Глава 17. (Беригор)

Медленно выплываю из тумана, белесого как молоко и густого – в двух шагах ни зги не видать. Я бы может и не проснулся, но во рту саднило так, словно сто лет по пустыне шастал. С усилием продираю глаза захворенные, будто в них песка насыпали. Руками по привычке шарить начинаю, меч нащупываю. А вместо этого что-то шелковое нахожу. Поворачиваю башку и немею: копна волос это у меня под пальцами. Да не абы чьих – ее это волосы. Ни с кем не перепутать эти темные пряди с золотыми бликами. И сама она рядом, прикорнула у моей постели, уронив голову на скрещенные руки. Может сплю и опять сон дивный вижу? Не удерживаюсь – осторожно пропускаю пряди меж пальцев, чистый шелк, нежно льнут к пальцам, словно ласки просят.

Да как же она оказалась тут? Последнее, что помню – сеча была с валорами. В засаду мы попали у самой дальней крепостенки. Много их было, и перли как звери. Рубил я, рубил, пока в глазах свет не померк. И вот – в шатре лежу, а сама воительница у постели моей сидит, как простая девка-челядинка. Али помер я и там сейчас, где сокровенные желания сбываются? Начинаю осматриваться и слышу тихое:

- Хозяин. - глядь, а это Хелиг мой старый. Он как тут? Значит точно я не помер, этот проныра в свиток моих желаний точно не входит. - Хвала богам, ты в себя пришел. Смогла госпожа тебя к жизни вернуть!

- Воды, – приподнимаюсь и выпиваю едва не полкувшина, так пить охота. Пытаюсь встать осторожно, чтоб ее не потревожить, но вздрагивает и открывает глаза свои колдовские. Теплые, еще подернутые дымкой сна. Любуюсь. Смотрю и немею от нежности.

- Привет, - еще полусонная улыбается мне. А у меня внутренности переворачиваются от ее улыбки. Хочу нахмурится привычно, а не могу. Молчу, чтобы не ляпнуть чего.

Яра пытается встать, но приподнявшись, со стоном падает обратно. Неловко улыбаясь, поднимается, опираясь на руки и присаживается рядом.

- Ноги отсидела. Ну как ты? – прохладная ладошка опускается на лоб и так хорошо от этого, что застонать хочется. Пытаюсь вызвериться, но не выходит отчего-то. - Температуры нет, это хорошо. Вчера горел весь.

- Госпожа, может надобно чего? – вмешивается слуга, а мне его, обалдуя, взашей прогнать хочется.

- Эм… дай соображу, не проснулась еще толком. Так, ему, – кивает на меня, - питья какого-то укрепляющего. А я сейчас раны осмотрю, может и перевяжу заново.

Хелиг с поклоном уходит, а она, легко поднявшись, отходит в угол шатра и приносит какой-то куль занятный, а в нем пузырьки разномастные. Достает что-то продолговатое, подносит ко мне, нажимает пальцем, а с него навроде крошечного дождика. И прям на меня.

- Это что?

- Обеззараживатель. Чтоб раны не гноились, - начинает обрабатывать быстро и умело, осторожно касаясь кожи.

- Это из твоей страны снадобье?

- Ага. На бок сможешь повернуться? Я спину обработаю.

Отчего-то беспрекословно перекатываюсь на бок. Не хочу собачиться. Чувствую прохладу на плечах и спине. И ее пальцы. Трогают меня осторожно, жалеючи. Как же приятно!

- Зачем ты это делаешь? Зачем спасаешь?

- Так я не для того вас, пленников, у Джанибека выиграла, чтобы у меня на руках кто-то умер.

- Ты… что? – пытаюсь повернуться, но меня останавливает прохладная ладошка.

- Полежи так, чтоб раны просохли.

Лежу покорно и пытаюсь переварить ею сказанное. Это нас получается раненных в полон взяли, а она выручать приехала? Ох, и бедовая девка! А на душе так радостно, будто за мной одним на выручку бросилась.

- Было что? Скажи, - требую я.

- Скажу, если брыкаться не будешь. Укол тебе сделаю.

- Зачем?

- Лекарство надо влить через укол. Это не больно, как комарик укусит.

- Тоже штуки твои иноземные?

- Ага.

- Делай. Но рассказывай, - разбередила мое любопытство.

Ярослава за спиной чем-то шуршит, но слово держит – рассказывает.

- Когда весть дошла, что вы в засаду попали и в плену – решено было ехать вас выкупать. Поехали Горыныч и боярин Гордей Чудинов, как его там по отчеству. Я тоже напросилась, на всякий случай. А когда Джанибеку, их главному, стало скучно слушать болтовню боярскую, и он нас едва взашей не погнал, пришлось вмешаться и предложить сыграть.

- Сыграть? – бубню я, а сердце сжимается в ужасе от того, на какой риск она пошла. Валоры еще меньше нашего баб ценят, хуже скотины к ним относятся. А Яра - баба, да еще и чужачка, не только заговорила, но села играть с каганчи? Как смогла? Это ж дух какой надо иметь! О его злобе и мстительности легенды ходят, одна страшнее другой. Мог такое устроить, что о смерти, как о милости, просили бы.

- В игру. С родины моей. Я потом скажу плотнику – еще сделает.

- А сама что ставила? – не хотел спрашивать, язык сам ляпнул.

- На желание играли. Мое было – пленников забрать.

- А его...? – выдавливаю я, отчего-то воздух в глотке застрял.

- А не сказал он. Замри! – она откидывает покрывало и чувствую я укол – да не куда-нибудь, а в мягкое место! Едва не взвиваюсь к потолку шатра. Это что за непотребство? Мало того, что голый я, так и еще она там что-то за спиной моей делает. Небось опять язвить решила или гадость какую сделать.

- Ты что творишь, зараза? – рычу я, чувствую ее ладонь на пояснице.

- Не дергайся, Гор. Лекарство медленно вводить надо, иначе шишка будет, в седле не сможешь сидеть.

- Другого места не нашла? – взвыть хочется от унижения. Опять поманила и …!

- Прости пожалуйста, - говорит она, раскаиваясь, - уколы всегда сюда колют. Самая большая мышца тут, лекарство быстрее расходится по телу.

- А сказать нельзя было?!

- А ты бы согласился?

- Нет конечно!

- Вот и я о том. А без уколов ты не выжил бы. Слишком организм изранен. Все. Можешь на спину ложиться.

- Подумаешь! И не такое со мной бывало…

- Ну, конечно! Да только я это на самотек не пущу. И кстати, - на ее губах появляется лукавая улыбка, - в моей стране «эта» часть мужского тела считается крайне привлекательной для женщин. Поэтому многие мужчины носят штаны в обтяжку.

- Как ты что ли? – окидываю ее раздраженным взглядом, надеясь начать препираться, чтобы скрыть смущение.

- Как я, - легко соглашается она, не поддаваясь на уловку, - чего красоту не подчеркнуть? Что ж, если тебе лучше – я пойду.

- Куда? – против воли вырывается.

- Отдохну. Устала. Полночи ты бредил и метался. Жар никак сбить не могла.

- А Хелиг где был? – спрашиваю, а сам удивление не могу скрыть: это она подле моей постели всю ночь сидела? Ухаживала и лечила? После всего того, что я, дурень, сделал. И стыдно мне, и радостно отчего-то.

- Выгнала я его, как он с ножом на тебя бросился. Думала – зарежет, а он тебе волосы обрезал. По какому-то странному обычаю, якобы для здоровья.

Рука невольно тянется к голове. Под пальцами непривычно короткие пряди. Может я так страшен, что она потому уйти хочет? Пытаюсь пятерней пригладить вихры. Чтоб хоть чутка ей понравиться.

- Дай я, - она возвращается, снимает с запястья странную толстую нитку, что тянется, осторожно собирает мои волосы спереди и стягивает в узел этой штукой на затылке. Так и правда удобнее выходит, - ну вот. Намного лучше. Еще затылок вот тут укоротить как следует – и будешь красавчик. С аппетитной задницей, - задорно улыбается, даже подмигивает и направляется к выходу.

Остановить ее хочу, аж зубы ноют. Хочу, чтобы рядом сидела, говорила и улыбалась. Пусть даже издевается всяко – лишь бы не уходила. Начинаю понимать, отчего друзья мои вокруг нее вьются. Она как теплым взглядом окатит – так хочется в нем нежиться безраздельно. Только открываю рот, чтобы попросить ее остаться – как полог откидывается и заходит Драгомир. Вот же принесла нелегкая!

- Драг? Ты как тут? – удивляется она и слабая улыбка тронула губы.

- Не выдержал, к тебе сорвался. Так и знал, что ты неугомонная, будешь обихаживать сирых да болезных. Сама как? – он кладет руки ей на плечи, а я их вырвать хочу с корнем, едва рык сдерживаю.

- Нормально. Устала немного.

- Ну-ка, - Драгомир кладет ей ладонь на лоб. Понимаю, что помогает ей ворожбой своей, но не хочу этого! Страсть как не хочу! Она облегченно вздыхает, и улыбка становится шире.

- Спасибо. Хоть голова прояснилась. А то, как в тумане…

- Неудивительно, ночь не спала поди. А что с нашим выздоравливающим? Здравия тебе, Гор! – поворачивается друг ко мне.

- И тебе не хворать. Спасибо что вспомнил. Как обжиматься закончишь – подходи.

- Вижу, что тебе уже лучше, раз злишься, - коротко смеется волхв, - сама лечила? Чем?

Она вместе подходят к моей кровати. Демонстративно подсаживаюсь повыше, хоть и голова шумит. Одеяло небрежно лежит на бедрах. А не буду его поправлять! Ни тела, ни ран своих стыдиться не буду. Чай, не баба. Яра бросает на меня короткий заинтересованный взгляд, а мне горделиво грудь выпятить хочется, чтоб дольше любовалась. Нешто нравлюсь? Или померещилось?

- Литическую смесь, когда температурил. Потом капельницы. Раны хлоргексидином. И антибиотик. Вчера и утром.

- Это что? Буквы в смешные слова сложила – решила за умную сойдешь? – брякаю я, чтобы скрыть полное непонимание, о чем они говорят.

Она смотрит на меня, а во взгляде нет и намека на утреннюю улыбку. В глазах карих только разочарование. И зачем я опять с ней так? Дурень! Снова все испортил.

- Драг, - она демонстративно поворачивается к волхву, - я думаю нам вернуться нужно побыстрее. Здесь мы, как на ладони. Осмотри раненного, если дорогу выдержит, лучше долечиться в городе.

- Да я хоть сейчас! – бросаю им обоим. Ведут себя как родители у постели дитяти неразумного.

- Согласен. Ступай, Яра, твои орлы измаялись все. Шатер прожигают глазами, тропу вокруг протоптали уже. Перекуси и ложись отдыхать. А я здесь разберусь. Раньше обеда точно в путь не тронемся, - легко улыбается ей и подталкивает к выходу.

Она устало трет лицо, кивает и выходит из палатки. А Драгомир набрасывается на меня, едва не с кулаками.

- Ты что творишь, Гор? Ты хоть знаешь, что она для тебя сделала? Она жизнь свою на кон поставила, чтобы тебя и твоих людей из плена вытащить. Слышал, поди, какие у каганчи забавы в пыточной? А ее могли сначала через войско пропустить, только потом на дыбу. Она тебя, дубину стоеросовую, из Нави вытащила! Слышишь меня? Ты дух свой испустил на этой постели, сердце не билось, а она тебя с того света вернула! Ты ноги ей целовать должен, а ведешь себя как скотина неблагодарная!

- Брешешь, - сиплю я, придавленный словами друга.

- Если бы! При воинах твоих она это сделала. Горыныч рассказал, остальные подтвердили. В лагере на руках ее носить готовы. Шестнадцать вас в плену было, слышишь? Она одна сделала то, что никто не смог. Эх, надавать бы тумаков, чтоб мозги на место встали.

Молчу, не в силах поверить услышанному. Не бывает такого, чтобы из Нави возвращались ушедшие! Не могла она! Потом людей расспрошу, может привиделось им чего?

Драгомир, придавив гнев, начинает водить надо мной руками. Между его пальцев пробегают всполохи.

- Если бы не надобность уехать, ни за что тебя лечить не стал.

- Да я и не прошу! – вспыхиваю я.

- Ради нее делаю, - холодно отвечает волхв, - чтоб она опять ночь возле тебя, дубины, не хлопотала, когда раны откроются. После пришлю Хелига, пусть выхаживает. И как только старик тебя терпит?

Загрузка...