Сломанная любовь

Глава 15.

Глава 15.

Сладкова

Шла по извилистой тропинке берёзовой рощи, не понимая, что делать дальше. Да и имею ли я право отступать? Всё словно опять закручивается в спираль, остаётся лишь покорно наблюдать, как пролетают мимо обрывки прошлого, разодранные части реальности и пепел мечтаний о будущем. Всё зашло так далеко, что обратной дороги уже нет. Уже не сделать вид, что Королёв для меня лишь пятнышко из прошлого, да и внутренний голос вопил рядом с ним, желая броситься в объятия, взобраться на колени и рассказать, как тяжело было одной. Он улыбнётся, покроет лицо россыпью поцелуев и прижмется подбородком ко лбу, прошептав, что гордится мной. Ради этих слов я просыпалась по утрам, утирала слёзы и шла жить так, чтобы он гордился…

Мне пришлось научиться идти только вперёд, невзирая на преграды, что поваленными деревьями ложились под ноги. Если бы не Мишка, у меня давно бы кукушка поехала, но мой маленький сын, что стал смыслом жизни, не оставлял мне шанса на поражение. Вперёд! Только вперёд! И если Королёв хочет узнать правду, то он её получит.

Боже, сколько было пролито слёз из-за разбившейся мечты! Всю беременность я не жила, а существовала, не сводя взгляда с двери. Ждала его, как выброшенная на улицу кошка, что привыкла к уюту тёплой квартиры. Я ласково гладила свой живот, в котором жила частичка моей огромной сломанной любви и плакала часами, понимая, что никогда не разделю это счастье с тем, кто этого достоин. А Королёв достоин этого, несмотря на всё, что нас разделило. Хорошо, Мироша… Хорошо…

В голове крутился миллион вопросов: что он сделает? Что скажет? Как объяснить Мишке, что его размеренная жизнь уже никогда не будет прежней, потому что теперь у него есть отец. С Королёвым я как-нибудь разберусь, меня больше волновали чувства сына.

Однажды Мишка прибежал из садика максимально возбужденный и стал выгребать из ящика все конфеты, рассовал их по маленьким карманам, а потом схватил меня за руку и потащил в сторону железнодорожной станции, что проходила недалеко от посёлка. Мой мальчишка хмурился, что-то напряженно обдумывая, и лишь когда послышался гул поездов, развернулся ко мне.

– Почему ты мне не рассказала? – прищурился Мишка и похлопал по карманам, проверяя, не растерял ли карамельки по пути.

– О чем?

– Шура Кузнецова сказала, что у неё тоже не было папы, а потом она зажмурилась, загадала желание, когда увидела паровоз и выронила конфету. Так вот у неё теперь есть папа! Пойдём скорее, пропустим паровоз, – Мишка снова взял меня за руку и потащил к путям. – Держи конфеты, мам, тоже жмурься и проси… Только сильно!

– Что сильно? Жмуриться?

– Проси сильно, мамочка…

Я тогда зажмурилась, но не потому, что желание загадывала, а чтобы слёзы сдержать. В воспоминаниях стал всплывать мой Королёк, что смолил коричневые сигареты с ароматом жженой горькой вишни, а через две недели он поймал меня на пыльной просёлочной дороге в сторону «Яблоневого»… Навизуализировала? Или Шура Кузнецова права, паровозики и карамельки работают?

Достала из кармана ключи, уже даже не беспокоясь о том, что эта квартира в профессорском доме давно не была моей. Всё равно было… После очередной стычки с Королёвым, что шантажом заманил меня в нашу любимую кондитерскую, внутри горели пожары гнева… Я, как дракон, готова была испепелить каждого, кто попадался на пути, поэтому и побежала за сыном, чтобы хоть немного успокоиться, утонув в его по-волшебному синих глазах. Только они были моим плотом, что мог вытянуть из закручивающегося водоворота реальности. Не утону!

Даже не заметила, как открыла дверь ключом… В квартире, как всегда, пахло цитрусом, потому что утренняя влажная уборка с несколькими каплями эфирного масла была ритуалом матери. Вдохнула и вздрогнула… Эта квартира стала чем-то чужим, тёмным, тем, что хочется забыть, как страшный сон. Взгляд упал на запертую дверь моей комнаты, и ноги сами понесли меня туда. Толкнула глухую створку и замерла…

В абсолютно пустой комнате не было ничего… Белоснежные стены, темный паркет и голое окно. Словно из этих стен пытались вырвать то, что здесь произошло. Лишь запах горького лимона резал рецепторы… Моет… Старается стереть, забыть… Но не получится.

В детстве эта комната казалась огромной, а теперь я даже удивлялась, как в этом бетонном квадрате могла уместиться вся моя мебель.

– Привет… – пробежалась пальцами по стене, прижалась пылающей щекой и смахнула вырвавшуюся слезу. – Прощай…

Вышагнула из клетки, в которую превратилось моё воспоминание, и громко хлопнула дверью.

– Ольга? – из гостиной вышла мама, поправляя на переносице очки в золотой оправе. – Я не слышала, как ты пришла, а мы таблицу умножения повторяем. Михаил, ма…

– Мама! – вереща от восторга, выбежал мой малыш, оттолкнулся и запрыгнул на шею, обвивая шею ручками. Его маленькие мягкие пальчики автоматически зарылись в волосы на затылке и стали поглаживать неровности от зарубцевавшихся шрамов. Только ему разрешала трогать волосы. Только моему малышу. Он не сделает больно. – Ты всё? А я думал, что с Алиской успею на качелях покататься.

– Успеешь, – чмокнула сына в нос, опустила на пол и махнула в сторону коридора. – Я скоро спущусь, только…

– Только с детской площадки ни на шаг… – как болванчик, закивал Миша, натягивая сандалики. – С чужими дядьками не говорить, конфеты не брать, а в случае чего орать, привлекая внимание. Да?

– Ну, орать – это как-то чересчур, – откашлялась мама и подошла к сыну, чтобы поправить ворот джинсовой курточки. – Михаил, кричать – дурной тон…

– Дурной? – нахмурился малыш и бросил в меня вопросительный взгляд.

– Кричи, милый. Чем громче, тем лучше, – я подмигнула ему, услышала в ответ радостный смешок и хлопок двери.

– Что ты говоришь, Ольга? – всплеснула руками мама и протянула руку, указывая мне дорогу на кухню, можно подумать, я не знаю. – Ты же понимаешь, что учишь плохому? А потом мы удивляемся совершенно истеричным детям.

– Мама, – я проигнорировала отодвинутый для меня стул и взобралась на широкий подоконник, как в детстве, откуда был виден весь двор. Напряженно осмотрела детскую площадку и выдохнула, увидев, как сын выбежал за руку с внучкой нашей соседки. Жиденькие светлые волосы девчушки были стянуты ярко-розовыми резиночками, взметаясь в воздухе, как вспышки. Улыбнулась, рассматривая белые гольфики, что она поправляла постоянно. – Ты знаешь, что по статистике беда с детьми происходит лишь потому, что они боялись кричать. Мы их воспитываем, запрещая шуметь, навязываем, что все взрослые правы. Вот только не все. Некоторые взрослые несут в себе опасность, и я не буду глушить в своем сыне инстинкт самозащиты, если ему не понравится взрослый, то он имеет право кричать, кусаться и убегать. Пусть делает всё, чтобы сохранить себе жизнь. А то, что подумают соседи, меня меньше всего интересует.

– Ты опять с ним спуталась? – отчеканила мама, с грохотом поставив чайную пару на стеклянную поверхность стола. – Ольга, тебя, я смотрю, жизнь ничему не учит, да? Что же ты сама не кричишь? А? Почему? Быть может, это я научила тебя молчать, когда тебя лапает наглый исписанный хулиган?

– Ты серьёзно? – я сначала замерла, пытаясь понять, не послышалось ли мне. Обернулась, но, наткнувшись на знакомый прищуренный рентгеновский взгляд, расхохоталась. Громко и совсем не по-женски кокетливо. – Ты забрала Мишку, чтобы поговорить о Королёве? Серьёзно? Могла просто позвонить и высказаться.

– Я даже имени его слышать в своём доме не хочу! – всплеснула руками мама, руки её тряслись так, что золотистая кофейная чашечка стала дрожать на блюдце, выдавая напряженность в её теле. – И ты забудь, Ольга. Мало он тебе горя принёс?

– А скажи мне, маменька, – я отпила кофе, чтобы смочить пересохшее горло. – А Королёв правда женился? Или ты всё это мне сказала, чтобы я проще пережила, что он уехал в Штаты, забыв обо мне?

– Конечно, правда, – голос её был спокоен максимально, да и лицо не выдало ни единого всплеска эмоций. Не врет…

– А откуда ты узнала? – не унималась я, не давая ей шанс обдумать свой ответ.

– Так Галина Петровна сказала, – мама не выдержала и подошла, вложив в мою руку блюдце, чтобы не капнуть на белую футболку. – Не отстирается, Ольга. Ты же знаешь, как сложно вернуть вещи белизну после кофе.

– А она откуда узнала? – я, послушно подставив под чашку блюдце, продолжила допрос. Все вопросы, что крутились в голове, внезапно хлынули наружу, разбережённые этим мужчиной с синими глазами.

– Он женился на её бывшей ученице, которую она готовила к вступительным на журфак, кажется. Имя не помню…– мама абсолютно натурально задумалась, прикусив изнутри щёку, как делала это всегда. – Синицына… Орлова… Воронова… Нет, Лебедь! Точно… Галина мне даже фотографии показывала и дипломы, переживала, что очень талантливая девочка уехала в Штаты. А она на неё ставку делала.

– Мне пора, – спрыгнула с подоконника, вымыла за собой чашку, поставив её на белоснежное полотенце вверх дном – так, чтобы мама довольна осталась.

– Ольга, – мама внезапно перехватила меня за локоть. – Мне очень жаль, дочь. Очень. Но уже ничего не изменить…

Я замерла, прожигая взглядом дверь, в которую хотелось выбежать, лишь бы не ощущать её холодные руки. Я даже не думала, что воспоминания настолько живы…

***прошлое…

– Ольга! Что ты творишь? – взвизгнула мама, пытаясь остановить меня. – Тебе только через неделю снимать швы!

– И что? – набравшись откуда-то взявшейся храбрости, я даже посмела огрызнуться этой холодной и бесчувственной женщине, что матерью гордо называлась. – Дома раны залижу.

– Нет, никаких дома! Ты будешь тут, – мама дёрнула меня за руку, отчего перебинтованная голова, и без того разрывающаяся от непроходящей боли, дернулась.

Я зашипела от вспышки и темноты в глазах, но устояла. Лишь схватилась за металлическую перекладину кровати. Конечно, ей нужно было, чтобы я была в больнице, ведь сюда Королёв не сможет пробраться! Ха! Ха! Ха! Мама плохо знает моего Мирошу, он сквозь стены пройдет, лишь бы увидеть меня, лишь бы убедиться, что со мной всё хорошо! Ну и пусть не появился за две недели! Ну и пусть не звонил, ведь мама телефон конфисковала. Домой мне нужно, там он придёт! Бросит в окошко камушком и будет ждать у пожарной лестницы, чтобы посадить себе на шею. Нет, бежать нужно! Но не только, чтобы с Королёвым поговорить…

Я вздрагивала от каждого укола и забора анализов. Боялась так, что зубы скрипели! До моего дня рождения оставалось всего десять дней, а значит, мама уже ничего не сделает, узнав, что я беременна! Мне бы только сбежать отсюда до того, как она узнает. Моя паранойя настолько зашкаливала, что я даже не ела больничную еду. Питалась хлебом и водой из-под крана. Теперь я знаю, на что способна моя мамочка! Но я не дам в обиду ни себя, ни Мишку. Нужно лишь найти Мирошу… Только бы в глаза его синие заглянуть, чтобы глотнуть силы его и спокойствия.

Только бы сбежать…

– Дура! – вскрикнула мама. – Он женится!

– Нет…

– Да! Я ходила к его отцу, – выдохнула мама, опускаясь на скрипучую кровать. – Хочешь домой? Хорошо. Я попрошу подготовить документы на выписку, а ты пообещай, что дождешься. Там подписи твои нужны. Я скоро…

***

– Спасибо, – я сжала зубы, сжала мамины пальцы и сняла со своего локтя. – Единственное, что уже не изменить, мамочка, это тот самый день, и не потому, что невозможно, а потому что Я не хочу. А с остальным справлюсь!

– Прости…

Это слово, которое я ждала долгие года, эхом гуляло в голове, пока я неслась по лестнице.

Прости? Вот так просто?