Сломанная любовь

Глава 26

Глава 26

— Что ты сделала, я спрашиваю? — захрипел мужчина, стекая по стене прямо на пол.

— Тихо, — я еле успел подхватить побледневшего отца под руки и усадить его в кресло, где ещё недавно сидела Наталья Михайловна, забившаяся в угол у холодильника. Она уже не сдерживалась, рыдала навзрыд, наплевав на соседей и открытое окно. Кусала кулаки, размазывала тушь и не сводила глаз с мужа, что раскачивался из стороны в сторону, как обезумевший.

— Стас… Стас… — женщина стекла на пол, закрыла глаза на мгновение, а потом распахнула и поползла к ногам мужа. Длинные дрожащие руки тянулись к нему, как безжизненные веточки к солнцу.

— Тихо! — крикнул я, открывая верхний ящик, где у них хранилась аптечка. Знал, потому что Олька не раз обрабатывала мои ссадины. Дула на раны и методично обрабатывала рассеченную губу, после покрывая лёгкими поцелуями, что заживляли лучше зелёнки. Достал корвалол, два стакана и, свернув пластиковую пробку, щедро накапал в оба стакана. — Поздно рыдать… Поздно!

Вложил в руку отца стакан и подтолкнул ко рту. Мужчина глаз с меня не сводил, шарил взглядом, роняя огромные слёзы, что скатывались по лицу и терялись в седой щетине. Опустился на колени, отодрал руки Натальи Михайловны, прижал к себе и, заставив открыть рот, влил в неё вонючую настойку. Скорой мне тут только не хватало.

— Ты Мирон? — прошептал Станислав Андреевич, роняя на пол пустой стакан, что тут же превратился в груду осколков.

— Я, — усмешка вырвалась, хотя я понимал, что это низко. Но вся эта ситуация, к которой, казалось бы, я был готов, напрягала. Мне просто хотелось выйти, захлопнуть дверь в эту квартиру, что таила горы воспоминаний прошлого, и уехать к сыну и Сладкой.

Отец закрыл глаза, откинулся на спинку стула и сбросил руку жены, сжимающую его запястье. Глубоко вдохнул, встал и кивнул мне, приглашая пройти за ним. К разговору с отцом, признаться, я не готовился. Думал по-быстрому вытащить из маменьки сухие факты и отчалить восвояси… Но что-то явно пошло не так. Если по отношению к матери моё мнение было сформировано уже давно, то этот мужчина оставался для меня загадкой. Единственное, что я знал — Олька моя очень любит его. Значит, есть за что. Придётся успокоиться и не напортачить ради неё.

— Станислав, — мужчина протянул мне трясущуюся руку, как только мы вышли из кухни, оставив разбитую женщину на полу. Мне правда было её жаль, по глазам видел, что мир её рухнул, но мой опыт, построенный на кознях родных и любимых людей, помог переступить и идти дальше.

— Мирон, — я ответил на рукопожатие и вошёл в кабинет. — Я даже не знаю, что говорят в таких случаях.

— Признаться, я тоже, — мужчина сел в кресло за рабочим столом, закурил, подвинув пепельницу на середину стола, и кивнул на стул напротив. — Где Оля?

— Дома, — я посмотрел на часы, понимая, что выбиваюсь из графика и придётся напрячь Царёва и Керезя ещё парочкой заданий. Достал телефон и отправил сообщения друзьям, выдохнул, растер ладонями лицо, чтобы стереть растерянность. — Станислав Андреевич, я не буду пытаться понравиться вам и изливать душу, потому что сегодня у меня просто нет на это времени. Поговорим по-мужски?

— Поговорим, — отец достал из ящика аптечный бутылёк, накапал очередную дозу в стакан с водой, осушил и, сложив подрагивающие руки на столе, поднял на меня полупрозрачные серые глаза.

— Я – отец вашего внука и очень люблю вашу дочь. И просто прошу принять это как данность, потому что девять лет, что вырваны из моего сердца, никак не смогли изменить этот факт. Я быстро расскажу о себе, а потом мы решим, стоит ли продолжать наше знакомство. Я провел три месяца в СИЗО по обвинению в изнасиловании Сладковой Ольги Станиславовны по заявлению, подпись в котором обманом получила ваша жена Сладкова Наталья Михайловна, пока отец не сжалился и не вытащил меня, поставив единственное условие – армия. Между заключениями у меня было три дня, которые я провёл под окнами вашего дома, пытаясь понять, что произошло. После армии я почти год жил в машине во дворе, пытаясь найти хоть кого-то, но ни вас, ни Ольки я не увидел. И вот… Спустя много лет я случайно встречаю мою Лялю, которая убегает от меня, как от огня, сыпля проклятиями в мою сторону! А еще через пару недель я выясняю, что у меня растёт сын, родство с которым может ставить под сомнение только слепой. И вот теперь я стараюсь собрать мозаику, что рассыпалась много лет назад. Вы мне можете в этом помочь?

— Наталья! — крикнул мужчина, уложив руку в район сердца, а я стал корить себя за то, что не сдержался.

— Да, — женщина тихо вошла в кабинет, прислонившись всем телом к дверному косяку, будто тело ее не держало.

— Сядь, — Станислав Андреевич кивнул на диван. — Я задам тебе несколько вопросов. Ты знала о Мироне?

— Да, — женщина кивнула как-то безвольно, еле подняла голову, чтобы столкнуться со взглядом мужа.

— Ты подделала подпись Ольги?

— Я не подделывала. Просто подсунула уже приготовленное заявление.

— Кто подсказал? — прищурился Станислав Андреевич, всё сильнее массируя рукой область сердца.

— Галина Петровна, — женщина стёрла слезы, опустила руки и сжала пальцы в замок. — Она сказала, что знает Мирона, как облупленного. Он испортил не одну девочку, а ещё до смерти избил её племянника.

— Я спрашиваю про заявление, Наталья, — мужчина встал и стал расхаживать по кабинету, очевидно, чтобы справиться с нервами.

— Я просто хотела, чтобы он женился! — отчаянный крик Натальи Михайловны стаей птиц стал метаться по квартире, отлетая от одной стены к другой. — Не хотела, чтобы моя дочь растила ребёнка одна, чтобы в неё тыкали пальцами, чтобы все шептались и говорили, что дочь профессора – шлюха!

— Пошла вон… — последнее слово пулей ударило обессилевшего мужчину. Станислав Андреевич согнулся так, будто ему под дых ударили, он успел схватиться за край стола и рухнуть в кресло, роняя голову на руки. Его тело стало содрогаться прорывающимися хриплыми рыданиями. — Дрянь… Дрянь…

— Станислав Андреевич, мне лучше уйти, — я поднялся, понимая, что больше ни минуты не могу находиться в этой квартире. Хотелось вдохнуть свежий воздух, очистить переполненные болью лёгкие и забыть обо всём, что пришлось увидеть. — Вот мой номер телефона, Оля и Мишка переезжают ко мне, сами понимаете, что иначе быть просто не может. Но я буду рад поговорить с вами ещё раз. Двери моего дома всегда открыты. А с Натальей Михайловной должна поговорить Оля. Я вмешиваться не стану и приму любое её решение.

— На языке все крутится «мне жаль», но это будет плевком в сторону дочери. Мирон, она моя девочка. Грустная, молчаливая и оградившаяся… — только и мог произнести Станислав Андреевич, вскидывая абсолютно красные глаза. — Я думал, что она забеременела на первом курсе. Чужой город, новые знакомства, свобода от железного занавеса родительской опеки. Я даже не злился, просто принял. А нужно было пытать! Учинить ей допрос и не отставать, пока не признается!

— Станислав Андреевич, — я протянул на прощание руку. — Вы остались для неё единственной ниточкой, что ведёт в родительский дом. И думаю, что если бы надавили, то и эта ниточка бы лопнула. Я разберусь. Слово даю.

— Мне не это слово нужно, Мирон… Не это…

— Люблю Ляльку так, что дышать больше без неё не смогу. И сына люблю. Обещаю, что с сегодняшнего дня ваша дочь будет светиться от счастья…

Не успел я сесть в машину и закурить, чтобы выгнать из лёгких этот приставучий аромат цитруса, как зазвонил телефон.

— Я убью тебя, Королёв! — шипела Сеня, а где-то в далеке слышался женский визг и угрожающий бас Царёва. — Но позже, потому что Мишка просто обязан увидеть красоту, что я сотворила всего за сутки!

— Мишель, — рассмеялся я, сбрасывая напряжение. — Мы будем через час. Спасибо тебе большое…

Рванул в сторону «Яблоневого», впуская в душу трепет, что на пару часов исчез, чтобы я смог вернуться в то дерьмо, из которого еле выбрался. Но даже не думал себя жалеть, потому что моей девочке в тысячу раз было сложнее.

Въехав на территорию посёлка, зацепился взглядом за пустующий участок с полуразрушенным строением справа от светлого дома с колоннами, принадлежавшего Катерине. Губы растянулись в довольной улыбке, внезапное тепло потекло по рукам, вспыхнув пламенем в подушечках пальцев.

— Теперь всё будет хорошо… — обещал не кому-то, а себе. Не желание загадывал, не на ромашках гадал, а себе слово давал. Всё сделаю. Землю зубами вспашу, но сделаю серые глаза счастливыми. Сотру все следы слёз!

— Королёв! — деревянная калитка распахнулась, как только я припарковался. Раскрасневшаяся Ляля выпнула огромный чемодан, села на него сверху и откинула с лица прилипшие пряди светлых волос.

— Королё-ё-ё-ёва… — протянул я, выскочил из машины и прижал к груди девочку, от которой больше не пахло тем домом. — Что случилось?

— Мишка… Он категорически отказывается ехать без приставки!

— Ну, а в чём проблема?

— В том, что я не дочь миллиардера. Её купить сначала нужно. А ведь он весь в тебя, — зашипела она, обвивая руками за шею. Потянула носом, вздрогнула и напряглась. — Ты был дома?

— Дом? — чертыхнулся мысленно, поцеловал её в шею и отстранился. — Я сейчас покажу тебе твой дом.

— Я же могу передумать.

— Кто тебе даст это сделать? Ты подписала «Договор на любовь», милая. У меня и свидетели есть.

— Я – свидетель, — бабАля по классике жанра появилась из ниоткуда, раздвинула ветви яблони и уложила подбородок на забор, рассматривая нас с подозрительным прищуром. — А чего это Царёвы, как ужаленные, умотали, и красавчик этот знойный сразу за тобой удрал, даже ручку старушке не обслюнявил? Олька, если он повезёт тебя в Дубаи, знай, что продать в гарем хочет.

— Эх… БабАля… Я уже люблю вас, честное слово, — расхохотался, очевидно слишком громко, потому что с диким воплем на нас уже бежал Мишка, таща по тропинке огромного серого зайца.

— Дядь Мирон! Мы будем жить с тобой?

— Да, я же тебе сказала, Миша, — Оля чмокнула подлетевшего сына, забрала зайца и стала отряхивать от пыли. — Пока у бабушки будут делать ремонт, мы поживём у Мирона. Согласен?

— Конечно!

— Тогда поехали, Мишаня…

Дорога до города была быстрой, я даже не успел насладиться непрекращающимся щебетаньем сына и напряженным дыханием Ольки, что изо всех сил сжимала мою руку, словно пыталась выломать пальцы. Занервничала она сильнее, когда мы въехали на подземный паркинг, а когда пришло время выходить, и вовсе вцепилась в дверную ручку.

— Мироша… — её глазки забегали, в уголках стали собирать слёзы. — Что я делаю? Так нельзя…

— Можно. Пойдём покажу, Сладкая, — я перекинул её через плечо, подхватил за ручку чемодан и кивнул хихикающему над матерью пацану. — Жми кнопку, Мишка.

— Королёв, отпусти! — зашипела Олька, тарабаня кулаками по моей спине.

— Королё-ё-ё-ёв? — округлил глаза Мишка, роняя зайца на пол.

— О-о-о-ой…