Развод со зверем. Он не отпустит

12

До ресторана мы доехали молча. Я чувствовал растерянность Алены. Она часто моргала, глядя перед собой, её сердце колотилось, и даже мне казалось, что она рассыпается внутри. Последует ли она совету Арсена? Хотелось бы.

— У тебя мобильный жужжит, — заметила она отстраненно, когда я припарковался на стоянке ресторана.

— Не важно. — Я толкнул двери и, обойдя машину, подал Алене руку.

— А вдруг срочное? — заглянула она в мои глаза, выпрямляясь.

— Ничего срочного, — соврал я.

И ее слабая усмешка сказала мне, что вранье скрыть не удалось. Мои губы дрогнули в подтверждение, и я отвел взгляд, предлагая ей руку. Она не отказала, и я повел ее к дверям. Вероятно, пока мы шли, на Алену снова обрушились эмоции, и она сжала мою ладонь крепче и прижалась к моему плечу.

— Столик на Князева, — уже сообщил я официанту у дверей, когда Алёна вдруг потянула меня за руку. — Минутку.

— Я не хочу, — прошептала она сдавленно, когда я склонился к ней. — Прости, я.… не знаю, что на меня нашло… Я будто праздновать иду, а Маргариты нет.…

— Хорошо, — я сжал ее руку крепче и поймал ее взгляд, — всё нормально. Значит, не сегодня.

Я вывел ее из ресторана и остановился на тротуаре, пытаясь дать ей время. Но Алёна совсем растерялась, и тогда я потянул ее за собой вдоль улицы. Сначала она шла рядом неуверенно, но вскоре ее шаг стал размеренным и спокойным, и я вздохнул глубже.

С погодой повезло. Кислое мрачное лето просушило мостовые, смыло пыль с деревьев, и все вокруг растянуло яркие декорации. Кафе благоухали алкоголем и сигаретами, от фонтанов разило хлором, скверы пахли сыростью и свежестриженными газонами и самшитовыми кустами. Мы брели, куда глаза глядят, и молчали. У меня вибрировал мобильник, и это так достало, что я вытащил его и отключил, скрипнув зубами.

— Ничего срочного, значит? — усмехнулась Алёна.

— Нет, — мрачно ответил я. — Я передал операции на сегодня.

Добавлять что-то к «нет» и «да» в нашем диалоге было непривычно. И это пугало. Я давал себе надежду, от которой давно отказался. Но разве мне уже может быть хуже? Точно нет.

— Вдруг там кто-то умирает без тебя? — оживилась она впервые, и я бросил на нее взгляд.

Алёна улыбалась. Слабо. Но черты её лица разгладились, а взгляд заискрился интересом.

— Тебе не удобно идти, — заметил я, опустив взгляд на ее ноги.

На каблуках она была шикарна, но для прогулки они совсем не подходили.

— Непривычно, — рассеяно заметила она.

— Давай купим тебе удобную обувь.

Мы остановились. Вернее, Алёна сбилась с шагу, и я придержал ее, позволяя опереться на мое плечо.

— Другую обувь? — переспросила она, гипнотизируя меня своим изумленным взглядом.

Меня всегда притягивал её взгляд. Её глаза были изменчивы, их цвет подстраивался подо всё, что её окружало. Видеть мир через такую призму — необычайное удовольствие. Алёна будто не испытывала никаких иллюзий, воспринимала вещи такими, какими они есть, и это давало опору и уверенность. Никогда бы не подумал, что я в них нуждался.

— Если хочешь дальше гулять, то тебе лучше переобуться, — серьёзно объяснил я.

— Хорошо, — кивнула она и улыбнулась так, как когда-то очень давно.

— Отлично. — Мои собственные губы дрогнули, отвечая на эмоции, и я сжал ее руку крепче.

В ближайшем магазине она выбрала себе кроссовки, а туфли на каблуках отдали мне в коробке, и мы продолжили наш странный день. Когда пришло время обеда, мы сели в первое попавшееся кафе на открытой веранде.

— Я хотела сходить на похороны Маргариты, — напряженно сообщила мне Алёна, когда официант ушел с заказом.

— Если хочешь, можем сходить, — ответил я без раздумий.

— Хочу. — И она решительно посмотрела на меня, а у меня в груди всё разом похолодело.

Алёна же знает, что мой отец может раздобыть любую информацию.… Использует меня, чтобы не согнуться перед обстоятельствами на показ?

Нутро заволокло привычным холодным туманом, и проблеск согревающих лучей затерялся в дымке.

— Хорошо, я выясню, где и когда её будут хоронить, — холодно пообещал я.

Грудную клетку драло изнутри от гнева и…. обиды… Я долго смотрел в сторону, пытаясь совладать с разочарованием.

— Почему ты не отговариваешь меня? — вдруг спросила она и подалась вперед, с интересом поймав мой взгляд, когда я повернул к ней голову.

— Я не хочу указывать тебе, что делать, — хрипло отозвался я.

— Ты можешь не указывать, а сказать, что думаешь.

Я тяжело сглотнул, пытаясь представить себя на ее месте. Нет, она не использовала меня. Она осталась совсем одна против всего мира. И не знала, что с этим делать.

— Я думаю, что ты права, — выдавил я. — Ты ценила отношения со своей клиенткой, и обстоятельства заставляют тебя чувствовать вину за произошедшее. И ответственность за ее смерть. Если бы я был на твоем месте, я бы хотел попрощаться с пациентом… остаться с ним… до конца… Кто бы что ни думал.

Она выслушала меня внимательно и еле заметно кивнула. А меня отпустило. Я поспешил с выводами, привычно отгораживаясь от нее, чтобы разочароваться и остаться на привычном расстоянии. Но я не заметил, что расстояние каким-то образом сократилось…

А Алёна вдруг всхлипнула, глаза ее наполнились слезами, и она заплакала.

— Она…. она столько лет мечтала о свободе.… Это так неправильно! — шептала она, глотая слёзы. И каждое слово натыкалось на реальность, в которой мы с ней очень похожи на Маргариту и Ингвара Евстигнеевых, но ей не хотелось больше проводить параллели. Она от них устала. — Маргарита заслуживала свободы как никто другой…

— Мне жаль, — хрипло выдохнул я.

Алёна вскинула на меня взгляд и тут же отвела, принимаясь вытирать щеки. А я все смотрел на нее, не собираясь отводить глаз. Мне хотелось снова спросить, чего же она хочет. Я готов был сделать почти всё. Но боялся снова услышать, что она хочет стать свободной…. как и Маргарита.