Развод со зверем. Он не отпустит

15

— Я переведу тебе сегодня деньги, — пообещала я.

— Ой, доченька, спасибо, милая! Спасибо!

— Не за что.

В груди всё сжалось.

— Ты когда приедешь? Я так соскучилась. Хожу мимо твоей школы, вспоминаю, как мы тут вместе гуляли….

— Приеду. Скоро, — сдавленно пообещала я и, кое-как распрощавшись, отложила мобильный.

Когда я вышла из ванной, Север ждал в кухне.

— Кофе будешь?

— Да. — Я села за стол.

— Что-то случилось? — бросил он на меня взгляд через плечо. — Ты плакала в ванной….

— Я маме звонила.

— У нее что-то случилось?

— Нет. Именно, что ничего не случилось.

К моей матери мы с Севером ездили чаще, чем к его родителям. И она, конечно, души не чаяла в нем. Считала моим спасителем. По её словам, именно с его появлением я стала тем человеком, которым она начала гордиться. Она была убеждена, что он на меня хорошо влиял, и что благодаря ему я достигла всего, что мне было нужно от жизни.

Вернее, не совсем всего. Тему детей она не подняла сегодня только по той причине, что деньги ей нужны были больше, чем внуки.

— Тебя расстроило, что она не понимает, как тебе плохо.

Я промолчала, стыдливо поджав губы. Да, глупо. Он прошел к столу и поставил передо мной чашку с кофе. А мне стало нестерпимо стыдно.

— Спасибо. И да, ты единственный, кто понимает.…

— Мне жаль.

Наши взгляды встретились. А я осознала, что мне хочется ему ответить тем же, спросить, плохо ли ему, и также попробовать облегчить его боль. Только я не могу. Любой мой шаг ему навстречу делает ему лишь хуже. Но как же хорошо, что… сегодня он здесь, со мной.

— Тебе не кажется, что нам стоит попробовать всё же расстаться ради нас самих? — тихо спросила я, замирая внутри от страха. — Ты.… ты заслуживаешь счастья. — Пока я говорила, он замер, глядя куда-то в окно.

— А ты? — рассеяно поинтересовался он, не взглянув на меня. — Как будешь жить ты? Ведь мой мир никуда от тебя не денется. Он останется твоим врагом навсегда. Только без меня ты останешься в нем одна.

— Я…. я использую тебя сегодня, не в силах ничего дать взамен. Неужели ты не….

— Замолчи, — холодно приказал он. — Ты живешь будущим, в котором нас, возможно, никогда не будет. А сегодня я у тебя есть. И ты тоже здесь со мной. Тебе не кажется, что посреди всего того, что происходит, это уже что-то?

— Да….

— Ты поужинаешь со мной?

— Да, — кивнула я, улыбнувшись ему.

Чувство иррациональной легкости заполнило пустоту внутри, и я приняла его предложение забыть на сегодня обо всём. Север взял всю ответственность на себя, позволяя мне пользоваться его слабостью. Только даже при всех своих слабостях он всё равно остался сильней.

*****

Алене нужно было срочно все себе объяснить и позволить. А ещё — выяснить цену. Такие они, эти люди. Живут либо прошлым, либо будущим. Но боятся настоящего, всячески избегая показать свой нос в «здесь и сейчас». Этим мы и отличаемся. Для зверя «завтра» никогда не существует, а «вчера» — безвозвратно потеряно. Мне хотелось оставить себе свое «сегодня» навсегда и не отдать его на растерзание завтрашнему дню. Но моей женщине непременно нужно знать, что будет после…

Стало на удивление спокойно. Я заварил чаю, заказал ужин, выбрал вино. Алёна устроилась на диване в пледе, поглядывая на меня настороженно и с любопытством. Судя по взгляду, терзаться ценой вопроса она не перестала.

— Если ты хочешь побыть в одиночестве, просто скажи, — сообщил ей я, ставя чашку с чаем на столик.

Она любила чёрный чай с бергамотом, медом и лимоном. И непременно в большой чашке. Нет, я не планировал добивать ее тем, что храню в памяти эти важные мелочи, но на ее лице скользнула тень от очередного приступа вины.

— Я не хочу быть в одиночестве, — мотнула она головой.

— Хорошо. Что будем делать?

Алёна усмехнулась:

— Жалеть меня.

— Хороший план. Жизненный. Как мне тебя пожалеть?

Она внимательно посмотрела на меня.

— Можешь сесть рядом и.… обнять?

— Могу.

Она прыснула и приподняла края пледа, освобождая для меня место. Я сел рядом и притянул её к себе…. но Алёна не просто позволила её обнять — она вцепилась в меня и всхлипнула, когда я удобнее устроил ее в руках. Так мы и просидели какое-то время в молчании. Я слушал стук её беспокойного сердца, прерывистое дыхание. Зверь настороженно замер внутри. А мне хотелось спросить, почему же она так упорно хочет от меня избавиться, если у нее никого нет? Почему ей так сложно?.. Но в этом не было смысла. Я помнил ее пустые глаза в тот месяц в реабилитационном центре. Пустота порой способна сказать больше, чем что-либо. Все, что я знал — не хочу больше видеть у нее такие глаза.

Пока я сидел, погруженный в мысли, Алёна притихла, задышала спокойней и глубже, и я вдруг обнаружил, что она уснула. И это удивило и тронуло до глубины души. Просто так уснула в моих руках? Но, ведь это значило, что ей со мной действительно спокойно.

И какая этой женщине разница, кто я?

Разница есть.

Может, если бы Алёна не посвятила три года нашей совместной жизни изучению этой разницы во всех подробностях, ей было бы проще? В каждом новом деле она лишь находила подтверждение своим убеждениям — этот мир не для нее. Она видела в нем монстров, скрывающихся под масками людей.

Ну а разве это не так? У оборотней даже права на защиту для женщин не существовало долгое время. И я ни черта не облегчаю ей этого страха. Мне кажется, что правда — единственный путь, по которому я могу пройти рядом с Аленой, но… это делает лишь хуже. А смерть Маргариты — ещё одно подтверждение, что Алёна передо мной беззащитна. И если Евстигнеева оправдают — это разрушит ее хрупкий мир.