Танец первой жены

Глава 28

Азамат медленно кивнул, словно подводя черту.

– Это справедливо, – произнес хрипло. – Будет тебе отдельный дом. Будет и развод, – он провел рукой по лицу. — И моя вина здесь тоже есть. Не доглядел. Не уберег…

Он сжал губы и на миг отвел взгляд, прежде чем снова взглянуть прямо.

– Обидели мы тебя крепко, дочка. Ты вправе требовать, чего пожелаешь. Любого наказания, любого условия.

Я качнула головой.

– Мне ничего больше не нужно.

Он выдохнул тяжело и медленно перевел взгляд на изуродованное лицо младшего сына. Глаза его потемнели.

– Как только он… – голос стал тверже, – как только станет снова хоть отдаленно похож на человека, – пойдете с ним к имаму. Все оформите по закону.

Он подался чуть вперед.

– Но запомните: никто – ни сосед, ни друг, ни посторонний – не должен узнать о том, что здесь случилось. Ни одна живая душа. Всем ясно?

Он резко повернулся к Мадине:

– Тебе ясно? – его голос стал ледяным. – Хоть слово выйдет за порог – сама же потом не обрадуешься. Позором себя покроешь на всю жизнь.

Мадина сжалась в плечах, отступила к стене и молча кивнула, пряча глаза.

Я сделала шаг к двери, но остановилась.

– Я не хочу оставаться здесь до того момента, как будет дом.

Азамат вздохнул.

– Дай мне немного времени, – сдержанно пообещал он. – Я решу этот вопрос. Обязательно.

Я вышла из спальни и как раз вовремя: Айза босиком шлепала по коридору, потирая заспанные глаза.

– Мамочка, я проснулась, а тебя нет. Я испугалась. Ты всегда приходишь ко мне утром и будишь меня. А сегодня не пришла, – сбивчиво жаловалась она, морща лобик и обиженно сопя, – Лейла проснулась. Я подкачала ее, чтоб не плакала.

– Да ты моя умница! Пойдем завтракать.

Присев, обняла дочку и прижала к себе. Ее теплые ладошки тут же обхватили мою шею. Я взяла ее на руки и распрямилась. Айза была гораздо тяжелее Лейлы, спину заломило сразу же. Но лучше потерпеть, чем допустить вероятность, что она побежит в комнату отца, привлеченная разговором, доносящимся оттуда.

Перед тем как спуститься на кухню, я зашла в свою комнату. Лейла не спала, беспокойно дергала ручками и агукала, но хотя бы не плакала.

Айзе пришлось подождать, пока я покормлю ее младшую сестру и поменяю ей подгузник. Без помощи Айзы я, конечно же, не обошлась. Она с готовностью подавала крем и влажные салфетки, а потом я разрешила ей застегнуть липучки. Ее гордости не было предела. Переноску несла тоже она, важно пыхтя, переполненная чувством собственной значимости.

Лейла куксилась, а Айзе уже хотелось есть, так что пришлось брать малышку с собой на кухню.

Пока Айза развлекала Лейлу, напевая тихонько детскую песенку и размахивая погремушкой, я наскоро пожарила яичницу, разложила по тарелкам.

Оставив сестру в покое, дочь взобралась на стул:

– А почему мы одни завтракаем? Мы что проспали? Все уже поели? – берясь за вилку, спросила она.

– Угу. Поели.

– Сегодня выходной, да?

– Нет, – я даже не сразу поняла, почему она спрашивает.

– Я всегда ем в садике, когда не выходной. А сегодня деда меня не отвез.

– У деда дела.

– О, ты тоже проспал! – радостно закричала Айза.

Я повернула голову – за ее спиной в дверном проеме появился Расул. Он вошел тихо. Если бы не Айза, я бы и не услышала. Его руки уже были отмыты от крови. Расул улыбнулся и подмигнул ей.

– А что у тебя здесь? – Айза показала пальцем на рассеченную бровь, забыв о всяких правилах вежливости, которым я ее учила.

– А это? – Расул дотронулся до ранки и пожал плечами. – Упал.

– Подр-а-а-лся, – довольно протянула Айза. – А драться нехорошо, – понизив голос до шепота заговорщически добавила: – Но не переживай, я никому не скажу.

– Спасибо, друг, – он шутливо коснулся кулаком ее плеча.

Готовой еды не было. Сегодня все были заняты другим. От предложенной яичницы Расул не отказался. Он устроился за столом рядом с Айзой и стал расспрашивать ее про садик. Развлекал ее болтовней, давая мне возможность спокойно пожарить яйца. Все, что было в нем страшного и звериного, исчезло. Передо мной снова был Расул, которого я хорошо знала, спокойный, сдержанный, надежный.

Как только Айза доковыряла завтрак, я включила ей мультики в гостиной. Пусть лучше будет на виду. А то еще надумает наведаться на половину Эмира и Мадины. Не хватало, чтобы она увидела своего отца в таком состоянии.

Расул сидел, опершись локтем на стол, и медленно, с рассеянным видом, пил чай.

– Пересядь на скамью, – попросила его.

– Зачем? – спросил он, но все же пересел, немного подвинув люльку с Лейлой.

– Не могу смотреть на твою бровь, – я открыла холодильник, нащупывая пальцами форму с кубиками льда.

Поняв, что я собираюсь делать, он качнул головой и недовольно цокнул языком.

– Я что, маленький, что ли? Заживет.

– Зачем портить лицо синяком? Даже Айза все поняла. Что уж говорить о других?

Я обернула лед в полотенце, закрутила в плотный узелок и подошла ближе.

– Не отступишься, значит? – обреченно вздохнул Расул.

– Голову подними.

Расул с коротким выдохом задрал подбородок, прикрыл глаза, будто сдаваясь.

Я опустила компресс на его лоб, следя за тем, чтобы не надавить слишком сильно.

Расул глаз не открыл. Темные густые ресницы едва дрогнули. Палец случайно соскользнул с полотенца, задел место ушиба.

Он вздрогнул. Его будто снова прошибло током, как тогда, когда я удерживала его от братоубийства.

– Больно? – испуганно спросила я.

– Нет, приятно, – хрипло выдавил он.

От его сарказма стало не по себе.

– Извини, пожалуйста, я не хотела.

– Амира, помнишь, что сказал сегодня Эмир?

Я поморщилась, услышав имя мужа.

– Он спросил, давно ли я, – он сделал паузу, – давно ли я сохну по тебе.

Его лицо чуть дрогнуло, будто эта тема ему глубоко неприятна. Кадык резко дернулся. И я поняла, как его оскорбляют такие подозрения. Еще и от родного брата.

Хорошо, что он не видел моего лица, мою растерянность. Вдруг он считает, что я поверила Эмиру? Нужно было убедить его в обратном.

– Даже не переживай об этом, – затараторила скороговоркой. – Я же знаю, как ты ко мне по-доброму относишься. Все это знают. Эмир был зол, вот и молол всякую чепуху. Я никогда не подумаю о тебе так. Не беспокойся. Забудь эти глупости.

– Как скажешь.

Мне показалось, что голос его сорвался.

Он хотел сказать что-то еще, но тут раздались торопливые, шаркающие шаги – знакомый звук, от которого у меня мурашки пробежали по спине. Я резко оглянулась, сердце екнуло. Это Руфина, сгорбленная и бледная, шла прямо к холодильнику. Она замерла перед дверцей, даже не потянувшись к ручке, и уставилась на меня тяжелым, прожигающим взглядом, полным боли и подозрения.

Я застыла, вцепившись до боли в пальцах в полотенце. В ее глазах вся сцена наверняка выглядела двусмысленной, почти предательской: я стою на расстоянии вытянутой руки перед Расулом, осторожно прижимая компресс ко лбу. Стало не по себе. Хотелось провалиться на месте. Я чувствовала себя виноватой, сама не понимая в чем. Нет, подспудно то я понимала: я обхаживаю того, кто чуть ли не до смерти избил Эмира. Что бы ни натворил Эмир, что бы она ни наговорила в ярости, ее сердце будет болеть за него –за младшего сына, за того, кого она растила и любила всю жизнь.

Она смотрела на меня целую вечность. По крайней мере, мне так казалось.

Потом кивнула сама себе:

– Пусть будет так. Должен же и о Расуле кто-то позаботиться.