Я ничего не говорю, когда ее глаза расширяются при виде темно-фиолетового синяка вокруг моего левого глаза и заживающей раны на нижней губе. Вместо этого я провожу языком по приподнятому рубцу, отказываясь разрывать зрительный контакт.

Мой стул подается вперед, и я опускаю локти на стол, ожидая — нет, желая — какой-либо реакции.

Imigh leat, mo ghrá. Taispeáin dom an troid sin. - Ну же, любовь моя. Покажи мне этот бой.

Еще три шага, и она прямо рядом со мной, глаза горят вопросами, губы поджаты от гнева, а плечи опущены от грусти. Так много эмоций слилось воедино, каждая из которых была острее предыдущей. И снова ее взгляд опускается на место рядом со мной, то самое, которое мистер Линч выделил ей в ее первый учебный день, и, судя по нерешительности, сковывающей ее движения, она предпочла бы сесть на кровать из ржавых гвоздей, чем занять место рядом со мной.

Придурок, каким бы я ни был, я подрываю ее решимость.

— Присаживайся, любимая. Я никогда не трахаюсь с одной и той же сукой дважды.

Если бы это был мультфильм, сейчас было бы время, когда из ее ушей повалил бы пар. Ее взгляд становится жестче, и под всеми этими великолепными волосами, которые я мечтаю намотать на кулак, когда вонзаюсь в нее сзади, я представляю, как густой румянец растекается по ее шее и оседает на кончиках ушей.

Она молчит, оставляя меня гадать, какие мысли проносятся в ее голове. Ее грудь расширяется при вдохе, когда она отводит плечи назад, выпрямляя позвоночник. Наконец, она бросает свою сумку на пол и садится, ее поза идеальна и уравновешенна. К несчастью для нее, невозмутимость, которую она изображает, очевидна для моих глаз. Она взбешена, и это чертовски справедливо. Но я хочу, чтобы она — ей это не нужно — ненавидела меня. Это единственный способ, которым этот план сработает.

Хрен знает, что я хожу по тонкой грани, едва удерживаюсь от того, чтобы сказать нахуй это ради мешка с членом, упасть на колени и поклониться ее алтарю, предпочтительно своим языком. Я недостаточно силен, чтобы сопротивляться притяжению между нами, поэтому мне нужно разрушить его. Уничтожить любую фантазию, в которой она и я обречены на блаженный конец.

Teastaíonn uaim go bhfuil fuath agat dom ar an mbealach is measa. - Мне нужно, чтобы ты возненавидела меня самым ужасным образом.

Одариваю ее коварной улыбкой, затем вонзаю нож еще глубже.

— Посмотри на себя. Все еще такая хорошая девочка.

У нее сводит челюсть, но если бы я не сверлил дырку на ее лице, я бы этого не заметил. Без предупреждения ее шея вытягивается, а глаза загораются огнем, который может сжечь дотла города. Мое сердце колотится в груди, ускоряясь до нитевидного пульса.

Ее следующее слово пробилось сквозь мою внешность, покалечив меня больше, чем когда-либо могли кулаки моего отца.

— Bhí tú mo botún is mó. — Те самые слова, которые я произнес ее отцу в субботу вечером, когда понял, что должен отпустить ее, независимо от того, насколько сильно я, блядь, не хотел такой судьбы.

Ты был моей величайшей ошибкой.

Шах и мат, mo bhanríon. — моя королева.