Танец первой жены

Глава 9

По залу пронесся удивленный шепоток.

Мадина, повернув голову, настороженно застыла.

Испугалась, что я испорчу ее праздник? Устрою скандал? Может стоило бы? Людская молва не знает жалости. О таком не скоро забудут.

Эмир напрягся. Он даже дернулся вперед, но Мадина удержала его за локоть. Если я сотворю хоть что-то, что бросит тень на его род, он лично вышвырнет меня отсюда. Даже спиной я чувствовала его обжигающий взгляд.

Подойдя к музыкантам, я шепнула, что хочу сделать подарок для молодоженов, и назвала популярную песню о любви. Именно она играла в машине, когда Эмир вез меня знакомиться с родителями. Под нее он делал мне предложение в ресторане. Это была наша песня.

Музыка зазвучала.

Я расправила плечи. Подняла руки. Плавно, грациозно повела ими, переступая в такт музыке мелкими шажочками.

Свет софитов упал сверху, выхватив меня из полумрака. Казалось, остальной зал исчез, остались только я, грустная мелодия и сердце, стучащее где-то в горле.

Я не танцевала. Каждым жестом, каждым движением я рассказывала нашу историю любви, похожую на сказку. У сказки должен был быть счастливый финал. Но, видимо, долго и счастливо не про нас с Эмиром.

Внутри все горело и плавилось, но внешне я оставалась спокойной, держала спину прямо, а голову поднятой.

Я не осталась дома в этот день, прячась от людей. Мои глаза сухи, все слезы я успела выплакать.

Я выбрала быть здесь.

Кто-то подумает, что я смирилась и приняла. Каждый волен думать, что хочет.

Я не могу изменить отношение Эмира ко мне, не могла помешать его свадьбе. Но и Эмир не сможет повлиять на мой выбор. Ни угрозами, ни уговорами.

Музыка разливалась по залу, проникая под кожу, в самые глубины души.

Свет играл на складках моего черного платья, алый платок горел, как живое пламя. Каждый мой шаг в танце был шагом к свободе.

Я не упрекала Эмира. Не взывала к жалости. Всего лишь показывала, как мучительно умирают чувства.

Где-то сбоку слышался шорох, кто-то перешептывался. Но я не различала слов. Не видела лиц гостей. Все мое существо было сосредоточено в этом моменте, в этом танце, посвященном умирающей любви. Причем убийцей был тот, кого я любила больше всех на свете, кому доверяла безраздельно.

Вокруг меня собралась толпа зрителей, мужчины хлопали. Кто-то сунул мне в ладонь деньги, потом еще, еще. Я принимала их, поднимала руки вверх и разжимала пальцы. Купюры падали дождем. Дети бросались их собирать, смеялись.

Руфина подбежала, выхватила у меня оставшиеся банкноты:

– Дочка, хватит. Оставь себе хоть что-то.

Музыка стала затихать.

Я уже выдохлась, но не остановилась. Еще один поворот, еще один шаг…

И тут в круг вышел Расул.

Он встал напротив меня. Белая рубашка расстегнута у горла, загорелая кожа контрастирует с белоснежным шелком. Глаза горели огнем. В них я увидела не жалость и не сострадание, а что-то другое, не знакомое мне.

Расул хитро улыбнулся, будто спрашивая, способна ли я на что-то. Он провоцировал меня. Я вдруг подумала: «А он красивый. Статный. Мужественный. Почему он до сих пор один?»

Хлопнув в ладоши – раз, два, три, – Расул пошел. Не просто пошел – полетел. Ноги едва касались пола, колени пружинили, корпус оставался неподвижным, как скала, а руки… они то взлетали к потолку, то резко падали вниз, то резали воздух острыми локтями. В каждом шаге, в каждом повороте вопрос: «Чем ответишь ты, сестренка?»

Я ответила. Гордо подняла подбородок, вскинула руки ладонями вверх и пошла навстречу. Мелкими, быстрыми шажками, будто по раскаленным углям. Пятка-носок, пятка-носок, бедра качнулись влево-вправо, платок вспыхнул алым пламенем. Я кружилась вокруг него, не касаясь, но так близко, что чувствовала исходящий от его тела жар.

Расул двигался быстро как горный барс. Один прыжок, два шага влево, поворот, и он уже с другой стороны. Как же он был красив в движении.

Но и я не уступала.

Прокрутилась на одной ноге, концы платка взвились в воздух, платье облепило бедра. Еще поворот… еще быстрее.

Он присел низко, почти до пола, ладони опустил на колени, голову чуть наклонил в классическом мужском вызове: «А ну-ка, женщина, покажи, на что способна».

Я вышла вперед.

Руки от сердца вверх и в стороны, а потом резко вниз, будто избавлялась от невидимых цепей. Я кружилась вокруг Расула так, что в глазах рябило, но не останавливалась. Гости взревели. Мужчины закричали «Асса!» и улюлюкали, от хлопков звенело в ушах.

Расул выпрямился одним движением и пошел на меня.

Прыжок, поворот в воздухе, приземлился на расстоянии шага от меня. Еще прыжок – Расул оказался за моей спиной. Я почувствовала его взгляд между лопаток, но не обернулась. Только повела плечом: «лови, если сможешь».

Он ловил. А я ускользала, как вода, сквозь пальцы.

Мы танцевали уже не рядом – мы танцевали друг против друга.

Реквием по любви уступил место азартному состязанию. Я так увлекалась, что не заметила, как с души исчезла тяжесть.

Он делал двойной прыжок с поворотом, я отвечала тройным кружением.

Он выбивал дробь ногами так, что пол дрожал, я отвечала мелкой дрожью бедер и резкими взмахами рук.

Он замирал на миг, раскинув руки, как крылья орла, я в этот момент прокручивалась под его рукой, не касаясь, но так близко, что платок задевал его рукав.

Мы не дотронулись друг до друга ни разу.

Не нарушили ни одного правила приличия.

Только бросали друг на друга взгляды, острые, как кинжалы.

Последний аккорд. Наш безмолвный поединок закончился.

Мы остановились друг против друга, тяжело дыша и глядя друг другу в глаза. Внутри все еще дрожало от напряжения. Мокрый от пота платок прилип к шее.

Зал захлебывался овациями. Раздавались крики одобрения. В воздухе кружились деньги, падали нам под ноги.

Расул отступил на шаг, поклонился и тихо сказал так, чтобы слышала только я:

– Ты сегодня королева, сестренка.

На его губах играла довольная улыбка.

– А ты после такого танца в холостяках долго не проходишь. Девушки тебя в покое не оставят.

Улыбка тут же стерлась с его лица. Он вмиг помрачнел. А я не поняла, что я такого плохого сказала.

Сразу стало не по себе. Он поддержал меня как всегда. А я вместо того, чтобы отблагодарить, обидела его.

Настроение рухнуло в пропасть, когда я увидела взгляд мужа, не сулящий ничего хорошего. Его челюсти были плотно стиснуты, Мадина что-то говорила ему, но он ее не слушал, уставившись на нас с Расулом.