Сломанная любовь

Глава 30

Глава 30

Мирон

Я курил в машине, наблюдая за парковкой около дома, где не был много лет. Нет, с мамой мы встречаемся пару раз в неделю, обычно обедаем вместе, и ходим по благотворительным вечерам, а перед Новым годом она обязательно тащит меня в театр. Они развелись с отцом сразу после того, как он одним звонком отчислил меня из универа и отправил в армию. Это было его условием освобождения.

Согласился, потому что сил сидеть в четырёх казённых стенах СИЗО просто не было. Хотелось выйти, найти Сладкову и выяснить, что произошло, пока я был во Владивостоке. Но не получилось.

— Царёв, а ты нашел документы? — набрал номер человека, что прошёл со мной весь путь от СИЗО до армейского дембеля. Мы были молодые, зелёные, не успевшие обрасти листвой знакомств и бронёй опыта. Понимали, что соглашаться на условие отца — бред, но и повернуть эту бюрократическую машину вспять не хватало связей. Саня рвал и метал, пытаясь найти Ольку, чтобы вытащить меня, но не смог. Оказавшись в болоте вранья, меня душила несправедливость и жажда мести, но меня спасла мама и друзья, что прошли со мной весь этот долгий путь.

— Степанов. Твоё дело вёл Степанов, — слышал шелест бумаг, давно похороненных в сейфе у друга, потому что лично я хотел их сжечь, а Саня не дал, забрав их на хранение к себе, «на всякий случай». Очевидно, на этот…

— Найдёшь…

— Уже, — перебил он, закурил и шумно выдохнул дым в микрофон. — Адрес отправил в сообщении, Гера ищет номер телефона. Расскажи… — Царёв давно вороном надо мной вьётся, желая узнать подробности, что удалось нарыть, но рядом постоянно были свидетели.

— Меня задержали по заявлению Галины Петровны, так?

— Ну, так. Чудесная женщина, — хмыкнул Царев.

— А знаешь, кто надоумил маму Сладковой отнести заявление на изнасилование?

— Да ну?..

— Ага. В целом, с будущей тёщей мне все понятно, — я растер ладонями лицо до характерного жжения. — Она дура, конечно. Но это уже не исправить, да и не важно. А вот действия моего родителя меня пугают. Гера нашел контакт Лебедь?

— Нашел бы ещё вчера, если бы ты меня в свои игры не втянул, — хрипло рассмеялся Гера. Царёв включил телефон на громкую, устроив конференцию. — Мирон, а дай мне пообщаться со Степановым? Я как-никак коллега его, пусть и в прошлом. Сразу пойму, где врет и за сколько продался.

— Договорились. Гера…

— А?

— А ты не сдерживайся, друг. Пусть всё расскажет, — затушил сигарету, когда увидел, как чёрный мерин отца припарковался у подъезда. — А я пойду с папой пообщаюсь.

— Телефон Лебедь уже отправил тебе. Удачи…

Что-что, а удача мне улыбалась, потому что не пришлось звонить в домофон, так как дверь открыла девчонка, выбежавшая со своей собакой на прогулку.

Отец категорически презирал новостройки, не предавая старую «сталинку» в центре. Шёл по мозаике, переступал широкие ступени, вдыхая забытый тяжелый аромат дома. Остановился на нужном этаже… Дверь другая.

— Кто? — детский крик заставил вздрогнуть, а по телу потекла волна раздражения.

Даже ответить не успел, как металлическая дверь открылась, а на пороге меня ждал сюрприз… Я, конечно, знал. Мама говорила, да и дед Сани тоже умалчивать не стал, что у меня родился брат, ровно за пару месяцев до моего дембеля.

— Вы кто? — пацан, очевидно, ровесник Мишки, испуганно рассматривал мои татуировки и то и дело косился вглубь квартиры.

— Давай скажем, что дверь была открыта, — я присел на корточки, изучая до боли знакомое лицо. — А то попадёт от отца.

Искал в его глазах проблеск… Но нет. Не знал он меня. Что же, папенька… Даже по фото не познакомил младшенького со старшим неудачным сыночком?

— Пап! Ты дверь опять не закрыл, — паренек рассмеялся и вприпрыжку бросился по коридору в сторону кабинета отца. — К тебе пришли.

Я вошёл, хлопнул дверью и скинул кеды. Здесь прошло всё моё детство, вот только ощущение ностальгического тепла все никак не приходило. Искал его в сердце, но пусто. Даже в квартире Сладковой меня то и дело одолевали приятные воспоминания, но скорее потому что они были связаны с ней, а тут все иначе.

Отец мой не был тираном, да и силой духа не отличался, удачно пристроившись к деду Сани Царёва, он в уютном попутном течении грёб, наслаждаясь приятной сытостью и теплом. Вот только на меня у него были особые планы, он так рьяно желал запихнуть сына в «Строй Град», что порой терял голову. И слышать не желал, что строительство, архитектура — это не моё. Пилил, промывал, мотивировал… Вот только это все было напрасно. Я даже в Штаты учесал тогда, лишь бы этого не слышать, и остался бы там, если бы не Олька.

— Мирон?

Постарел… Последний раз мы виделись на присяге. Он стоял в первых рядах среди родителей, гордо выпятив грудь. Казалось, что он впервые гордится мной, но к тому моменту мне уже было все равно. Мне было двадцать три, жизнь моя была сломлена, а любовь потеряна. Стоя в казённой форме, глаз не сводил с этого чопорного мужчины, что отцом назывался, и не мог поверить, что всё происходящее реально.

— Привет, Михаил Дмитриевич.

— Хм… — старик растерянно почесал затылок, переводя взгляд с меня на Королёва-младшего. Было видно, как ему сложно и неуютно, но желания пожалеть отца почему-то не возникло. А вот ухмылку я сдерживать не стал. — Проходи.

— Спасибо, — оттолкнулся от стены и прошел в кабинет, оглядываясь по сторонам. Нет… Все по-прежнему.

— Кирилл, попроси Маю сделать чай, — отец подтолкнул любопытного мальчишку и запер дверь, громко выдохнув.

— Чего не познакомил с братом?

— Ты же не для этого пришел, — отец сел за стол и как-то нервно стал собирать разбросанные документы в стопки. — Не хочу показаться невежливым, но давай перейдем к делу? Ты же пришел не просто так.

— Конечно, нет, — в кармане брякнул телефон. Я сделал паузу, чтобы прочитать сообщение от Керезя и рассмеялся. Ну, конечно… Иначе и быть не могло… — А я тебе историю забавную пришёл рассказать. Жаль, что только сейчас.

— Ну, расскажи, коль уж пришел…

В дверь постучали, и в кабинет вошла неизменная помощница по дому, что нянчила меня с самого детства, Майя Аркадьевна. Женщина охнула, а чашки на подносе зазвенели. Я поднялся, забрал поднос и обнял старушку, что вцепилась в мою футболку сухими тонкими пальцами.

— Мирошка… Мирошка… — все шептала она, пытаясь дотянуться до лица. — Думала, уже не увижу тебя никогда…

— Привет, Маюшка, — я нагнулся, позволив старушке погладить лицо, растрепать волосы и, как обычно, ущипнуть за нос. От неё, как всегда, пахло листьями смородины, ванилью и приторным парфюмом. Квартира не вгоняла меня в воспоминания, а она смогла… Верная нянюшка…

— Майя, — строгий голос отца отрезвил женщину и заставил поспешно удалиться. — Продолжай, Мирон.

— Торопишься? Или хочешь поскорее меня выпроводить?

— Мирон, не тяни кота за хвост. Говори, что ты мне там хотел сказать, и разойдемся. У меня дел полно.

— Так вот, — я налил чашку чая, закурил, наплевав на недовольное выражение отца, а в голове промелькнула мысль, что к этому мужчине, квартире и общим поступкам идеально подошла бы Наталья Михайловна. Она, словно потерянная частичка пазла, подходила к этой идеальной картинке. Их объединяла тяга ко всему правильному и красивому, по их мнению, естественно. — Жил-был мужчина. Работал, не покладая рук, чтобы быть не хуже других, воспитывал сына, жену и окружающих, потому что только он знал, как жить правильно. И вот однажды у него, идеального-преидеального, случился конфуз… Влюбился он, как пацан в девчонку молодую, а она возьми и забеременей. Да ещё эти проблемы с сыном, никак он не поддавался влиянию. Из Штатов сбежал, поступил в универ, не одобренный на семейном совете, жил у деда, мешая ежедневному промыванию мозгов. И всё бы ничего, можно было забыть про мелочи жизни, такие как сын и жена, но наследство! Так не хотелось делиться, да и отец девчонки воспротивился. Какому нормальному отцу захочется, чтобы дочь его ходила в любовницах у престарелого ловеласа?

— Короче, Мирон! — отец терял терпение, глаза его краснели, а лицо стало покрываться бледными пятнами.

— Ну, короче, так короче… Я в курсе, ты, чтобы не делить при разводе с женой наследство, переписал его на меня, а потом, отправив сапоги топтать, взял доверенность, и переоформил все на свою будущую жену. Даже на присягу пришлось приехать, в отца играл ты, конечно, отменно… У меня даже мысль шальная проскочила, что сожалеешь. Кстати, как там тесть твой, Степанов? Все трудится в ментовке? Так вот, передай ему, что крышка вашему тандему!

Думал, что взорвусь от гнева! Разнесу к ху*м весь кабинет, но нет… Сдержался и даже улыбался так сильно, что мышцы заныли от напряжения.

— Щенок! — заорал отец, поднимаясь с кресла. — Что ты знаешь о любви? Да я ж тебя для другой жизни растил! А не для гонок твоих и татуировок этих уродливых…

— Знаешь, что такое любовь? — я расслабился, пуская кольца дыма под потолок. — Это когда любят за содержание, а не за бренд и этикетку. Не за условную единицу на твоем счету, не за смазливое лицо и родословную. А за сущность. И вот только сейчас я понял, почему перестал любить своего отца.

— И почему же? — отец сел на край стола, провел трясущимися руками по зеленому сукну и тихо рассмеялся.

— А нет в тебе ничего. Ты за фантики любишь, и я тебя за фантики. Только вот и их не хватило, Михаил Дмитриевич… — поднялся с кресла, допил чай и затушил сигарету о драгоценное зеленое сукно дубового стола. Ткань мгновенно поползла уродливыми подпалинами, а мне хорошо стало. — С завтрашнего дня у тебя начнётся веселая жизнь, знаешь, почему?

— Почему?

— Ты так сильно хотел выкинуть своего неидеального сына из своей жизни, что силой размаха выбросило моего сына из МОЕЙ. Этого я тебе никогда не прощу… Можешь переписывать наследство хоть на сторожа с дачного посёлка, но я обещаю, что тебе придётся продать этот стол, чтобы оплатить работу адвоката. И вот, когда ты останешься с голой задницей, только тогда мы с тобой поговорим. Уничтожу… Считай, что дорога в «Строй Град» тебе закрыта с завтрашнего дня, а твой тесть уже уволен по статье. А возможно, и срок дадут. Посмотрим… Кстати, заодно и проверишь свою «правильную» любовь. Интересно, жена твоя любит тебя за то, что внутри, или за фантики, потому что их скоро не будет.

— Мирон! — отец схватил меня за руку. — Не руби!

— Ты меня выкорчевал. Убил. Растоптал. Мой собственный сын теперь называет меня дядей. Считай, что голая задница — меньший платеж за изуродованную жизнь. Всё, до встречи в суде…

— Я просто хотел избавить тебя от этой девки! Хотел, чтобы ты в Штаты вернулся, жизнь нормальную начал!

— Единственное, за что я хочу сказать спасибо, — я открыл дверь, но, подумав, всё же прикрыл, чтобы пацаненок, сидящий в соседней комнате, этого не услышал. — Спасибо за то, что лишил иллюзии, что любишь меня, и что это во мне дело. Нет, не во мне. В тебе. Ты сам понимаешь, через что заставил пройти своего сына? Из-за твоего эго я три месяца своей жизни провел в СИЗО!

— Это мать той девки написала заявление! — старик снова потянул меня к себе. — Не я, Мирон. Она!

— Она забрала его через несколько недель, а я всё продолжал сидеть, впитывая затхлый запах сырости, и подчинялся людям, которые искренне верили в мою виновность. Не ври ни себе, ни мне, — я все же отпустил дверную ручку, решив уж расставить все по своим местам. — Ладно, мать ты с носом оставил – фиг с ним. Жадность. Меня лишил наследства от дедушки – фиг с ним, туда же отнесём. Но Лебедь? На кой хрен ты разыграл этот спектакль? Кто подсказал?

— Завуч, — старик снова сел в кресло. Слюнявил пальцы, пытаясь исправить кляксу пепла на столе. Тёр, тёр, пока от прожжённого отверстия не потянулась стрелка через весь стол. Старик крякнул и зарыдал, роняя голову на руки. Пальцы сжимали седые волосы, оттягивали, а мне очень бы хотелось верить, что это он так сожалеет о содеянном. — Она репетиторствовала у Леночки, а потом и отец её пришел с предложением поженить вас. Отличная партия была, Мирон. Вы бы уехали в Штаты, и никто никого больше не увидел.

— А ты знал, что Леночка с восьмого класса на психотропных? — я нагнулся, пытаясь увидеть в его глазах хоть каплю сожаления. — Она за парнями всей школы бегала по очереди, спала под дверьми, а из-за Мити Козырева вообще таблеток наглоталась? Фетиш у нее влюбляться, батя. Отец её жалел, отмазывал у врачей, чтобы не портить судьбу дочери записью в анкете. В универ пристроил под свое крыло, ГалинаБланка сначала на экзаменах её выпустила с золотой медалью, хотя она ни на одном не была, потому что в платной дурке лежала после того, как вены себе вспорола. А потом завуч и в универе за нее работы писала, лишь бы вытянуть ту на красный диплом, чтобы перед отцом её выделиться. Только на кой хер больной нужен диплом? А? Незачем. А ты меня с лёгкостью подписал на брак с ней?

— Она в Штатах, что ты мне несешь тут?

— Она пять лет лежала в дурке, а потом её отправили в Штаты. И ходит по Бродвею Лена Лебедь, зато там её никто не знает. Одна из городских сумасшедших.

— У тебя сын есть?

— А это тебя не касается. Жди повестку. И тестя обрадуй. А если он не придурок, то вмиг соловьём против тебя запоёт. Я оспорю передел имущества. И твоя жена ни копейки от дедушкиного наследства не получит. До свидания, папенька…

Сказал и вылетел из квартиры, провожаемый испуганным взглядом Майи… Надо забрать старушку. Пусть Мишке какао своё фирменное варит…