Сломанная любовь

Глава 10

Глава 10

Это его дежурное «конечно» снилось мне всю неделю… звенящий хрип, с которым он выдавил из себя это слово, въелся мне под кожу. И эта ухмылка его насмешливая, холодная, с лица не сходила, пока он трахал меня до самого утра. Играл моим телом, как вздумается, изводил паузами и оглушал яркими вспышками удовольствия. Он даже не предпринимал попыток узнать что-либо, боялся, что сбегу, услышав хоть один вопрос, что льдинками застыли в его темных от бушующей страсти глазах. Практически молча выбивал из меня все силы и ломал хрупкие остатки самоконтроля, а когда я окончательно расслабилась и перестала думать, отдалась ему во всех смыслах, он сменил гнев на милость… Стал любить, как тогда, покрывая моё тело нежными поцелуями, вбирал стоны и стирал капли слёз, что бежали по щекам неуёмным ручьям счастья.

Но все равно, назло мне, вновь и вновь повторял это абсолютно дебильное бессмысленное в его случае слово, что нервы мои натягивало. Не сдержит своё слово! Чувствовала. Не такой он, ни за что не остановится, пока не докопается до правды.

Сердце рвалось от жгучей боли, когда он вышел из машины. Рвалось, когда принёс свою футболку, вместо разодранного топа. Рвалось, когда катился за мной следом по сонному «Яблоневому». Как тогда… много лет назад. Всегда встречал после танцев и провожал, успокаиваясь, лишь когда я оказывалась у подъезда дома. Всё поменялось. Да, не идёт следом, попивая из металлической баночки газировку, а катится в дорогущей тачке, но провожает, потому что иначе не уснёт.

Да и миссия сегодня у него была другая. Хотел узнать, где я живу. Понимала это, но он будто специально выжал из меня все соки, чтобы не смогла сопротивляться и пытаться сбежать. Все продумал, вариантов не оставил. Поэтому затраханная, обессиленная и покорная вела его к собственному дому. Небо уже рассекали первые лучи рассвета, тело выворачивало от бродящей удовлетворённости, а глаза медленно закрывались. Если задержусь, то непременно угожу в любопытные лапки Алечки. Нельзя… Я оказалась зажатой меж двух огней: отвечать на вопросы бабушки или добровольно привести его к воротам своего дома. И я выбрала последнее, потому что Мироша всё равно узнает…

Припарковалась у дома, вышла из машины. А Королёв, поравнявшись со мной, дёрнул ручник и одним резким движением схватил меня за шею, притягивая к себе. Впечаталась в дверь, заваливаясь корпусом в салон.

– Никогда не ставь мне условий, детка, – Мирон поцеловал в шею, провёл языком дорожку до самых губ, лизнул и отпустил. – Отдыхай пока…

Сжала челюсть, чтобы не разрыдаться, и побежала по извилистой тропинке в сторону дома, скрытого яблоневой рощицей. Опадающие лепестки волновались, поднимались в воздух, путались в волосах, липли к воспалённым губам и опускались на чёрную футболку, что насквозь пропахла ароматом его тела.

Решение само пришло с первыми лучами солнца. Схватила конверт, что вручил мне отец, и уже через два часа я собирала наш с Мишкой чемодан, а ещё через час мы мчались в такси в сторону аэропорта, пытаясь убежать. Но только враньё это было… Я лишь оттягивала момент. Но правда всегда всплывает, вот только когда человек говорит её сам, он выбирает момент, а когда она прорезается сквозь густую пелену вранья, то застаёт врасплох. Мне оставалось лишь ждать этот момент, потому что сама сказать не могла. Да и не хотела, несмотря на то что любила его до одури. До сих пор люблю. Пальцы помнят каждую родинку, бархатистость кожи и вибрацию бьющегося сердца. Но прошло так много времени, смогу ли я переступить прошлое? Смогу ли забыть все обиды? Смогу ли простить бесконечные часы мучительного одиночества, в которых утонула с головой? Если бы не Мишка, то сломалась бы…

***

… – Нет, дочь! – я сжимала ногами его торс, прорываясь ладонями к рёбрам, а Мироша отчаянно отбивался, заполняя мою комнату громким хриплым смехом. Когда не могла с ним справиться, в ход шли пальчики, что легким бегом по чувствительным местам заставляли этого упертого парня сдаваться. – Никаких мальчишек!

– Сладкая, – Мирон перехватил мои руки за запястья и задрал их над моей головой. – Ты давай не пугай меня. Тебе всего пятнадцать, а в тюрьму я как-то не планирую отчаливать, даже ради тебя.

– Мироша, мне почти шестнадцать, – Королёв повалил меня на кровать и навис надо мной, обжигая пронзительным взглядом, что шарил по жёлтому спортивному костюму. – Я же просто мечтаю.

– Ладно, – от отпустил мои руки и сел подальше, облокотившись о стену. – Мечтать можно, трогать нельзя.

– Это тебе нельзя, – рассмеялась я, прижалась к его плечу, переплетая пальцы. – А мне можно.

– Парень, – Мирон монотонно щёлкал пультом, перебирая каналы.

– Что?

– Не знаю, как у тебя, но у меня будет сын. И звать его будут Мишка. Мишган, Мишаня. Звучит?

– Красиво…

– Мелкая, ты меня в гости притащила, чтобы о детях говорить? Тащи пирожки с картошкой, а то уйду.

– Не уходи, Мироша! Мама только вечером вернётся…

Море тихо нашёптывало, успокаивало, плавно ударяясь в мои ноги, забивало песок между пальцев. Хорошо было. Спокойно. Сквозь тёмное стекло очков наблюдала за резвящимся сыном и улыбалась. Мишка вытянулся за лето так, что придётся менять весь гардероб. Костюмом и джинсами никак не обойтись. Смотрела в васильковые глаза сына, и сердце щемило.

Сначала радовалась, что Мишка был моей копией. Ничего от Королёва не взял! Проявляться стало лишь, когда залепетало моё неуклюжее чудо. Голос у него был таким хриплым, шуршащим. Но и с этим могла смириться, вот только к пяти годам сын стал меняться не по дням, а по часам! Прямой нос с тонкой переносицей, широкие вразлёт брови, хитрющий разрез глаз и резко очерченные губы. Ну, а главное – родинка прямо на правой щеке, проявившаяся, как знак моего полного провала. Молилась по ночам, чтобы предательская игра генов прекратилась, чтобы не мучила меня больше. Хватит! Но нет! С каждым днём становилось всё хуже и хуже. Видела, как мой Мишка превращается в его точную копию, стирая последние жалкие следы моего участия. Целовала маленькие ручки, теплые пальчики, натыкаясь на красивую, глубокую ногтевую пластину, как у его отца. Всё против меня было! А я всего лишь хотела сохранить равновесие. И своё, и сына.

От грустных мыслей меня отвлёк звонок телефона. Откинулась на спину, достала телефон из пляжного шоппера.

– Да, Алечка, – пропела я.

– Как дела? Я уже соскучилась, дом пустой без вас. Возвращай малька на базу, голова трещит от этой тишины. Лялька, возвращайтесь, а то умру!

– Потерпи, родная. Ещё пару дней. Погода стоит шикарная, море, конечно, ещё не такое тёплое, но мне нормально. А Мишке и в детском бассейне здорово.

– Хорошо. Вина Петровичу не забудь привезти, а то я ему проспорила, – рассмеялась Аля.

– Я помню. Буля, а вот кому ты свой ген азарта передала? Отец спокойный, меня тоже за карты не затащишь, а? Кто у нас счастливчик?

– Мишане, кому же ещё? Ты видела, как он в гонки рубится?

– Бабушка, – я прикусила язык, чтобы не разочаровать бабушку, что это у него от отца.

– А в нарды с Катериной как играет?

– Ой, Ростова ему поддаётся, – рассмеялась, вспоминая наши шумные посиделки.

– Ты, кстати, Катьке давно звонила?

– Вчера писала, но она не ответила. Занята, наверное, была. А что?

– Любка говорит, что из комнаты вторые сутки не выходит. С женихом поссорились из-за машины и красного топика. Он что, ей красное носить не разрешает? – возмущалась бабушка, вот только я уже не слышала её слов. – Любаша даже на покер вчера не заскочила. Молчит и ничего толком не рассказывает.

– Бабуль, я перезвоню…

Сердце сжалось, а пальцы стали искать в телефонной книжке номер подруги. Чёрт! Что я наделала? Заигралась и подругу подставила. Жарюсь на летнем солнце, даже не задумываясь, почему она не отвечает. И Ростова, гадина такая, молчит!

– Алло, – тихо прошептала Катя после пятого гудка.

– Ты почему мне не позвонила? – взвизгнула я так, что загорающие стали оборачиваться на нарушительницу тишины.

– Зачем? Ты тут причём? Дело в нём! Не верит! – закричала в трубку подруга, выпуская всю боль, что кипела в ней. – Знаешь, как он смотрел на меня? Как на шкуру последнюю. Пусть теперь локти кусает, придурок!

– Катя, дай мне номер Царева! Я всё ему расскажу.

– Не дам! – ещё громче закричала подруга и отключилась.

Так… Кому звонить? Некому… Поэтому я вскочила, быстро собрала вещи и окликнула сына.

– Миша, нам пора!

– Куда, мам? На обед?

– Да, а потом мы возвращаемся домой. Бабуля соскучилась по тебе.

Не могла я Ростову подставить, если бы не она, то сдохла бы. Обязана ей по гроб жизни, от того и мчалась как сумасшедшая в сторону отеля, осаждая колл-центр авиакомпании, пытаясь поменять обратный билет.

Катерина из тех, кто всегда рядом. Молчит, вопросов не задает, а лишь за руку держит. Благодаря ей я сдала выпускные экзамены в школе, благодаря ей поступила в универ. Именно она помогала бабушке справляться с Мироном, прибегала после школы и отпускала бабушку. Катька забирала его из садика, когда я задерживалась, Катька орала громче всех, когда я с трясущимися руками получала красный диплом…

***

«– Ты дура, Ольга, – шептала мама, перебирая мои слипшиеся от крови волосы. – Ты не знаешь себе цены, потому что маленькая, дурная. Запомни, что продавать себя надо дорого и наверняка. Чтобы жить красиво и счастливо. Поняла?

Я жмурилась, сдерживая накатывающую тошноту. Хотелось заорать и запретить ей трогать мои волосы. Голова была перебинтована, а длинные спутавшиеся локоны были покрыты засохшейся кровью. Мама кривила накрашенные губы от отвращения, но разбирала их, чтобы избавиться от беспорядка на моей голове. Не волновала её моя боль, лишь волосы бесили. Дёргала пряди, тревожа швы, что дико ныли под тугой повязкой, шерудила маленькой расчёской всё сильнее и сильнее.

– Ты жизнь свою испортила, Ольга. У тебя выпускной на носу, репетитор оплачен. Ты же хочешь поступить на химфак? – этот вопрос был, скорее, риторический, а главное – её не волновал мой ответ. – Ещё не поздно всё исправить. Я позабочусь об этом, не переживай, дочь. Как вовремя мне твоя подруга Настя рассказала о твоём увлечении. Но не переживай. Я знаю, как быть дальше.

Я отрицательно замотала головой, причиняя себе ещё большую боль. Вдруг стало всё равно по отношению к ней и к своему будущему. Знала лишь то, что никогда не буду делать так, как она того хочет.

– Нет, ты будешь делать, как я скажу! Матери всегда виднее, что лучше для её ребёнка! Запомни, Ольга, никто не знает, а я знаю. Слушай меня, и всё в твоей жизни хорошо будет. Любовь – не главное. Да и какая любовь может быть, ты же ещё ребёнок? Какая любовь? Не смеши меня. К тому же с этим отбросом, – она поднялась, поправила строгое чёрное платье и стала рыться в моих вещах, что висели на деревянной спинке стула. Успокоилась, только когда нашла телефон. – Пока ты живёшь в моём доме, пока находишься под моей опекой, ты будешь делать так, как я скажу! А если я ещё раз увижу этого ублюдка, напишу заявление…

***

Катя… Я всё исправлю!