Глава 22.
— Ты меня пугаешь, Королёв, — Оля шла по тропинке, поправляя лямки белого джинсового сарафана, и на ходу надевала босоножки на тонком каблучке.
— Не ссы в туман, Сладкая, — я открыл для нее дверь, подал руку. — Не обижу.
— Ты и не специально можешь так приложить порой, что мало не покажется.
— Это точно. Это я могу…
Сел в машину, закурил, заметив, как повела носом Олька и протянул ей сигарету.
— Готова?
— Да мне уже и терять нечего, — Олька скинула босоножки, подобрала в уже отработанном жесте ноги и забрала у меня сигарету. — Мишка очень эмоционально рассказывает бабАле про паровозики, а через полчаса вырубится по-детски беззаботным сном. Поэтому забирай меня Королёв, и делай, что хочешь… Не сбегу от тебя.
— Почему? — я отчаянно делал вид, что увлечён дорогой, хотя самого трясло от желания услышать нужные слова. Знал, что моя Королёва знает это… Оттого и мучает меня затянувшимся молчанием, сосредоточившись на этой гребаной сигарете.
Она никогда не курила, просто медленно втягивала носом горький дым с ароматом вишни. Нравилось ей, успокаивалась она так. Вот и сейчас смотрела на тлеющий кончик и улыбалась.
— Потому что не хочу! — рассмеялась, да звонко так, что перепонки дрогнули.
— Хорошо… — с силой выдохнул напряжение, что парализовало моё тело.
— Если ты везешь меня на свидание, значит, есть решение уже в голове. Ты никогда не делаешь ничего просто так. А спустя столько лет и подавно смягчиться не мог.
— А решение, Ляль, одно. Я и так думал, и так… А итог все равно один и тот же.
— И?
— А мы сейчас с тобой напьемся в зюзю, мать, а там и разговор сам польется.
— Королёв, ты с ума сошел? — рассмеялась она, возвращая мне сигарету. — Ты решил напоить меня?
— Ну, да. Я никогда не видел тебя пьяной.
— Я сама себя пьяной не видела, Мироша. Сначала Мишку носила, потом кормила. Некогда мне было этой ерундой заниматься.
— Выкормила? Выносила? За сына спасибо, но всё, я вернулся, даёшь ерунду.
— Ты, как бабушка моя, она вечно зудит, чтобы я напилась и отправилась на поиски приключений.
— Считай, что ты их нашла.
— Я и не сомневаюсь, Королёв. До твоего появления в моей жизни, всё было иначе. Всё! А ты появился, и всё по херам пошло… Я вот иногда думаю, ты - подарок судьбы или кара за нелюбовь к математике? Большего я просто нагрешить не смогла.
— И? Что надумала?
— Да я тебе за одного Мишку всю жизнь сырники твои любимые с мармеладом жарить готова!
— Ох, Сладкая… За язык тебя никто не тянул…
Ехали мы вплоть до речного вокзала в тишине. Не в тяжелой и гнетущей, а в полной предвкушения. Олька улыбалась, покачивала головой в такт музыке и изредка бросала в меня любопытные взгляды, но вопросов не задавала.
Арендовать небольшой прогулочный катер было не сложно, сложно было остаться с ней наедине. Невыносимо смотреть в глаза, ощущать тепло кожи, вдыхать сладость свежести и не иметь возможности взять. А так хотелось! Хотелось содрать этот её скромный сарафан, чтобы с упоением наслаждаться изменившимся телом и дарить всю ласку, что уже девять лет покоится под гранитом моей окаменевшей души.
Все эти годы любил её. Я не ангел и не аскет, женщины у меня были, но разница лишь в том, что и они, и я понимали, что мы временные друг для друга. А Ляля моя не может быть временной, не умеет и даже комедию ломать не будет. Она, как сладкий яд, что опьяняет каждую клеточку тела, захватывает разум и мысли. На нее смотришь и сам себе завидуешь, что голос тихий её слышишь, что дышать ей можешь, а главное - она рядом сейчас, а значит, жить можно. Это раньше можно было, а с появлением Мишки - нужно! Ребёнок все меняет.
— Королёв, почему ты молчишь? Мне страшно, — Оля подала мне руку, поднимаясь по навесному покачивающемуся трапу.
— А я с трезвыми женщинами диалогов не веду! Во всяком случае, сегодня, — открыл дверь палубы, где для нас уже накрыли стол, выключили свет, разожгли свечи по периметру.
— Ах ты, подлый соблазнитель, — выдохнула Оля, сняла туфли и пошла по деревянному полу к самому носу катера. Судно качнулось, скрипнуло и отчалило от берега, приятно шелестя ленивыми волнами о борта.
— Я честный соблазнитель, — накинул тёплый плед ей на плечи. — Если бы было можно, запретил бы и себе, и тебе говорить о прошлом. Я бы со смирением принял все, что ты готова мне дать, не требуя большего. Но проблема в том…
— В том, что в уравнении с двумя неизвестными никогда не узнаешь результат…
— Да, Лялька, — я осмелел, прижался к её спине, окутав руками вокруг тела, и зарылся носом в волосы. — Вопрос лишь, хочешь ли ты узнать результат вместе со мной? Или у тебя есть другие задачи?
— Королёв, — Ляля резко крутанулась, оказываясь лицом к лицу, задрала голову, чтобы взглядами столкнуться и усмехнулась. — Это ты так спрашиваешь, есть ли у меня какой-нибудь залётный мистер-игрек, что нет-нет, да и полюбливает меня, пока жена не видит? А чего же ты меня не спрашивал, когда мучал до рассвета в машине? Когда обжигал поцелуями, изводил руками и опьянял шёпотом, смысл которого был понятен только тебе? А?
— Ох, Ляля, с огнём игрр-р-раешь. Я не уверен, что мне сейчас стоит сказать то, о чем я действительно думаю… — мне резко захотелось курить. Потому что едкая мысль о том, что у моей девчонки может кто-то быть, просто душила меня, уничтожала и заставляла проигрывать сотни вариантов мучительной смерти того, кто ручонки свои протянул к чужому. А она – моя!
— Скажи! Скажи правду, Королёв! — Ляля со всей силы ударила меня кулаком в грудь, а потом рубашку пальцами сжала, словно до кожи старалась добраться. Чувствовать хотела… Мало было…
— Убью… — но договорить я не смог, потому что её тёплые, чуть дрожащие губы заткнули мой рот. Тонкие ручки обернулись вокруг торса, а трепещущее от эмоций сердце забилось в унисон с моим.
Сдерживал себя, как мог… Нельзя, Королев… Нельзя…
— Мой Мироша, — зашептала она, щекоча вылетающим воздухом шею. — Убьет…
— Я за тебя любого, Сладкая. Слышишь?
— Знаю, Королёв…
Я поднял её на руки, а Олька обвила меня ногами. Так и шли к дивану, мешая друг другу дышать нормально силой своих объятий.
— Ты договорилась с бабушкой? — сел, не позволив Сладкой улизнуть с моих колен, прижав её к себе ещё ближе.
— Конечно, — её вздох облегчения был лучшей наградой. Больше, чем «я согласна» в ЗАГСе.
— Тогда пьем, — протянул ей бокал шампанского, придерживаясь его за ножку до тех пор, пока он не опустел. — Молодец. А теперь говорим…
— Знаешь, я всегда была уверена, что ты найдёшь нас. Я тебя так сильно любила, а потом ещё сильнее ненавидела, а заодно и себя. Корила себя за то, что не сказала тебе, что беременна, — Оля прижалась ко мне лбом, смотрела прямо в глаза и говорила… Слова её быстрым ручейком бежали, делая больнее с каждым звуком все больше и больше. — Я была в панике, когда узнала, поэтому и написала то смс. Думала, наберусь смелости, признаюсь и отговорю тебя уезжать. Но струсила…
— Чего ты испугалась?
— Я так боялась, Мироша. Так не хотела, чтобы ты шел к матери. До жути боялась пройти вместе с тобой это, а в итоге прошла в одиночку. Я получила по затылку за то, что не доверилась тебе. А нужно было! Постоянно гоняла в голове сценарий, где ты остаёшься, и мы едем в твою съемную квартиру и уже никогда не расстаемся…
Чувствовал, что она готова… Осушил бокал, закинул голову на подголовник, закурил и выдохнул дым над её головой. Оля вдохнула, замерла и начала свой рассказ...
— Ты уехал, Мироша… А я вернулась в свою комнату и легла спать, даже не понимая, что жизнь моя сломается через несколько часов, — Оля тоже закрыла глаза, словно вызывала видения прошлого. — Я летела домой, сжимая рюкзак, в котором лежал дневник с пятёрками. Я так хотела порадовать свою мамочку! Хотела, чтобы она улыбнулась и похвалила за то, что исправила эту гребанную алгебру, но она так никогда его не увидела, Мирон, потому что обнаружила я её посреди руин своей комнаты. Мама нашла мой личный дневник в жёлтой обложке и всё прочитала…
Казалось, я не дышу… Перед глазами заметались обрывки прошлого, складываясь в пока мутную картину с огромными дырами… А когда рассказ дошёл до больницы, мне и вовсе стало плохо. Шкурой своей боль её ощущал, а руки сами потянулись к волосам. Скользил меж прядей, чувствуя подушечками пальцев бугорки затянувшихся шрамов. Оля морщилась, челюсть сжимала до скрипа, но терпела, продолжая говорить…
— Я подписала все бумаги и уехала домой… — она выдохнула, опустошила ещё один бокал шампанского и открыла глаза, полные непролитых слёз. — Ждала тебя, Мироша… Ждала… А потом меня мама потащила к твоим родителям, она думала, что там прячешься…
***…прошлое…
— Никуда не пойду! — орала через запертую дверь ванной.
Четыре стены, отделанные белоснежной плиткой, убивали, словно я снова очутилась в больничной палате, только теперь по собственному желанию. Дышать не могла в этом крохотном замкнутом пространстве, топталась по коврику, закрыв глаза, чтобы представить лес…. Заставляла себя слышать хруст веток, шелест прелой листвы и настырное жужжание насекомых, втягивала носом хвойный запах ароматизатора с бамбуковыми палочками, заставляя себя мысленно вырваться из капкана.
— Ольга, ты сейчас успокоишься, и мы пойдём к родителям твоего мерзавца, — мама была максимально спокойна и терпеливо стучала в дверь, давая понять, что мне не спрятаться. Этот её методичный стук разрушал мою иллюзию уединения, будто она мысли мои читала, поэтому и возвращала этими отвратительными звуками в реальность. — Я должна с ними поговорить, а ты послушаешь, чтобы потом не обвиняла, что я что-то переврала. Где он, твой принц татуированный? Где? Если б настоящим мужчиной был, то давно бы уже пришёл!
Её слова разрывали моё сердце. Мать забрала мой мобильник, перекусили провод городского телефона и заперла в квартире, чтобы я ни с кем не встречалась. А мне нужно было ему позвонить! Нужно! Он, наверное, с ума сходит от неизвестности, ведь мы последний раз говорили две недели назад! Нужно вырваться из дома и попробовать с ним связаться, потому что я больше не вынесу этого заточения… Прошлой ночью я впервые зашла в свою комнату. Мамочка, конечно же, не вынесла хаоса в своём доме, поэтому там снова пахло лимоном и кристальной чистотой, вот только разбитые окошки двери и пустота вместо письменного стола, что был зверски разломан, напоминали о случившемся. Я собрала сумку с вещами на первое время, достала деньги, что прятала за плинтусом, выложила все украшения, подаренные матерью, оставила лишь браслет, что подарил мне папа перед отъездом. Он знал, что из-за длительной командировки не сможет поздравить меня с совершеннолетием, поэтому зашёл накануне отъезда и смущенно вручил бархатную коробочку.
Мой папочка… Мне бы сейчас оказаться в его объятиях и забыться… Но нет, придётся бороться до последнего самой.
Мои руки все чаще стали прижиматься к животу. Я понимала, что срок маленький, но не могла удержаться и хотела ощутить новую жизнь, что теперь росла во мне. И я вынесу все это! Ради Мироши, ради Мишки… Все вынесу!
Стиснула зубы, прогоняя возможные варианты и дёрнула щеколду на двери, приготовившись встретиться с матерью.
— Хорошо, — я распахнула дверь, нарочно ударив её створкой. — Но ты потом отстанешь от меня!
— Собирайся, Ольга. И причешись, будь добра, — мама сжала губы, стала быстро потирать ушибленный локоть, но воздержалась от комментариев, лишь поправила идеально уложенные волосы. Черт! Мир будет рушиться на её глазах, а она пеплом сделает макияж и осколками жизни причешет волосы…
Я натянула спортивный костюм, бейсболку, что скрывала мои бинты и выскочила из квартиры. У подъезда уже стояло такси, поэтому я прыгнула на заднее сидение, смирившись с очередным актом позора, что придётся пережить. Всего две недели… Две! Королёв обещал забрать меня сразу после моего совершеннолетия, чтобы уже никто не мог разлучить нас. Но ничего, Мироша вернётся и все решит. Всегда решал.
Всю дорогу мы молчали, мама сжимала в руках сумку, но поджатые губы говорили о крайней степени её решимости. Перед глазами всё плыло, я даже не заметила, как мы остановились у чёрной металлической двери, лишь трель звонка привела меня в чувства. Я стала оборачиваться, пытаясь понять, где мы, и как я очутилась на лестничной площадке незнакомого дома… Но в голове был туман, и лишь спасительные цифры его телефонного номера хаотично вспыхивали перед глазами.
— Добрый день… — раздался мужской голос, как только дверь скрипнула.
— Мог бы быть и добрым. Меня зовут Наталья, и я мать несовершеннолетней девочки, которую совратил, растлил, а потом бросил ваш сын, — мамочка отчеканила это так уверенно и спокойно, а потом улыбнулась, словно её самое заветное желание исполнилось. Терпела, ждала возмездия, желательно позорного и прилюдного. Хотела для него, а плохо и стыдно было мне… Я прижалась спиной к стене, ощущая пристальный взгляд мужчины, но сил пошевелиться не было.
— Проходите, дамы, — отец, а это определенно был его отец, распахнул дверь, впуская нас в просторную светлую квартиру. — Меня зовут Михаил Дмитриевич. Проходи, деточка, не стой в подъезде.
— Не могу сказать, что приятно, — мама взяла меня за руку и втянула в квартиру, позволив захлопнуть за нами дверь. — Но раз уж мы попали в эту сложную ситуацию, то давайте говорить откровенно?
— Отличное предложение, — Михаил Дмитриевич махнул рукой в гостиную, но я не могла сделать ни единого шажочка, растерянно пялясь на спортивную сумку, стоящую в пороге. Отчаянно сжимала дверную ручку, не решаясь и головы поднять в их сторону.
Мама устала дергать меня, махнула рукой и прошла за отцом Мирона. Коридор опустел, а я наконец-то свободно вдохнула. Голова закружилась, но я собралась, чтобы услышать лишь спокойный разговор. Меня передёрнуло от осознания, что их голоса схожи… В них было столько насмешки, досады и какого-то неуместного ехидства, что страшно становилось. Они словно о продаже коровы договаривались, скрупулёзно оценивая тенденции мирового рынка на скот.
— Моя дочь из приличной семьи, Михаил Дмитриевич, поэтому я пришла просить вас о помощи.
— Признаться, я знал о таинственной связи Мирона, но и помыслить не мог, что его избранницей станет девчонка! — мужчина сбросил маску спокойствия, позволив голосу дрогнуть от расплёскивающегося гнева. — У него другой путь, Наталья, и, к сожалению, ваша дочь не входит в мои планы.
— Вот и превосходно, — мамочка вздохнула с таким облегчением, что мои ноги подкосились от шока. Все надежды на то, что всё ещё может быть хорошо, лопнули. Я опустила голову, пялясь на сумку, что с каждым мгновением становилась такой знакомой и родной… — Потому что у моей дочери тоже другой путь, Михаил Дмитриевич. И я прошу оградить Ольгу от внимания вашего сына, иначе вот…
Так как я стояла в коридоре, то не могла видеть происходящее, но услышала шорох бумаг.
— Ваш сын отправится в тюрьму, Михаил Дмитриевич, я вам это гарантирую! Поэтому в ваших интересах сделать так, чтобы мы большего его не видели. Не стоит испытывать моё терпение. Хватит измываться над моей дочерью, ей сейчас об учебе нужно думать! Вступительные на носу, а ваш этот… Королёв все портит.
— А с этим проблем не будет, Наталья, — мужчина усмехнулся. — Мирон у меня такой ветреный, рассеянный… Он, наверняка, забыл рассказать, что женится? Да, мы дали ему погулять, повеселиться и насладиться вольной жизнью, но срок вышел.
— Как это женится? — голос мамочки изменился, пропал звон решительности, она будто растерялась вовсе.
— Да, свадьба на днях, а после они с женой улетают в Штаты и уже вряд ли вернутся обратно. Жизнь, знаете ли, там другая… Вольная, красивая, успешная. Нечего им здесь делать, пусть там плодятся и размножаются. Ему самое время меня внуками одаривать, породистыми, красивыми и счастливыми.
— А когда он вернётся? — мама подобралась, скрипнуло кресло и стукнули каблучки её туфель.
— Он уже неделю как дома. Сумку вон в пороге до сих пор не разобрал…
Дальше я уже ничего не слышала… Ноги сами несли меня прочь из этого дома. Прочь… Бежать…
Картинка синей спортивной сумки вспышкой пронеслась в памяти. Это его сумка! Его!
Выбежала на улицу, бросилась к таксисту, что остался нас ждать.
— Дайте позвонить? Умоляю! Умоляю!
Мужчина так испугался, что выронил окурок прямо себе на штаны, а пока он пытался предотвратить возгорание, я схватила его телефон с приборной панели и набрала заветные одиннадцать цифр…
— Алло… — пропел ласковый женский голос. — Кто это?
— А где Мирон? — выпалила я, постоянно оборачиваясь в сторону подъезда, боясь, что мама вот-вот появится.
— Он спит ещё, а кто это? — девушка зевнула и, кажется, потянулась. — Что-то передать?
Я онемела, как мазохистка, слушала писк в трубке, не понимая, как жить дальше… Перед глазами стояла его съемная квартира, у распахнутого окна которой стояла обнажённая девица и ласково смотрела на моего Королька…
— Стой! Не отключайся, — внезапно вскрикнула девка на том конце провода. — Это ты, да?
— Я…
— У нас свадьба через пять дней. Отпусти его, ты же совсем девочка. Ребёнок! А ему женщина нужна: тёплая, надежная, состоятельная. Ты ж ему все пути карьеры перекрыла, отец почти отрекся, мать с инфарктном свалилась, узнав сколько тебе лет. Зачем он тебе? Отпусти. Одни проблемы от тебя, слышишь, как тебя там… Карамелька. Ну что ты ему можешь дать?
… Что ты можешь ему дать? Самое время внуков дарить… Он давно уже приехал… Свадьба на днях… Что ты можешь ему дать… Девчонка… Одни проблемы от тебя…
***
— Что ты можешь ему дать? Что ты можешь ему дать? Что ты можешь ему дать? Что ты можешь ему дать? Эти слова еще несколько лет, Мирон, преследовали меня с утра до самой ночи. И никто не думал, что я могу тебе дать ребёнка… — Оля не выдержала, приложилась губами прямо к горлышку бутылки и горько заплакала, пытаясь закрыть ладонями лицо, но я не позволил.
Запретил себе выдавать хоть одну е*учую эмоцию, мысленно забетонировал мышцы, расслабил лицо, чтобы она не видела той боли, что сейчас полыхает синим пламенем в груди. Сжал её ладони и по очереди стал покрывать поцелуями…
— Я сдала экзамены, но на химфак не пошла. Бросилась в пед, но все бюджетные места были заняты, вот тут и вступила в игру бабАля и её подруга тётя Люба, она же бабушка Ростовой. Меня отправили в Новосибирск, помогли поступить в университет и поселили у закадычной подруги Любови Григорьевны, которая мне очень помогала первое время. Алечка примчалась сразу после родов, бросив здесь все, даже квартиру продала.
— Ляль, — я заставил себя улыбнуться. Давил рвущиеся рыдания, что душу мои в клочья раздирали, но не мог позволить, ради неё. — А Королёвой-то ты как стала, красота?
— Обещал, что моим будешь до конца жизни?
— Обещал.
— А я говорила тебе, что твоя я? Говорила? — внезапно зарычала Лялька, сжимая пальцами мои руки так сильно, что страшно стало.
— Говорила…
— Так вот похер мне было, на ком ты там женился! Королёва я! Я! Не она! И сын мой Королёв Михаил Миронович! Ясно?
— Ясно, милая… Ясно…
Пальцы сами подцепили край её сарафана, пробегаясь по шёлковой коже… Моя… Королёва! Моя…. Кор-р-ролёва…