8 марта, зараза!

1

Работать на восьмое марта — это жесть. Но сидеть в пустой квартире и реветь от того, что о тебе никто не вспомнит, не поздравит и не подарит даже три хилых тюльпанчика — ещё хуже. Несмотря на то, что квартира у меня большая, роскошная и в самом престижном районе. Поэтому, когда директор спросила, кто желает выйти подежурить на праздник — вызывалась в первых рядах. Дома бы сошла с ума.

Лидия Дмитриевна, наш билетный кассир, смотрит на меня с сочувствием, пока я уныло вешаю куртку на плечики и кидаю рюкзак на полочку под вешалкой.

— Твой так и не объявился? — спрашивает она. Вроде бы по-дружески, сочувствуя. Но я всё равно судорожно сглатываю — такие вопросы лишний раз проворачивают нож в сердце.

— Нет, — произношу печально, присаживаюсь к батарее и включаю кулер. Сейчас выпью горячего шоколада — может, отпустит. И даже наша маленькая каморка за шкафами начнёт казаться уютной. Во всяком случае, очень надеюсь.

— Гад он после этого, — продолжает коллега.

Даже не спорю. Ещё какой.

Ольга Семёновна, уборщица, достает из сумки бутылку коньяка.

— Так! — командует она зычным голосом. — Сопли подтереть! Сегодня — женский день! Гуляем, бабоньки!

Порой, глядя на неё, мне кажется, что проблем в мире не существует вообще. Потому что у Ольги Семёновны их, пожалуй, больше чем у других — съемная квартира в её-то возрасте, пьющий муж-бездельник, зять, который регулярно гоняет её дочь, и та прячется у родителей в двушке с тремя маленькими детьми… В общем, с ума можно сойти, но она умудряется улыбаться, шутить и всегда быть в слегка приподнятом настроении. Её любимая фраза: «Жизнь одна, не фиг тратить её на сопли!» За это я её уважаю. Как и Лидию Дмитриевну, которая пять месяцев назад вышла замуж за мужчину, любившего её сорок лет, доказав всем нам, что в шестьдесят два жизнь только начинается.

Женщины спешно собирают на стол — огручики, капуста, колбаса, сыр. «Быстрый завтрак», как у нас на работе это называют.

Наш маленький коллектив — сегодняшние дежурные в городском музее: кассир, уборщица и я, экскурсовод. Мне экскурсии вести, с людьми общаться. Поэтому киваю на бутылку в руках Ольги Семёновны и поднимаю вверх ладони:

— Я — пас. А то люди придут — как экскурсию вести?

Лидия Дмитриевна хихикает:

— Серьёзно думаешь, что кто-то придет в музей восьмого марта?

— А вдруг… — но договорить мне не даёт Ольга Семёновна:

— Не дрейфь, Аллуся. Если и придут, то сами «хорошенькими» будут.

Они правы. Мне хочется махнуть на всё рукой и нажраться в хлам. Может, тогда бы стало менее больно?

— Уговорили, — сдаюсь я, — наливайте!

— Вот это правильное решение! — поддерживает Ольга Семёновна. — А то хоронишь себя в двадцать два. Подумаешь, муж бросил. Эка невидаль! Не ты первая, не ты последняя брошенка…

Залпом опрокидываю рюмку коньяку, задыхаюсь, моргаю… Я вообще-то не пью крепкие напитки. А у Ольги Семёновны коньячок — явно домашнего производства. Забористый. Ух!

— Нормально пошло, — комментирует Лидия Дмитриевна и заботливо протягивает мне огурчик. — Расскажи, что твой психнул-то? Два года, значит, терпел-терпел, а потом всё — сдёрнул!

Лидия Дмитриевна у нас красотка. Звезда, как она о себе говорит. Всегда одета с иголочки, с маникюром, регулярно посещает косметолога и лучшего в городе парикмахера. Муж у неё в Израиле — дорабатывает до пенсии, чтобы уже осесть в России и доживать здесь своё «долго и счастливо». Их путь друг к другу длинной в сорок лет — предмет моей острой зависти. Надо же, мужчина был влюблён в неё ещё в двадцать и никогда не забывал. Нашел её через интернет и общих знакомых по девичьей фамилии, несмотря на то, что она её к тому времени изрядно нивелировала тремя браками. Но нашёл, явился и — сразу потащил в ЗАГС! Чтобы уже не терять никогда! Чудеса случаются. Неужели и мне ждать моей настоящей любви сорок лет?

Нервно хихикаю: ну, да, других любят. И там не помеха ни время, ни расстояние, ни возраст. А навязанных жён, вроде меня, — терпят. До поры.

— Нечего рассказывать, — говорю честно и чувствую горечь от этих слов. — Подарок мне такой сделал на день Святого Валентина. Избавил от себя.

Давлю глупые слёзы. Я ведь два года надеялась, что у нас всё-таки получится семья. Старалась. Была идеальной женой. Но так и не стала ему нужной. Хотя временами и проглядывало что-то, кормившее мои пустые надежды.

— Всё равно не ной, — подбадривает Лидия Дмитриевна. — Не твой человек значит. Своего ещё встретишь. Какие твои годы?!

Наш музейный кот Кузя, будто учуяв моё состояние, трётся у ног, заглядывает в глаза, мурчит. Тереблю пушистую шёрстку, улыбаюсь. Слегка отпускает.

Ольга Семёновна разливает по второй:

— Своего встретишь не когда-то, а прям сегодня. Поверь моей чуйке! — она ерошит свои короткие русые с проседью волосы и довольно щурит серые глаза. — Вангую тебе горячую ночьку! За это и выпьем!

От третей отказываюсь, ухожу наверх, сажусь за компьютер. Работы много — акты внутримузейной передачи, топопись, этикетаж… Вроде бы отвлекает. Но как оказывается — ненадолго.

И Лидия Дмитриевна выходит неправой — у меня за сегодня случается аж пять экскурсий. Успеваю так же провести лекцию о красоте советских женщин, закинуть посты в музейные соцсети.

Случайные посетители-мужчины даже приносят нам скромные букетики из красных тюльпанов и веточки мимозы. И настроение даже как-то улучшается.

Выходя из музея, планирую завернуть в супермаркет и купить себе бутылочку вина и тортик. Завтра выходной. Значит, можно будет вдоволь начитаться романов в сети, а потом — отоспаться.

Погода мерзкая — мокрый снег, спешно превращающийся в слякоть под ногами. Да уж — не любит что-то весна в этом году женщин.

Вспоминаю древнюю легенду о том, что раньше весна наступала, когда Аид отпускал на поверхность Персефону. Сейчас, видимо, не хочет расставаться с любимой. Вот Деметра и лютует, злится, что дочь не вернули вовремя.

За такими размышлениями я не сразу замечаю чёрный джип, который в буквальном смысле крадётся за мной.

Но дёргаться начинаю, когда на ближайшем квартале машина перегораживает мне дорогу.

Каменею, стою, как вкопанная, и хлопаю глазами — не иначе папино тёмное прошлое, от которого я и «спряталась» замуж, догнало!

Словно подтверждая худшие опасения, из салона выбирается верзила в куртке с глухим капюшоном и буром прёт на меня.

Взвизгиваю, наконец, соображаю, что надо бежать. Срываюсь с места. Ныряю в «колодец» между пятиэтажками, и тем самым загоняю себя в угол.

Преследователь догоняет, хватает и прижимает к моему лицу тряпку, пропахшую чем-то тошнотворным. Меня ведёт, ноги подкашиваются. Я улетаю во тьму.

Вот тебе, Аллочка, и восьмое марта!