Вот и что сказать ребенку? Папа полюбил другую и решил отселить надоевшую жену подальше? Конечно, не эту горькую правду.
– Папа очень сильно устает на работе. Младенцы плачут и не дают спать по ночам. А папе, чтобы быть бодрым и сильным, нужно хорошо высыпаться.
Этот ответ полностью устроил Айзу.
Но она должна как можно скорее узнать о предстоящей свадьбе, пока кто-то из добрых тетушек не просветил ее. Подозреваю, что в таком случае психологической травмы не избежать, учитывая в какой манере они все преподносят. Саму всю колотит от их речей, а тут ребенок с неокрепшей психикой и живущий в полной уверенности, что дом – безопасное место.
Азамат поторопил Айзу и, она, помахав мне рукой, послушно пошла в свою комнату, а я опустилась на кровать и прикрыла ладонями глаза. Что теперь будет с нашей жизнью? Что ты наделал Эмир?
Мой муж так и не зашел к нам, даже после того как гости покинули дом.
Что все уже ушли, я поняла, когда стихли голоса.
Долго сидели. Наверное, успели перемыть кости всем знакомым. Хорошо, что после того как я попросила свекра обеспечить хоть немного тишины, они чуть сбавили громкость голоса.
Лейлу я купала сама.
Осторожно поливала водой, пока она лежала на горке, дергая ручками и ножками. По моим щекам текли слезы.
У нас был ритуал с Эмиром купать Айзу перед сном.
Он всегда успевал приехать с работы перед тем, как я начинала готовить дочку ко сну. Сегодня он был дома и не пришел. Будто Лейла не его дочь. Или он так расстроился, что родилась девочка, а не мальчик, что решил не удостаивать ее своим вниманием.
Уложив Лейлу спать, я пошла к нему. Если Магомед не идет к горе, то гора идет к Магомеду. Так ведь говорят?
Я потянулась к ручке двери, но так ее и не коснулась. Вспомнила, что теперь это не моя комната и я не имею права в нее вламываться. Постучала. Услышала отрывистое «да» и вошла.
Эмир лежал на кровати с телефоном в руках и что-то печатал с легкой улыбкой на лице.
Взгляд невольно упал на тумбочку, где в серебристой рамке стояла фотография Эмира и Мадины. Счастливые, улыбаются друг другу.
Сердце опалило болью, будто его швырнули в кипящее масло. Я даже на миг забыла, что я здесь делаю. Проклятая фотография как магнит притягивала мой взгляд.
– Зачем пришла? – Эмир отложил телефон.
– Так ты меня теперь встречаешь?
– Не нагнетай. Я просто спросил.
– Ты не зашел к нам, не стал купать Лейлу. Раньше…
– Айза была первым ребенком, ты боялась не справиться. Тебе нужна была поддержка. Теперь я уверен, что у тебя все прекрасно получится и без моего участия. Если тебе нужны зрители, позови маму. Она с радостью будет стоять за твоей спиной и умиляться.
Слушала его слова и не понимала. Когда он успел стать таким? Чужим… Жестоким…
Первый порыв развернуться и уйти я подавила.
Сейчас есть вещи важнее обиды и гордости. Спокойствие Айзы.
– Почему ты не сказал ничего Айзе? Она не понимает, почему ее отселили в другую комнату.
– Ты же мать. Ты сможешь ей все аккуратно объяснить.
Его телефон пиликнул, и он, взглянув на экран, улыбнулся. Содержание сообщения было для него гораздо интереснее разговора о дочери.
– Объяснить, что папа решил привести в дом другую женщину, которая займет место ее мамы? – горько рассмеялась я.
Эмир с досадой отложил телефон.
– В тебе сейчас говорит обида. Твое место никто не займет, – сказал он мне, четко выделяя слова, будто разговаривал с ребенком или с умственно отсталой.
– Прямо сейчас скажи все дочери сам. Так, чтобы она не возненавидела тебя. Ты ее отец, ее сила, ее опора. Она должна знать, что ты ее любишь и никакие другие жены не будут этому помехой.
– Она слишком мала, чтобы что-то понять. И точно не станет дуться как некоторые, боясь того, что теперь будут получать меньше внимания, – хитро посмотрел на меня. За моими поступками он видит только ревность и нежелание его с кем-то делить. И похоже, ему это даже нравилось. Почему-то подумалось, что если мы с его новой женой будем рвать друг другу космы, он с наслаждением посмотрит на это зрелище.
– Это ты боишься. Боишься правду сказать. Тянешь, надеясь, что все решится само собой.
Его лицо потемнело, брови сошлись на переносице, он вскочил с кровати и в один миг оказался напротив меня.
– Это ты трусом меня сейчас назвала? – рыкнул как зверь.
Я ничего не ответила, только вскинула выше подбородок.
Эмир схватил меня за запястье и притянул к себе. Я ощутила его горячее дыхание на коже.
– Трусом меня считаешь? Отвечай?
Его пальцы впились в кожу как тиски.
– Мне больно, Эмир! – вскрикнула я.
– А мне не больно? Слышать от жены такое? Может потому я и женюсь во второй раз, что Мадина меня уважает.
– Я тоже уважала, – захлебываясь слезами от боли, прошипела я.
– Уважала, – хмыкнул Эмир.
– Поговори с дочерью. Если она узнает о Мадине не от тебя, а от тетушек, я тебе этого никогда не прощу.
Он разжал пальцы и оттолкнул меня. От падения меня спасла только стена, о которую я больно ударилась спиной.
– Скажи спасибо, что ты недавно родила. Иначе разговор с тобой был бы совсем другим.
– Раньше ты таким не был, Эмир, – с ужасом прошептала я.
– Раньше я был наивным мальчишкой. Но годы идут, я изменился. Стал мужчиной, а ты меня видишь все тем же. Нескладным, неладным, слабо стоящим на ногах. В этом все дело. Иди к себе. Я поговорю с ней завтра.