Расул вернулся за стол, держа на руках Лейлу.
Она уже забыла о напугавшем ее Эмире и теперь оглядывала стол с намерением чем-нибудь поживиться.
– Дай, дай, дай! – требовательно показала пальчиком на запеченные куриные ножки.
– Мама такое точно не одобрит, – Расул посмотрел на меня и сунул в руку Лейле молодой сыр.
Она сначала скривилась, но потом, видимо, решила, вдруг больше ничего не перепадет.
Умяв сыр, она постучала Расулу по щеке и показала пальцем на шарики.
Я приподнялась, поняв, что поесть ему она спокойно точно не даст.
– Сиди, я сам, – Расул остановил меня и встал со стула под довольные возгласы Лейлы.
Стоило ему отойти, как тетки зашептались.
– Какой молодец.
– Своих детей ему надо. Амира, ты уж постарайся.
– Как бы ни любил чужих, а своих детей ему хочется.
– Да и дети понимают, кто их отец. Мужей можно менять, а отец – он всегда один, – веско заявила Сакина.
– Я не собираюсь никого менять, – резко ответила я, так, что даже мужчины, сидящие на другом конце стола, невольно прислушались к разговору.
– И мы думали, что у вас с Эмиром семья крепкая, а вон оно как получилось, – ядовито продолжила Сакина. – Маленьких научить можно, а вот старших не проведёшь. Айза всё помнит. Она-то знает, кто ее родной папа. Кровь – не водица. Айза, детка, – подозвала дочку Сакина, – кто твой папа?
– Зачем вы ее дергаете? Что доказать пытаетесь? Какая вам разница, кто кого как в нашей семье называет? – не выдержала я.
– Айзочка, деточка, – продолжила наседать Сакина.
Айза посмотрела на нее удивленно, похлопала ресницами, развернулась и пошла играть с другими детьми.
– Амира, – покачала головой Сакина, – характер у тебя испортился. Руфина тебя в ежовых рукавицах держала. Ты старших уважала раньше. Азамат, приструнил бы ты свою невестку. В этом доме никогда не терпели неуважение.
– Ты права, Сакина, – сказал Азамат. – В моем доме нет места неуважению, – Сакина довольно закивала. – Потому, будь любезна, покинь его, – продолжил он.
Сакина изменилась в лице, когда поняла, что ее попросили на выход.
– А что я сказала? Разве что-то плохое было мной сказано? Я за Лейлу и Айзу переживаю. Они же растут, все видят. А потом будут винить мать, что от отца оторвала…
– Тебя проводить или сама выход найдешь? Как живут мои дети, дело моих детей. Что в их семье происходит, тоже их дело. Если кто-то думает иначе и не считается с моими словами, задерживать не стану, – негромко, но твердо произнес Азамат. – Этот дом неуважения терпеть не будет.
Сакина поднялась с оскорбленным видом, поправила платок, накинула пуховую шаль.
– Раз уж моя правда здесь не в цене — не буду мешать вашему семейному счастью. Но помните: дети все видят. Никогда Расул не заменит им родного отца.
Она медленно пошла к выходу. Видимо, надеялась, что ее окликнут, остановят.
– Что слушать бабу вздорную? – махнув рукой, сказала Руфина. – Своих детей не нажила, зато все о чужих знает.
Слова Сакины ничуть не расстроили меня, я подсознательно ожидала от нее какой-нибудь гадости, а вот поддержка Азамата порадовала. Он показал всем, что одобряет наш союз с Расулом и не позволит высказываться на эту тему. А тот, у кого вдруг язык зачешется, перестанет быть желанным гостем в его доме.
Поддержка рода играет огромное значение. Род — это не просто семья, это твоя честь, твоя броня и твой долг, и без него ты как дерево без корней.
И если нас старшие поддержали, то Эмира прилюдно унизили, показав, что двери дома для него закрыты.
Теперь Эмир из мести мог устроить любую подлянку. Я боялась провокаций и упрашивала Расула не встречаться с братом, а все вопросы решать через юристов. Расул обещал, что так и сделает. Но мне казалось, что он ради моего успокоения пообещает, что угодно.
А в том, что его трезвый ум не всегда может сдержать горячую кровь, я уже убеждалась не первый раз.
С тех пор прошло два месяца.
Я старалась делать вид, что все хорошо, хотя душа была не на месте.
Хорошо, что повседневная рутина помогала отвлечься от невеселых мыслей.
Айза в сад не ходила из соображений ее безопасности.
Ведь Эмир мог просто забрать ее оттуда и увезти в неизвестном направлении.
Без Расула или Азамата из дома я тоже не выходила.
Дом Расула стал для нас крепостью и тюрьмой.
Потому я сама занималась развитием Айзы – мы читали, учили стишки, считали простенькие примеры, делали поделки.
В мастерской я оборудовала уголок для девочек, где они могли играть у меня на виду, пока я шила. Благодаря рекомендациям Фатимы, у меня были заказы. Расул не считал, что мне нужно работать. Он дал мне карту на расходы, не обозначив лимит трат.
Шитье он считал ни чем иным как хобби, приносящим удовольствие, но не деньги. Конечно, по сравнению с его заработками, мои доходы были смешными. Но тем не менее, с середины июля до конца декабря мне удалось накопить на подарок для него – дорогущие запонки из белого золота с рубинами. Ни копейки с тех денег, что приходили от Азамата на банковский счет, я не взяла. И в будущем брать не собиралась.
Первого января планировали поехать к родителям, но сам праздник решили отметить тихо, по-семейному. Расул привез елку высотой чуть ли не до потолка. Украшать пришлось всей семьей. Даже Лейла помогла, таская шары из ящика и периодически роняя их на пол. Хорошо, что мы не купили стеклянные игрушки, иначе не обошлось бы без боя.
Под елку поставили подарки для Айзы и Лейлы в пестрых обертках, перевязанных пышными лентами.
Айза все пыталась угадать, что там и упрашивала открыть их раньше времени.
Расул сам приготовил плов. Я сделала несколько салатов. А на сладкое у нас было имбирное печенье, которое я пекла с девочками, жутко кривое, косое, но в то же время милое. Ведь дочки очень старались и были в восторге от своей работы.
Мы ужинали при мягком свете гирлянд, украшающих елку и окна. Блики от них отражались в бокалах и посуде, создавая атмосферу доброго волшебства.
Ближе к полуночи снаружи послышались первые хлопки – вдалеке кто-то уже запускал салют. Вскоре вся улица ожила: вспышки разного цвета отражались в окнах, слышался радостный смех детей, крики взрослых, и даже одинокие выстрелы в воздух – кто-то из соседей соблюдал давнюю традицию «отпугнуть беду» грохотом ружей.
Мы наскоро оделись и вышли на улицу. Расул поднял Айзу на руки, чтобы она могла видеть лучше. Я взяла Лейлу. Зря я переживала, что грохот салютов испугает ее. Ей было любопытно. Она только успевала вертеть головой по сторонам и распахивать глаза от удивления.
Небо расцветало яркими огнями. Сначала вспыхнул серебристый веер, распадаясь на сноп мерцающих точек. Следом ввысь взмыла алая комета, с треском разрываясь на множество искр, падающих дождем. Один за другим в небе раскрывались фонтаны света: зеленые, синие, золотые, фиолетовые. Казалось, само небо пульсирует в такт гулу в груди, взрывы отражались в окнах и стекле машин, освещая улицу то пурпурным, то янтарным, то ярко-белым светом. Дети визжали от восторга, взрослые снимали на телефоны, кто-то кричал «ура!», а я крепче прижалась к Расулу, ощущая, как его рука ложится на мое плечо.
Соседи махали нам руками.
Со всех концов улицы слышались поздравления. С Новым годом! Счастья! Мира! Любви!
А я смотрела на своих девочек и любимого мужчину рядом и думала, что это и есть счастье. Простое, земное. И большего мне не надо.
После мы уложили дочек спать. Я убаюкивала Лейлу, а Расул читал сказки Айзе.
Нет. Она не звала его отцом. Но их отношения стали такими же, как до нашей свадьбы.
– Уложила? – тихонько спросил Расул, заглянув в спальню.
Я кивнула и осторожно переместила спящую Лейлу в кроватку.
– У меня есть для тебя подарок, – стараясь как можно меньше шуметь, я достала коробочку из ящика тумбочки.
– У меня тоже есть, но он в моей комнате.
Мы переместились к нему, сели на кровать.
Немного смущаясь, протянула Расулу подарок. Он аккуратно открыл коробочку. На черном бархате лежали запонки из белого золота с рубинами глубоко бордового цвета.
– Нравится? – с надеждой спросила я. – Я сама на них заработала, шитьем.
– Амира, ты… – он не договорил, потянулся ко мне и поцеловал меня в щеку. – Спасибо, – сдавленно шепнул.
Мне показалось, что он тронут подарком. А точнее, тем фактом, что я проводила долгие часы за машинкой, чтобы заработать на подарок для него.
– А вот мой, – он встал с кровати и взял с письменного стола небольшую удлиненную коробочку и бумажный конверт.
Я развязала ленточку и приподняла крышку. Расул тоже подарил мне ювелирное украшение – золотой кулон с секретом. Если нажать на маленькую защелку, кулон раскрывался как книжка. А внутри были крошечные фотографии Лейлы и Айзы, выполненные по эмали.
На той стороне кулона, что должна касаться кожи, я заметила гравировку: «Мои девочки. Мое сердце».
– Это очень мило, спасибо, – прошептала я, любуясь подарком.
– Это еще не все, – Расул помахал передо мной конвертом. – Угадаешь что здесь?
– Сертификат? Семейная путевка?
Расул качал головой и улыбался.
– Сдаешься?
Я кивнула. Зачем меня мучить? Просто отдал бы и все.
Расул протянул конверт.
– Уверен, тебе понравится.
Из конверта, абсолютно белого и безликого, я достала две зеленые бумаги. Свидетельства о рождении моих дочерей – Махмудовой Айзы Расуловны и Махмудовой Лейлы Расуловны.
Наших дочерей.
Слезы ручьями потекли по щекам. Я уже не верила, что это случится. Это было настоящее чудо.
Я смотрела на Расула сквозь пелену слез и не могла ничего сказать.
– Теперь вы всецело мои. И даже тень Эмира не коснется нашей семьи.
Я как драгоценность отложила свидетельства в сторону, чтобы не закапать их слезами, а Расул прижал меня к себе, успокаивая.
– Как ты это сделал, Расул? – спросила я, отплакавшись. – Эмир просто так не сдался бы.
– Ты правда хочешь это знать? – поморщился Расул.
– Да. Я хочу, чтобы в нашей семье не было недомолвок.
– Ну, если коротко: у меня было много акций нефтедобывающей компании, теперь их нет.
– Ты подкупил его.
– Получается так, – вздохнул Расул.
Зная аппетиты Эмира, можно только представлять за какую сумму он продал дочерей.
– Сколько? – все же спросила я.
– Давай не будем вдаваться в подробности. Разве это имеет значение?
На глаза снова навернулись слезы.
– Но-но, – Расул нежно провел по щеке, вытирая влагу. – Я, конечно, стал беднее, но не настолько, чтобы это оплакивать. Ты и девочки для меня дороже любых денег. Ну что ты, перестань, – он притянул меня к себе и крепко обнял. – Знал бы, что ты так расстроишься, не говорил бы.
– Я не из-за денег, – всхлипнула я. – А потому что ты такой.
– Какой?
– Такой, – уткнулась носом в его рубашку, вдыхая терпкий аромат его парфюма.
Сердце затапливало волнами нежности. Я не знала, как выразить свои чувства. Наверное, нет таких слов, чтобы передать всю гамму, охватывающих меня эмоций и их глубину.
Какое-то время мы сидели, обнявшись.
С улицы доносились отголоски редких залпов.
– Спать пойдем? – тихо спросил Расул.
Я покачала головой.
– Давай останемся здесь. Не хочу, чтобы Лейла проснулась.
Расул отстранился, внимательно посмотрел на меня:
– Я правильно понял?
Моей решимости хватило на легкий кивок.
Он вздохнул:
– Амира, ты не обязана. Если это из-за свидетельств…
Я приложила палец к его губам, заставляя замолчать.
– Ты мой муж, ты отец моих детей. Сколько можно бегать от близости? – я сглотнула. – Я боялась. И до сих пор боюсь. Но мне надоело бояться призраков прошлого. Я люблю тебя и хочу быть полностью твоей.
Я потянулась к его губам своими. Нежно коснулась их, вкладывая в этот невинный поцелуй благодарность судьбе за то, что подарила мне такого мужчину, и обещание всецело принадлежать ему. Но Расул не дал мне отстраниться, притянул, углубляя поцелуй.
И когда я ответила на него, мир поплыл. Руки сами обвили его шею, пальцы запутались в волосах на затылке.
Расул тихо выдохнул мне в губы – почти стон, от которого по спине пробежала дрожь. Его ладонь скользнула вверх по спине, прижимая меня еще ближе, и я ощутила, как сильно бьется его сердце – так же часто, как мое.
– Любимая моя, желанная, – от его горячего шепота по шее побежали мурашки.
Судорожно вздохнув, он оторвался от меня. Встал с кровати и подошел к двери. Щелкнул замок и погас свет как знак того, что сейчас между нами наконец-то рухнут все преграды.
Мы слишком долго шли друг к другу, но теперь нас никто не разлучит – ни люди, ни прошлое, ни мы сами.
И я не верила в это – я это знала наверняка.