Поворачиваюсь к Драгомиру. Он щелкает пальцами, внутри загораются факелы и костер перед большим деревянным столбом, на котором вырезан потемневший от времени суровый лик. Всполохи пламени резко поднимаются вверх и начинают играть на резких чертах, что кажется, будто нашим визитом недовольны.
Волхв усаживается перед костром, поджав ноги. Знаком указывая сделать мне тоже самое.
- Яра, я сейчас начну ворожить. Вместо кольца проводником сегодня пойдешь сама. Ты должна вспоминать все, что есть в том мире, как можно ярче. Чтобы тебя начало тянуть на ту сторону. Но без подготовки это сложно, я не копил силы. Так что гарантий у нас – никаких. Закрой глаза.
Я послушно смеживаю веки, и Драгомир начинает напевать что-то тягучее, неразборчивое. Пытаюсь вспоминать: работу, бистро, куда мы ходили в обед, кофейня возле дома. Как же все это далеко! Кажется почти нереальным, словно кадры полузабытого фильма. Вспоминаю терпкий вкус утреннего кофе, оливье и запах мандаринов на Новый год, запах любимых духов, мамины фирменные пироги с капустой. Как много воспоминаний, оказывается, хранят запахи! Они мгновенно могут перенести нас в почти забытую точку жизни. Старательно избегаю вспоминать своих реконструкторов, чтобы не скатиться сюда и в истерику.
Запах бензина и дизеля, пластмассы и горящих осенних листьев, свежей газеты и круассана… Голос Драгомира становится громче, он ширится, кажется заполняя собой все пространство. Воздух сгущается, становится тяжело дышать. Мне слышатся глухие раскаты грома.
- Яра! – почти кричит Драгомир.
Я открываю глаза. Вокруг вырезанного деревянного лица мелькают странные всполохи, словно стая безумных светлячков. Их много, очень много. Они движутся по кругу, словно стая рыбок, управляемых чьей-то рукой. Стоит странный гул, словно идущий откуда-то из-под земли.
Перевожу взгляд на Драгомира и невольно вздрагиваю. Его волосы странно развеваются, хотя ветра нет. Черты лица заострились, глаза горят странным серебристым светом.
- Яра! Мне не хватает сил! – кричит Драгомир, - дай руку!
Он судорожно стискивает протянутую ладонь, мне почти больно. Я чувствую, что ему невыносимо трудно и откуда-то знаю, что он долго не выдержит. Всполохи с его руки странно переползают на мою, но я не решаюсь одернуть ее. Странная щекотка бежит по коже, словно ожившие мурашки.
- Чем помочь? – кричу я.
- Сила! – хрипит он, - в тебе кровь моя! Поделись… Отдай… Помоги…
На его лице начинают вздыматься страшные черные вены, а в обычно светлых глазах распускается тьма. Мурашки на моей руке жгут, с каждой секундой все сильнее, словно кто-то тушит об руку два десятка сигарет. Что же мне делать? Неужели все кончено?
- Возьми! – кричу я изо всех сил, - возьми сколько нужно! Сколько хочешь! Возьми все… - солнечное плетение пронзает такая невыносимая боль, что я невольно кричу. Сжатые рукой волхва пальцы едва не хрустят от нажима. Секунду ничего не происходит… Потом по моей голой коже начинают ползти фиолетовые точки. Они стадом устремляются на руку Драгомира, фиолетовые всполохи бегут по его волосам и глаза вспыхивают фиолетовым. Воздух странно, судорожно дрожит.
Последнее, что я помню – это толчок в спину и пальцы волхва, стянувшие с пальца неожиданно нагревшееся кольцо. Тьма укрыла меня пеленой, и я потеряла сознание.