Рыцарь Спиркреста

Паралич

Софи

На следующее утро приходит письмо о принятии меня в Гарвард. Я едва оправилась от всего, что произошло на вечеринке и после нее, я еще даже не обсудила ничего из этого с девушками. И тут приходит письмо. Оно наполняет меня такой тошнотворной смесью восторга и тревоги, что я не ем до конца дня.

Вечером Одри, Араминта и я собираемся в комнате Араминты для столь необходимого обсуждения.

Каждая плоская поверхность заставлена флаконами с духами, масками для лица, средствами по уходу за кожей и коробками с косметикой. Кровать завалена одеждой и книгами, поэтому мы расположились на кремовом ковровом покрытии, разделив впечатляющую коллекцию декоративных подушек Араминты.

— Так, — говорит Араминта, хлопая в ладоши. Она одета в крошечную шелковую пижаму и выглядит сияющей. — Я знаю, что мы все хотим обсудить то, что произошло на вечеринке, но… — Она достает из-за спины конверт. — Посмотри, что я получила сегодня!

Одри закрывает рот руками. — Нет!

— Да! — Араминта протягивает ей письмо. — Я изучаю неврологию в Гарварде, детка!

Одри испускает радостный крик. Я подползаю к Араминте и обнимаю ее. Одри присоединяется, обхватывая нас.

— Ты сделала это! Ты действительно это сделала! — визжит Одри.

— Я сделала это! — Араминта издала приглушенное хихиканье. — Я, черт возьми, сделала это!

Они наконец-то отпустили нас, и мы все стояли в стороне, глядя на Араминту и ухмыляясь, как идиоты. Одри берет письмо и смотрит на него, медленно качая головой. — Черт. Это действительно начинает казаться реальным, не так ли?

— Да. — Араминта садится обратно на кровать. — Спиркрест почти закончился. Теперь это действительно становится реальностью.

— Все будет совсем по-другому, — тихо говорит Одри.

— Мы по-прежнему будем видеться все время, — успокаиваю я ее, надеясь, что это правда.

Одри кивает. — Я надеюсь на это.

— Ну, надеюсь, я буду часто видеть Софи, — говорит Араминта, глядя на меня расширенными глазами. — Может быть, на следующей неделе ты получишь известие из Гарварда, когда они будут рассылать письма о зачислении?

Я прикусываю губу, пытаясь подавить улыбку. — Я тоже получила письмо сегодня.

У Араминты открылся рот.

— Что? — говорит Одри, садясь. — Получила? И?

— И мы с Араминтой, наверное, будем часто видеться, да.

— Убирайся на хрен отсюда! — кричит Араминта и бросается на меня. — Тебя приняли?

Я едва успеваю кивнуть, как наступает моя очередь быть затянутой в многослойные объятия девушек.

— Оу, — шепчет Одри мне в волосы. — Я так вам завидую! Я тоже хочу в Гарвард, черт возьми.

После того, как новость о том, что нас приняли, улеглась, наш разговор вернулся к вечеринке. Оказывается, ссора Эвана с Лукой — лишь одна из нескольких, которые произошли. Похоже, многое произошло после моего ухода. Судя по звукам, люди либо дрались, либо перепихивались, либо и то, и другое.

— Что из этого ты делала, Минти? — спросила я, подняв на нее бровь.

— Перепихивалась, конечно. С префектом, не меньше!

— Префектом? — спрашиваю я. — Проверь себя! С кем?

— Перси Бэйнбридж.

— Перси Бэйнбридж? — говорит Одри. — Он не твой обычный типаж.

— Нет, но… — Араминта ухмыляется. — Я кончила… — Она делает паузу, а затем поднимает два пальца. — Дважды!

— Ну, по крайней мере, одна из нас получила немного действия, — говорит Одри, надувшись.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, Араминта качает головой. — Нет. Софи, я думаю, тоже немного поработала.

— Что? — Я моргаю на нее. — Откуда ты можешь это знать?

— У тебя так и светится хороший член, — говорит Араминта, взмахнув рукой.

— Ну что, вы с Эваном разобрались в своем дерьме? — спрашивает Одри, поднимая на меня брови.

— Почему ты решила, что это был он?

Она закатывает глаза. — А кто же еще? Вы двое одержимы друг другом.

— Я бы не сказала, что одержимы, — говорю я.

— Не знаю, он определенно немного одержим, — говорит Араминта.

Я медленно киваю, а потом говорю: — Он сказал мне, что я ему нравлюсь.

— Сказал? — с некоторым удивлением говорит Одри. — Это очень откровенно с его стороны. Он пригласил тебя на свидание?

— Он сказал, что хочет быть моим глупым американским парнем.

— Глупый — это точно, — ухмыляется Араминта.

— Ну, он всегда хотел тебя, будем честны. — Одри качает головой. — По крайней мере, он понял это сейчас — с гребаным опозданием. Так что ты сказала?

— Ничего.

— Ты хочешь пойти с ним на свидание? Вы двое всегда так странно относились друг к другу. Это должно быть конечной целью, нет?

— Мы не были странными, мы… — Я замялась и остановилась. Как я вообще могу начать объяснять, что мы такое? Я вздыхаю. — Слушай, я не знаю. Я даже не думаю, что смогу объяснить, что я чувствую. Но сейчас это наименьшая из моих проблем. говорю я. Это только наполовину ложь. — Сейчас у меня нет времени беспокоиться о чем-либо, кроме экзаменов. И как рассказать родителям о Гарварде.

— Просто скажи им, — говорит Одри, и черты ее лица смягчаются. — Они будут гордиться тобой, я знаю.

Я вздыхаю. — Они мечтали об Оксбридже.

— Но ты не поступила.

Я медленно киваю.

— Наверное, я просто… — Я сглатываю. — Наверное, мне немного страшно.

Одри подходит ко мне и берет мои руки в свои. — Тебе не нужно бояться, Софи. За все время учебы в Спиркресте ты никому не позволила изменить себя или напугать, чтобы ты не стала той, кем должна быть. Твои родители хотят для тебя самого лучшего, даже если их способы показать это могут быть ошибочными. И даже если им это не нравится, что с того? Тебе нечего бояться. Ты сама отвечаешь за свою жизнь.

После этого слова Одри надолго остались со мной.

Страх держал меня в параличе дольше, чем я могу вспомнить: страх попасть в беду, разочаровать родителей, не оправдать их ожиданий. Страх преследовал меня каждое мгновение с тех пор, как я приехала в Спиркрест: страх не вписаться в коллектив, страх насмешек, страх быть недостаточно хорошей.

Даже сейчас, когда я получила предложение от Гарварда, страх все еще крадется за мной по пятам, как тень. Страх, что все пойдет не так, как надо, что все рухнет на меня.

Но Одри, как всегда, права. Бояться нечего. Нет ничего плохого в том, чтобы говорить правду, гордиться своими достижениями и знать, чего я хочу в будущем.

Я жду последнего дня полугодия, чтобы позвонить. На каникулах я буду торчать в школе, и мне не хочется, чтобы это темное облако висело надо мной.

Поэтому я делаю то, от чего у меня всегда замирает сердце и сжимается желудок: Я набираю номер мамы.

Я даже не успеваю собраться с мыслями, потому что она почти сразу же берет трубку.

— Софи! Все в порядке?

— Да, мам. Я просто звоню, чтобы проинформировать тебя о своих заявлениях в университет.

— О?

— Я получила свое первое письмо о принятии.

— Да, я проверила портал твоих заявлений и увидела. Поздравляю, любовь моя. Тем не менее, еще есть много времени для получения других предложений. Обычно Оксбридж рассылает письма о приеме в начале марта.

Я колеблюсь. Я должна была знать, что она пронюхает. Я должна была догадаться, что она не будет так просто это делать. Что ж, пора сдирать гипс.

— Спасибо, мама. Но я… я поеду в Гарвард.

Наступает долгое молчание, во время которого, я уверен, мама пересказывает мое откровение папе, а он вопросительно хмурится.

— Я знаю, что Гарвард мирового класса, милая, — говорит она наконец с осторожным тактом политика. — Но Америка — это дорого, очень дорого. И все те связи, которые ты завела в Спиркресте..

Мое сердце колотится, а ладони потеют, когда я хватаюсь за телефон. — Я знаю, мама, но некоторые ребята из Спиркреста тоже подали туда документы, и подумай, какие связи я заведу в Гарварде.

— Я знаю, милая, но как мы сможем себе это позволить?

Из-за комка в горле мне трудно говорить, но я заставляю себя произнести. — Мама, тебе не нужно об этом беспокоиться. Я уже достаточно взрослая, это моя обязанность — беспокоиться об этом. Даже если я не получу ни одной из стипендий, на которые я претендовала, я найду работу на лето. Я смогу сделать это.

Последовавшее за этим молчание было таким долгим, что я проверил свой телефон, чтобы убедиться, что она не бросила трубку. Но нет, она все еще там, молчит.

Потом она говорит тихим голосом: — Просто… подумай обо всем, ради чего мы работали.

— Мама. — Мое сердце бьется так быстро, что пульс застревает в горле. — Я знаю, насколько важным ты считаешь Спиркрест. Но ты хотела, чтобы я приехала сюда, и я приехала. Ты хотела, чтобы я нашла здесь друзей, и я нашла. Ты хотела, чтобы я усердно работала и использовала все свои возможности здесь — и я так и сделала. Я не хочу провести остаток своей жизни, подражая детям из Спиркреста, пытаясь стать одним из них. Я не хочу быть одним из них — я хочу быть собой. Я хочу заниматься юриспруденцией, а в Гарварде одна из лучших юридических школ в мире. Я… — Я сглотнул комок эмоций в горле. — Я ценю все, что ты с папой сделали для меня. Я никогда не смогу не быть благодарной за это. Но сейчас пришло время делать свой собственный выбор, и я выбрала именно это.

Последовало еще одно долгое молчание, но впервые оно не наполнено тревогой, раздирающей легкие. Впервые за долгое время тяжесть на моей груди уменьшилась.

Я дышу, долго и глубоко, и жду.

— Ну, мы с отцом гордимся тобой, — говорит мама. Это ни к чему не обязывающий ответ. Если она разочарована или рассержена, то старается это скрыть. — Мы поддержим тебя, что бы ни случилось. Мы всегда хотели для тебя только самого лучшего.

— Я знаю, мама.

Она вздыхает. — Хорошо, все равно уже поздно. Тебе пора спать, милая.

Она не хочет продолжать разговор, что, я полагаю, справедливо. — Конечно, хорошо, мама.

— Спокойной ночи, Софи.

— Спокойной ночи, мама.

Она кладет трубку, а я опускаюсь на свой стол, прижимаюсь щекой к стопке тетрадей по математике и смотрю на ослепительно белый шар лампочки.

Я сделала это. Я не могу поверить, что я это сделала. Я еду в Гарвард. Наконец-то я вижу свет в конце тоннеля.

Стук в дверь застает меня врасплох.

По ту сторону двери стоит девочка из 12-го класса в футболке гребной команды и с огромной шоколадкой в руках. Она поднимает бровь.

— Софи здесь?

Я нахмурилась. — Э-э, я Софи.

— Верно. Там снаружи мальчик, который хочет с тобой поговорить.

— Мальчикам не разрешается входить в здание для девочек, — сурово напоминаю я ей.

Она закатывает глаза. — Да, да. Я сказала ему, что передам сообщение. А ты иди и избавься от него. Разве ты не префект?

— Я пойду и разберусь с ним, — вздыхаю я.

Поскольку я одета в футболку, шорты и носки, я натягиваю мешковатый джемпер и выхожу из комнаты, наполовину взволнованная, наполовину нервная. В общей комнате несколько девочек из 12-го класса выглядывают из-за штор, прижавшись лицами к окну, и смотрят на мальчика снаружи, подтверждая то, что я уже знаю о том, кто их там ждет.

Я открываю дверь с самым официальным выражением лица. — Привет, Эван, тебе не разрешается здесь находиться, так что…

Я останавливаюсь на месте.

Учитывая все, что между нами произошло, можно подумать, что я уже отвыкла от его внешности, но, видимо, к этому невозможно привыкнуть.

Его слегка влажные волосы зачесаны назад со лба, оставляя лицо с его безупречной костной структурой полностью обнаженным для максимального эффекта. Он одет в черные шорты, белые кроссовки и серую толстовку, через одно плечо перекинута тренировочная сумка.

Позади него солнце почти закончило свое падение по небосводу, оставив его бледным оттенком фиалки, и последние солнечные лучи ловят золото волос Эвана, делая их еще более золотыми.

— Я бы не стал рисковать твоей безупречной репутацией, если бы ты хоть раз ответила на звонок, — говорит он, размахивая перед моим лицом своим телефоном.

Я поднимаю руки в знак согласия. — Ладно, извини, я разговаривала по телефону.

Мы смотрим друг на друга. Медленный ветерок шелестит листьями плюща, покрывающего часть здания. Эван смотрит на меня с нежностью, на его губах играет легкая улыбка. Наши последние минуты вместе, его слова, мои слова, удовольствие, которое мы разделили, висит между нами, как невидимая, мерцающая завеса.

Я прочищаю горло. — Ну, а что ты вообще хотел?

— Ты едешь домой на каникулы?

Я качаю головой. — Нет, сейчас сезон экзаменов. Мои родители будут работать всю неделю, так что я останусь здесь.

Он кивает и колеблется. Он зачесывает назад свои мокрые волосы, кусает губы. — Я хотел спросить, не хочешь ли ты поехать ко мне на каникулы?

Я сузила глаза, откровенно шокированная тем, что ему хватило смелости сделать такое дерзкое и безрассудное предложение, но он поднял руки и поспешил добавить: — Мы не будем только вдвоем, как… Я имею в виду, что здесь будет моя семья, а моя мама вообще-то училась в Гарварде, так что я подумал, что ты захочешь поболтать или…

Он прерывается и стоит, неловко взъерошив волосы. Я наблюдаю за ним с ледяным спокойствием, но на самом деле мой разум перебирает все причины, по которым я должна сказать "нет", и не находит их. У нас только что закончились пробные экзамены, у меня нет работы, на которую я могла бы пойти, я буду одна в Спиркресте на каникулах, что всегда очень угнетает, мои родители поддержали бы эту идею, так что я не могу рассчитывать на их отказ, а мысль о встрече с мамой Эвана выпускницей Гарварда пугает и возбуждает одновременно.

Не говоря уже о том, чтобы остаться с Эваном.

Особенно после всего, что произошло.

Особенно теперь, когда я больше не знаю, в каком положении мы находимся.

Ненавидеть его действительно было гораздо легче, чем все это.

— Мне придется спросить у родителей, — говорю я в конце концов.

Он кивает. — Да, конечно. Я сказал своим родителям, что приглашу тебя, и они очень хотят с тобой познакомиться. Они впечатлены тем, что ты префект, и спрашивают меня, как мне удалось уговорить тебя потусоваться со мной.

Он останавливается и закусывает губу в знак трепета. — Ну, я не рассказал им… обо всем, но… но, в общем. Так что они очень хотят с тобой познакомиться, и моя сестра тоже останется, думаю, вы сможете поладить.

Он останавливается и смотрит на меня. Его глаза широкие, слишком голубые и очень серьезные. Я вижу, что он пытается загладить свою вину, в своей возмутительно неуклюжей, тяжеловесной американской манере, и почему-то это заставляет меня улыбаться.

— Я с удовольствием приду, хорошо? В это время года это место наводит тоску. Мне просто нужно сообщить об этом родителям.

Его лицо расплывается в широкой ухмылке.

— Отлично. Дай мне знать. Я уезжаю завтра, напишу тебе все подробности. Скажи своим родителям, что я их крепко обниму, если они скажут "да". Ладно, я ухожу, пока полиция Спиркреста не пришла арестовывать меня за непристойное поведение. Надеюсь, увидимся завтра.

Он неожиданно наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня в щеку, а затем поворачивается и исчезает в мягких пурпурных и золотых сумерках.